– На этом основании мы можем отправить тебя на корректировку.

– Ну, так в чем же дело? Отправляйте.

– Зачем так сразу. Поверь мне, дорогой, в корректировке нет ничего хорошего.

– Так уж и нет?

– Абсолютно.

– Пару лет походить с жучком в голове не трудно.

– Кто говорил о «паре лет»? Абонемент всегда можно продлить, ты же понимаешь.

Потянуть время? Хотя, в моем положении вряд ли что-то может измениться. Бессмысленно говорить о правах и свободах. Я ведь прекрасно понимаю, прав тот, кто сильнее (читай тот – у кого больше денег). У меня в данный момент ни денег, ни поддержки. Придется сдаваться на милость победителя.

– Чего вы хотите?

– Доверия, ничего больше.

– И что это значит?

– Ты вот живешь, коптишь небо потихонечку, все берешь, берешь и ничего не даешь взамен.

– Точно, – кивнул я, заранее зная, что последует дальше.

За все нужно платить. За все.

– И ты, и такие как ты, все вы лезете в кластеры, в самый центр, будто здесь медом намазано. Вы только гадите и жрете, жрете и гадите. Считаете себя пупами Земли. Думаете вы независимые? Думаете, вам не обязательно подчиняться? Думаете, сможете выживать сами по себе? Тебя никто не держит, эмигрируй, примыкай к дикарям. Пожалуйста, пути открыты, – он сделал рукой широкий жест. – Нет? Не хочешь? А чего хочешь?

– Послушайте, инспектор, я действительно плохо себя чувствую.

– Потерпи, дорогой, потерпи. Я же терплю. Сижу здесь, беседую с тобой, а мне это очень не нравится, поверь.

– Что вам нужно?

– Пришло время отдать долг обществу.

Я-то думал, что инспектор просто железная дубина с проводками, а он вон куда. Какой высокий слог и ни слова правды.

– Давайте-ка сразу уточним, о каком обществе идет речь? О вашем закрытом клубе? Нет никакого общества, нет никакого государства. Нет патриотизма, нет ответственности, всем наплевать друг на друга, поэтому я никому ничего не должен. Заставить меня подчиняться вы можете и это – единственная реальность, остальное – сотрясение воздуха. Хотите меня нанять? Прекрасно, я не против. Остается обговорить условия. Оплатите мне имплантацию и я ваш.

Он засмеялся.

Когда речь заходит о деньгах, сразу меняется отношение.

Деньги, деньги, деньги…

– Вот что, дорогой мистер Змей, ты отнял у меня много времени. Сделаешь все, что потребуется, бескорыстно, из лучших побуждений.

– И не подумаю.

– Не глупи.

– Я вроде как на госпиталь теперь буду работать.

– Ну и хорошо. О госпитале я в курсе. Продолжай общаться, присматривайся, может и приметишь что интересное. Живи как жил. Просто, будем иногда встречаться, и беседовать о том, о сем.

– И сколько я таким образом «проживу»?

– Вполне достаточно.

Ну да, конечно.

– Что скажешь? – инспектор улыбнулся.

Интересно, скольких он сломал? Как долго может держаться воля человека эпохи Апгрейда? Ее же вообще нет.

– Я подумаю.

– Не о чем думать, дорогой, не о чем.

Судя по тому, как вальяжно себя ведет инспектор, чип мне гарантирован.

И это очень и очень плохо.

Такие дела.

– Согласен?

Я кивнул.

– Ну, вот и славно. Поправляйся, дорогой.

Похлопал меня на прощание по плечу. Вот так они и «застегивают».

Ночью дверь в палату распахнулась, вошли двое: строгие черные костюмы, каменные лица, острые взгляды. Обнюхали каждый угол, ощупали постель, молча встали у входа.

Морфы? Протезы?

Скорее всего, морфы: ровные фигуры, нигде ничего не торчит.

Появились еще двое. Первый: молодой еще человек, высокий, стройный, в костюме не таком строгом, но более дорогом (сразу видно), и суетливый – настоящий хорек. Глазки бегают, руки с тонкими длинными пальцами шарят по карманам. Вытащил коммуникатор, что-то прочитал, смешно шевеля тонкими губами, положил коммуникатор во внутренний карман и пропищал:

– Это он. Точно.

