Дома мы с Эми сделали сверкающих динозавров, чтобы прикрепить их на холодильник, а потом сидели и вместе читали книгу. В какой-то момент мой сотовый телефон зажужжал на подлокотнике дивана.

Салли: макароны с сыром? Стейк? 😉

В конце сообщения он добавил подмигивающий смайлик и я, улыбаясь, качаю головой.

— Почему ты улыбаешься, Фелия? — спрашивает Эми, глядя на меня снизу вверх.

Ее лицо такое прекрасное. Такое милое и невинное. Волосы торчат спереди, колышутся от статического электричества между ними.

— Ничему особенному, маленький монстр. Один мой знакомый только что пошутил в сообщении.

— Это была смешная шутка?

—Не совсем. Он просто вел себя нахально.

Она откидывается назад, положив голову на сгиб моей руки, хихикая, показывая зубы, и мне хочется обнять ее и крепко прижать к себе. Она самое очаровательное создание. У нее такой же подбородок, такой же высокий лоб и такие же ямочки на щеках, как у отца и дяди. Точно такой же цвет волос. Та же улыбка и тот же озорной блеск в глазах.

— Что он сказал? — спрашивает она, все еще смеясь.

— Он сейчас болеет, поэтому я приготовила ему обед и отнесла к нему домой на другой стороне острова. А теперь он хочет стейк с макаронами и сыром на ужин, что очень неприлично, потому что его не так легко приготовить.

Ее глаза расширились.

— Я люблю стейк с макаронами и сыром.

— Ммм, знаю. Я тоже.

— А можно и нам тоже на ужин?

— О боже.

И вот так мы с Эми быстро сходили в магазин, а затем были на кухне с необходимыми ингредиентами, готовя ужин, который заказал Салли: стейк с макаронами и сыром а-ля Эми.

Позже, когда я привезла его еду, Салли поднял крышку со своего ужина и выгнул бровь, так напоминая Ронана, что у меня перехватило дыхание.

— А почему, позволь спросить, макароны с сыром зеленые? И почему стейк… в форме кролика?

— Это не кролик. Это велоцираптор. Ты не угадал, потому что он еще не приготовлен. Я не хотела, чтобы он остыл по дороге сюда.

Салли снова хмурится, уставившись на еду.

— Я чувствую, что тебе помогли приготовить эту еду.

— Конечно. У меня превосходный су-шеф. Пять лет. Любит зеленый цвет и динозавров. Ей очень жаль, что ты заболел, и она надеется, что ты скоро поправишься.

Салли прислоняется к стойке и тяжело вздыхает, скрестив руки на груди.

— Это какая-то дешевая уловка, чтобы заставить меня полюбить племянницу и племянника через еду? Потому что этого не произойдет. Я на это не куплюсь.

— Я в этом даже не сомневаюсь, приятель.

В течение следующей недели это не помешало мне заручиться помощью Эми в приготовлении остальных блюд для Салли. Мозги чудовища (похлебка из моллюсков с печеньем), мерзкий пирог (индейка и сладкая кукуруза — Эми не любит кукурузу). Морская болезнь, которое, по словам Эми, должно было выглядеть как рвота, но к счастью, это больше походило на очередную куриную запеканку, но Салли все равно рассмеялся.

Мои двух-трехчасовые визиты к нему по вечерам с каждым днем становились все менее напряженными и все более приятными. Чудо за чудом, но острые углы Салли постепенно стирались. На это было интересно смотреть. Он флиртовал, как дьявол, и все еще был резок, как хлыст, в своих ответных выпадах, но враждебность исчезла. Он писал мне один или два раза в день, и удивительно, что я редко хотела убить его из-за содержания. Но иногда были еще времена, когда он посылал что-то настолько варварское и чрезмерное, что я хотела сказать ему, чтобы он шел к черту, но по большей части он вел себя хорошо.

В пятницу, через семь дней после того, как он вернулся домой из медицинского центра, я вошла на маяк, и Салли протянула мне кружку кофе.

— Большой и черный, как ты любишь, — сказал он, ухмыляясь.

— Глазам своим не верю, — говорю я ему улыбаясь, беря кофе и делая большой глоток.

Салли ухмыляется, засовывая руки в карманы джинсов.

— Уж поверь. И какое же ужасное творение ты принесла сегодня? — спрашивает он, удивленно глядя на контейнер, который я поставила на кофейный столик.

