Ноябрь выдался ужасно холодным. Небо было цвета войны — серое, черное и мрачное — и дождь был не редкостью. Роза осталась дома с детьми, когда я наконец снова увидела Салли Флетчера.

— Ну вот и все, милая. Уф, какая тяжелая штука. Должно быть, там что-то хорошее. — Сэм, женщина, которая управляла почтовым отделением, с улыбкой подвинула мне через прилавок пакет, за которым я пришла. Посылка была от мамы — наверное, еще зимняя одежда. Она боится, что я замерзну насмерть. Сэм смотрит мне через плечо и приветственно поднимает руку. — Привет, Салли. Можешь оставить его там, если хочешь. Я заскочу к тебе по дороге домой, чтобы заплатить.

Я разворачиваюсь так быстро, что чуть не теряю равновесие. И действительно, в открытых дверях почтового отделения стоит Салли, держа в руках огромное красивое кресло-качалку. Когда он видит меня, выражение его лица сменяется от полного безразличия к открытому ужасу.

— Конечно, Сэм.

Он ставит кресло-качалку рядом с дверью, согнувшись в талии, и я не могу не заметить, как коротко он подстриг свои волосы или завитки древесных стружек, которые прилипли к толстому клетчатому материалу его рубашки. На шее у него черное пятно, как будто он потер еt грязными пальцами, и никто не сказал ему о пятне на коже. Он больше не оборачивается и, не сказав Сэм ни слова, просто выходит за дверь.

— На твоем месте я бы не делала этого с собой.

— Простите? — Обернувшись, вижу, что Сэм смотрит на меня понимающе и настороженно.

— Салли Флетчер. Красивый, как сам дьявол. В какой-то момент все женщины на этом острове поддавались искушению, но он никогда не смотрел ни на одну из них. Поверь мне. От этого больше хлопот, чем пользы. Если тебе нужно сделать шкаф или починить стул, тогда Салли именно тот, кто тебе нужен. Но если ищешь кого-то с нежным и добрым сердцем, чтобы прижаться к нему на диване, когда идет дождь, тогда тебе лучше завести собаку.

— Я этого не ищу. А если бы и искала, то Салли меня бы точно не заинтересовал.

Судя по выражению ее лица, Сэм мне ни капельки не поверила.

— Тогда ладно. Но чтобы ты знала, этот человек вернулся из пустыни другим человеком, если понимаешь, что я имею в виду. Просто будь с ним поосторожнее. И не позволяй этим малышам слишком часто находиться рядом с ним.

Этого можно было не опасаться. Салли совершенно ясно дал понять, что он не передумает, когда сбежал из дома четыре недели назад. Я не слышала от него о заинтересованности в племяннице и племяннике. Вообще от него ничего не слышал, и точка.

Выйдя на улицу, замечаю, как он забирается в битый грузовик, настолько покрытый грязью, что я даже не могу разобрать, какого он цвета. Понимаю, что он хочет исчезнуть как можно скорее, но не собираюсь ему этого позволять. Встаю перед машиной и кладу ладони на капот.

— Какого хрена ты делаешь? — рявкает Салли, высунувшись из окна.

Он так похож на Ронана, что даже жутко. Я никогда не слышала, чтобы Ронан матерился, но слишком хорошо могла себе это представить.

— Ты меня избегаешь. И детей тоже. Почему?

— Ты сошла с ума. — Салли оглядывается по сторонам, словно ищет кого-то, кто согласился бы с ним. — Я занятой человек, мисс Офелия Лэнг из Калифорнии. У меня много работы. Зачем мне играть в глупые игры и избегать тебя?

— Вот это мне и хотелось бы знать. Ты даже не пришел на похороны Ронана.

Этот день был одним из немногих погожих дней, которые пережила в Козуэй. Солнце светило в течение всех сорока минут, что я стояла у могилы Ронана с детьми, температура была прохладной, но было не холодно. И тот факт, что так мало людей пришли попрощаться с Ронаном, был душераздирающим. Там, в Нью-Йорке, наверняка были бы коллеги по работе, друзья, соседи.… Здесь, на острове, единственным человеком, которого я знала в крошечной католической церкви, была Роуз, и все.

— Конечно, не пришел. — Салли поворачивает ключ в замке зажигания, двигатель автомобиля оживает, заставив меня вздрогнуть. — Знаешь, я не прочь переехать девушку. Я уже делал это раньше.