Второй.… Даже не знаю, как его назвать. Серьезный такой, усталый, седеющий. Костюм серый, запонки золотые, булавка галстука украшена крупным камнем, пальто, мягкая шляпа, коричневые добротные туфли. Одним словом, дядя. Знаете таких. Деловые люди, глупостями не занимаются. О чем-то он говорил с медсестрой. Та покивала и ушла.

Дядя сел на стул, хорек вновь извлек свой коммуникатор, показал экран, потыкал пальцем.

– Я уверен, это он.

– Простите, а вы кто? – спросил я.

– Мы представляем движение, известное вам как Истинно Чистые, – ответил хорек.

Обрисую ситуацию: нейросети, информация распространяется с немыслимой скоростью, сотни тысяч пауков день и ночь высматривают добычу. Что-либо утаить невозможно. Не нужны чипы и штрихкоды, чтобы получить сведения о ком угодно. Прячьтесь, не прячьтесь, все равно вы на виду. В этих условиях гораздо выгоднее открыто заявить о своих намерениях. Мир настолько безумен, что никто не будет шокирован.

Истинно Чистые так и сделали.

Они считали человеческое тело идеалом и провозгласили отступление от этого идеала преступлением. Они выступали против морфов и протезов, но не против технологии как таковой, они хотели, чтобы люди не менялись до неузнаваемости, сохраняли хотя бы видимость человеческого облика.

Намерения благие, но что за этим скрыто? Думаю, то же, что и обычно -деньги.

Деньги, деньги, деньги…

В правлении Директории фракция Истинно Чистых занимала видное положение, их многие поддерживали.

А еще они устраивали чистки – уничтожали НПМ-чудовищ на окраинах Северо-Западного Кластера, для чего содержали боевые подразделения, отряды фанатиков.

И еще ходили слухи, один страшнее другого.

Я, похоже, здорово влип.

– Сколько тебе лет? – спросил дядя. Голос у него был холодный, жесткий. Ну да мне не привыкать.

– Не знаю.

Он посмотрел в мой единственный глаз, будто ножом пырнул.

– Впрочем, это неважно.

И хорьку, резко, приказным тоном:

– Завтра же транспортировать.

После чего поднялся и ушел, истуканы у входа последовали за ним. Хорек задержался ненадолго.

– Мы тебя обыскались, дружок, ноги сбили, – ядовитенько так говорит, с полным сознанием своего превосходства.

– Пожалеть вас?

– Ух, какой колючий.

Он потрепал меня по щеке.

– Увидимся.

Мерзкий тип. Наверняка в детстве обижал маленьких.

– Жду не дождусь, – это я сказал закрытой двери.

Такие дела…

Рано утром что-то ударило меня по лбу. Я проснулся.

Окно было разбито, в воздухе парил маленький коптер, на кровати лежал коммуникатор.

Так-так, ребятишки вспомнили о моем существовании, не иначе.

Раздался звонок, на экране коммуникатора появилась красная рожа Бригадира.

– Эгей, Змееныш! Как здоровье, приятель? А мы-то уж думали, ты отдал Богу душу.

– Жив, как видишь.

– То-то, что жив. Не торопись на тот свет, пока не закончил дела на этом.

Ухмыляется.

– Какие дела?

– Да как же, а груз, который ты профукал? Фирма понесла убытки, надо это как-то уладить.

Деньги, деньги, деньги…

– Должок я верну.

– Вот как? Вернешь? Тяжеленько это будет сделать с жучком в черепушке. Или у тебя завелся доход на стороне?

– Ничего, как-нибудь.

Он посерьезнел.

– Что сказал застежкам?

– Ничего.

– Не ври мне, Змееныш!

– У них уже были показания.

– А… Верно, двоих прихватили по горячим следам. Между прочим, из-за тебя, милый. Я потерял двух работяг, так что должок-то получается немаленький.

Я молчал.

– Не вздумай смыться, Змееныш и ничего не говори! Понял?!

– Понял.

Лучше не спорить и не грубить, хотя уже все равно. Что сможет эта сявка против Истинно Чистых?

– Оклемаешься – приходи. Я тебя жду, приятель. С нетерпением.

– Непросто будет прийти, меня здорово охраняют.

– О! А ты постарайся, приятель. Сам знаешь!

Экран погас. Коптер покружил по палате и вылетел в разбитое окно.