– Как понять «важно для тебя»? А для тебя это неважно?
– Согласись, это пережитки прошлого. Но, возможно, я недостаточно осведомлен об обычаях землян…
– О каких еще обычаях?! – взорвалась Анна. Я старался сохранять спокойствие, хотя делать это становилось труднее.
– Та фраза, «ты мне нравишься». Сейчас, когда уже больше семидесяти лет известен ЭТС, она потеряла…
Я не договорил. Я видел, что Анна отчаянно пытается понять меня, но у нее не выходит.
– Какой. еще. ЭТС? – чеканно выдавила она.
До меня начало доходить, что она действительно о нем не знает. Понадеявшись, что она просто не поняла аббревиатуру, я пояснил:
– Эффект трех секунд. ЭТС.
Анна посмотрела на меня так, как будто я только что вручную собрал звездолет.
– И в чем он заключается? И какое имеет отношение к чувствам?
Мне стало страшно. Максимально твердым голосом, на который я только был способен в этот момент, я заговорил:
– Все просто: если незнакомые и не встречавшиеся никогда до этого люди удерживают зрительный контакт на протяжении трех секунд и более, это означает, что произошло слияние мыслей, идеалов, внутренних стремлений людей. Как говорят у вас, «они созданы друг для друга».
Анна, казалось, находилась в ступоре. Она всё еще молчала. Потом медленно поднялась со скамейки, на которой мы сидели во время всего разговора, и надломленным голосом спросила:
– А если бы я тогда при входе в класс посмотрела не на тебя, а на кого-то другого, ты…ты бы никогда ко мне не подошел?
– Конечно, подошел бы. Мы бы общались…
– Общались. Но не встречались. Правильно?
– Да… – протянул я уже не совсем уверенным голосом.
– То есть ты хочешь мне сказать, что все, что происходило с нами до этого момента, было результатом действия какого-то…эффекта?
Я не знал, что ей ответить. То, что сказала Анна, было правдой, но для нее самой, вероятно, это было дикостью.
Она шагнула в сторону и сказала:
– А я ведь влюбилась в тебя просто так. Так, как это делают на Земле. Не зависимо ни от чего. Несмотря ни на что. И даже вопреки многому. Вопреки тому, что я часто тебя не понимаю; тому, что ты часто не хочешь понять меня. А это, оказывается, тоже было эффектом.
И она ушла. Я не пытался догнать ее, потому что не мог сдвинуться с места. Просто оцепенел. Всё то, чему меня с детства учили в школе и дома, я вдруг поставил под сомнение. Может быть, люди устроены совсем по-другому?
Я так и не понял, что произошло, и еще более непонятно, что будет дальше. Вероятно, сегодня я не засну.
p.s. И уж точно никогда не буду делать каких-либо выводов на основе ведения личного дневника на курсах журналистики.
8 декабря.
Все учителя сегодня отмечают мою рассеянность, даже Роман Владимирович. Согласен с ними, я сегодня сам не свой. Хочу думать, что это из-за того, что уснул только под утро, но понимаю, что обманывать себя бесполезно: я все еще нахожусь в прострации после разговора с Анной. Ее сегодня не было в школе, вероятно, они с родителями куда-то уехали или у нее появились неотложные дела, ведь они прилетели на Поверхность совсем недавно. Но мне все равно почему-то было не по себе. Сегодня мы проходили историю ПредСовременности. Разбирали причины переселения жителей Земли на Поверхность. Люди не сумели сохранить эту планету для всех своих потомков, теперь там всего несколько участков пригодных для жизни. Надо будет подробнее расспросить Анну, какие они? По земной географии мы это проходили, но все же она жила на этой планете, видела вживую эти реки и горные массивы…кстати говоря, она так и не рассказала мне о земных морях.
9 декабря.
Утром Анны по-прежнему не было в школе. Около полудня Роман Владимирович отозвал меня и попросил навестить соседку по парте и передать ей, чтобы она не волновалась по поводу пропусков. Оказалось, она заболела. После уроков начался диспут по поводу возможности встречи инопланетной цивилизации в ближайшие 30 лет. Эта тема меня интересует очень мало, и так как на ней присутствуют только желающие, я поспешил к Анне.