— Почему бы тебе не пойти посмотреть? — Я снова беру контейнер и иду на кухню, ища тарелки.

Салли ковыляет за мной, все еще напрягаясь, изо всех сил стараясь уменьшить боль в ребрах, которая все еще мучала его.

— Черт возьми, женщина. У меня уже была дневная тренировка. Знаешь, мне не нужно гоняться за тобой по всему дому.

— Ты называешь душ и одевание тренировкой?

— Конечно. И вытирание собственной задницы. Ты хоть представляешь, как это больно-скручиваться и вытирать? — Он демонстрирует движение, крутя туловищем, а затем взвизгивает, когда его сломанные ребра дают о себе знать.

— Так тебе и надо.

— Просто открой эту чертову еду, Лэнг, — ворчит он, прижимая руку к груди, как будто это могло остановить боль.

Я открываю контейнер и показал ему, что мы с Эми приготовили перед самым моим уходом из дома.

— Это ее любимое блюдо, — поясняю я ему. — Эми сказала, что хочет сделать это для тебя, чтобы ты наконец поправился. Я объяснила, что сломанные ребра заживают чуть дольше, чем за неделю, но она, похоже, была совершенно уверена, что это поможет.

Салли, задумавшись уставился на еду: блины, утопающие в кленовом сиропе; куриные колбаски; яичница-болтунья, еще горячая со сковороды. Он вздохнул, прислонившись спиной к кухонному столу.

— Наша мама делала это для меня и Ронана почти каждый день, когда мы были на каникулах, — тихо говорит он. — Она назвала его «солнечный омлет».

Я прикусываю губу, не зная, стоит ли что-то говорить. Впрочем, какого черта. Не повредит сказать ему правду.

— Эми тоже так это называет. Ронан обычно делал его для нее.

Салли снова уставился на еду, ерзая и подергиваясь, как будто ему очень неуютно.

— Вот, черт. — Он проводит рукой по волосам и оставляет ее там, у основания шеи, сжав губы в тонкую линию.

— Давай просто поедим, Салли. Это не должно быть чем-то особенным.

— Да, ты права. — Однако он все еще выглядит так, словно из него вышибли дух.

Мы уселись за стол и ели молча. А когда закончили, Салли сделал то, что чертовски меня удивило. Он встал, а потом потянулся и взял меня за руку, заставляя тоже встать. Я подумала, что он собирается вывести меня из дома или что-то в этом роде, ведь он был задумчив и молчалив с тех пор, как я показала ему еду, но вместо этого он поднял правую руку и убрал мои волосы за ухо, одарив меня хитрой улыбкой.

— Я никогда не целовал девушку в первый раз, не будучи пьяным, — говорит он.

— Что? И сейчас не нужно. — Я пытаюсь отступить назад, смущенная, слишком потрясенная, чтобы даже на секунду поверить, что он говорит серьезно. Салли обнимает меня за талию и останавливает.

— Боже, Лэнг. Не так уж много в моей жизни легких вещей. Просто встать с постели в данный момент — это чертовски тяжелая борьба. Дыхание гораздо более утомительно, чем должно быть в большинстве дней. Не делай это слишком сложным. — Он улыбается своей дерзкой улыбкой, и у меня в груди что-то сжимается от вида его ямочек на щеках. Салли сейчас совершенно серьезен, и я понятия не имею, как реагировать. Просто застыла, встревоженная и безоружная, застигнутая врасплох.

— Я…

— Ты не хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

Я медленно киваю головой.

— Хочу. По крайней мере, я так думаю…

— Хватит думать.

Наклонившись, Салли набрасывается на мой рот, крадя то немногое дыхание, что у меня было. Если бы я хотела как-то отреагировать, оттолкнуть его или возразить, у меня не было бы времени. Он притягивает меня к себе, осторожно прижимая к своему телу, его грудь прижимается к моей, пряжка его ремня на одном уровне с моим животом. Его руки твердые и уверенные, он словно хочет дотронуться до меня везде, почувствовать текстуру моей кожи под кончиками пальцев, насладиться ощущением наших тел, так идеально расположенных друг против друга. Поцелуй из тех, что заставляют людей на улице свистеть от восхищения. Поцелуй, от которого у тебя кружится голова и подкашиваются колени. И что мне делать? У меня два варианта: я могла бы оттолкнуть его и влепить пощечину достаточно сильную, чтобы сбить его с ног, или могла бы поцеловать его в ответ.