— Когда? В Афганистане?

Салли откидывается на спинку сиденья, словно получил пощечину.

— А что ты знаешь об Афганистане?

Очевидно, я задела очень, очень больной нерв.

— Ничего.

— Вот именно. Ты ничего не знаешь.

— Может быть, мне стоит это изменить. Может, стоит просто прочитать дневник Магды, и…

— Что ты сказала? — Салли перестает пытаться переехать меня и смотрит на меня в окно. Его гнев словно рассеялся в клубах дыма.

— Дневник Магды. Ронан велел мне прочитать его. Чтобы лучше понять, что произошло между вами.

— Неужели? — Салли наклоняется вперед, упершись локтями в руль, склонив голову набок. Брови так высоко подняты, что почти касаются линии волос. Он так зол, что я чувствую, как в воздухе повисло напряжение. Судя по выражению его глаз, не удивлюсь, если он меня переедет. — И что же тебе удалось узнать, Лэнг? — резко спрашивает он. Он выглядит подозрительно. Почти взволновано.

— Ничего. Я его не читала, — огрызаюсь я. Это было правдой. Я не прочла ни одной записи с тех пор, как впервые взяла дневник после смерти Ронана. О, я точно этого хотела. Он все еще лежит на моем ночном столике, и ночь за ночью я борюсь, пытаясь убедить себя в том, что чтение дневника не является вторжением в частную жизнь Салли. Но так оно и было. Я точно знаю.

— Как будто я в это поверю, — ворчит Салли.

— Ты можешь верить во что угодно. Я знаю только то, что знают все остальные на этом смехотворно крошечном острове. Ронан вернулся из командировки, и вдруг… — У меня не хватает смелости сказать остальное вслух. Только не в лицо.

— И вдруг женился на моей девушке, и у них появляется ребенок? — Салли побледнел. Его глаза наполнены намеком на безумие, которое наконец-то отделяет его от Ронана.

Что же он будет делать дальше? Еще немного покричит на меня? Я могу это вынести. Могла бы, если бы это означало, что мы с ним разговариваем. Прошел уже месяц, а Шерил так и не нашла подходящего места для Коннора и Эми. Еще пять месяцев пролетят в мгновение ока, а потом детей отправят в приют, независимо от того, что я для них хочу.

Я пришла к выводу, что мне нужно выполнить задание, для которого меня нанял Ронан, и заставить Салли взять их, но теперь, когда стою перед ним, а он ведет себя так параноидально, больше не уверена, что это лучший курс действий.

— Да, — отвечаю я ему. — Это было нечестно. Ронану не следовало этого делать. Но в конце концов, он не мог выбирать того, в кого влюбиться.

Сидя совершенно неподвижно, Салли, кажется, пытается переварить эти слова в течение секунды, что могло бы объяснить, почему он выглядел так, будто его вот-вот стошнит.

— У нас с ним было одно сердце, — наконец говорит он. — Конечно, мы должны были влюбиться в одну и ту же девушку.

Он больше не пытается меня переехать. Вместо этого Салли дает задний ход и мчится по улице задом наперед, а на меня обрушивается дождь из грязи и мелких камней, поднятых шинами.

— Тебе удалось... Боже, что это у тебя на лице?

Роуз встречает меня в дверях, Эми идет за ней по пятам, с куском торта в крошечной ручке, с шоколадной глазурью вокруг рта и на щеках. Роуз замечает мой хмурый взгляд, и у нее хватает совести принять извиняющийся вид.

— Прости. Она не притронулась к своему обеду. Либо это, либо ничего. Почему у тебя такой вид, будто ты только что каталась на квадроцикле?

— Салли, — выдыхаю я.

— Ясно. — Односложного ответа достаточно для объяснения. Роуз достает из кармана пачку бумажных салфеток. — Я как раз собиралась привести в порядок шоколадного монстра, но, похоже, тебе это может понадобиться больше, чем ей.

— Спасибо.

— Я могу поговорить с ним. С Салли. Он может быть не так вежлив с тобой, но не посмеет быть грубым со мной. Он придет на мой день рождения на следующей неделе. Ты тоже там будешь. К тому времени ему придется научиться держать язык за зубами, иначе я вырежу эту чертову штуку прямо у него изо рта.