Ох уж эти земляне. Там, наверное, все жители такие. Я кружил по городу с полчаса, прежде чем нашел их дом. Раньше я и представить не мог, что в местности, которую я знаю чуть меньше десяти лет, буду блуждать столько времени.
Абсолютное большинство домов на Поверхности видно издалека, они отстоят на внушительном расстоянии друг от друга. Но дом семьи Анны оказался неприметным, как будто спрятанным за соседние дома, хотя и очень симпатичным. Когда я наконец пришел, дверь мне открыла молодая женщина, которая представилась мамой Анны. Внешнего сходства с дочерью у Эльмиры Юнусовны я не нашел. У нее светло-голубые миндалевидные глаза, черты лица мелкие, прямые темно-каштановые волосы. Эльмира Юнусовна оказалась очень приятной и деликатной женщиной. Хотя Анна еще слаба, она разрешила мне ненадолго зайти к дочери, провела в ее комнату на втором этаже и плотно прикрыла за собой дверь.
Вначале я не узнал Анну: в этой бледной девушке не было даже намека на энергию. Но как только она открыла глаза, я узнал прежнюю Аню (теперь мысленно я иногда тоже так ее называл).
– Здравствуй, – сказал я. Она кивнула.
– Очень рада твоему визиту, – язвительно ответила Анна.
– Роман Владимирович просил передать, чтобы ты не волновалась по поводу пропусков, сейчас мы разбираем несложный материал.
– На сколько несложный? Что-то вроде расчета количества опор для моста Сан-Франциско?
– Да нет же. Действительно несложный. Вчера была история ПредСовременности, сегодня…
– Можешь не продолжать, – жестом остановила меня она. – Передай Роману Владимировичу мою благодарность за заботу.
– Как давно у тебя держится жар?
– Почти двое суток, – со злорадной улыбкой ответила она – так, как будто это я заставил ее жар держаться. – Если это всё, что ты мне хотел сказать, весьма признательна за посещение.
– Не только это. Анна…
– Значит, точно всё. До встречи в школе.
– Ан…Аня. – Она повернула голову. – Я хотел поговорить о том вечере.
– Макс. – Протянула она и неестественно улыбнулась. – Я не хочу тебя видеть.
Ее взгляд вдруг стал жестким, а зеленый цвет глаз – ядовитым. От ее слов веяло холодом. Но что-то внутри мне подсказывало, что она, похоже, имеет право так говорить.
– Я зайду завтра, – сказал я и улыбнулся. – Выздоравливай.
Она не ответила. Я вышел из ее комнаты, погруженный в мысли о произошедшем в эти три дня, и уже собирался прощаться, когда услышал голос Эльмиры Юнусовны: «Нет, вы не можете уйти от меня без чая!» Я был рад отвлечься от своих мрачных размышлений и быстро согласился.
Чай действительно оказался превосходным, насыщенным и невероятно душистым. Дома мы обычно пьем какао или горячий шоколад, и я никогда не считал этот напиток каким-то особенным, и даже не всегда чувствовал его вкус. Наверное, это связано с тем, что мы пьем пакетированный чай, а сегодня мне предложили «настоящий», как выразилась мама Ани, крепко заваренный чай. Что ж, сегодня я распробовал этот древний напиток.
Рядом с домом семьи Моруа я заметил небольшую беседку, укрытую декоративным плющом, но чай меня пригласили пить на просторную веранду на втором этаже. Я не увидел ее, когда входил, хотя расположена она точно напротив ворот. Чуть позже хозяйка дома объяснила мне, что со стороны веранда и правда невидима, так как ее скрывает тонкая стена из метастекла2. Цвет крыши – темно-коричневый, а стен – бежевый. Мягкие, нейтральные тона и сглаженные углы создают впечатление уюта. Ничего необычного во внешнем оформлении дома нет, но у дизайнера этого строения, бесспорно, есть вкус. Неторопливо разливая чай, Эльмира Юнусовна рассказала мне, что этот дом она проектировала сама. На Земле она была востребованным и высокооплачиваемым дизайнером, проектировала дома для «командировочных», и однажды ей предложили переехать на Поверхность вместе с семьей.