Ну да. Так, зачем тогда всё это? Явно не затем, чтобы гулять до тошноты и жевать через силу. Не сегодня.

Она вздохнула. Возвращаться домой тоже не очень хотелось. Там предстояла приборка в неуютном непривычном временном жилище. Похоже, любое действие сегодня вызывало у неё внутреннее сопротивление. В итоге она всё-таки дотащилась до своего дома и свалилась на лежак, уже привычно поджав ноги, чтобы не повалить горку своих вещей, и замерла так, уставившись в точку…

Спать? Нет. Маятно. Тяжко. Тоскливо. Это не уйдёт само по себе.

…Надо хоть немного прибраться. Хоть чуть-чуть, из последних сил. Она перевела взгляд на кучу вещей и на свою походную сумку. Можно было бы разложить всё по вещевым мешочкам. Но куда их поставить? Пыльный пол для размещения вещей не годился, мыть сейчас совсем не хотелось. Амелия поднялась на кровати и села со вздохом. Так холодно под закат. И так неуютно. Солнце село, и внутренний мрак пошёл в наступление. Перспективы не казались уже такими радужными и остатки оптимизма испарились. В темнеющем помещении были только она и её безрадостные мысли.

Не помешало бы привнести сюда немного света… Только где его взять. Внутренний сегодня тускловат от усталости. Ами подняла глаза к безжизненной колбе, висящей посередине котти. Ведьмия. Тут нужна ведьмия, которой ей не хватало всю её жизнь. Нету так нету. Она вновь тяжело вздохнула. Не тащить же опять свет с улицы.

Придётся задействовать свой талант выкручиваться из сложных ситуаций. Вот и пригодится многоцикловая привычка разглядывать вещи в полутьме, выработанная в ходе лесных прогулок. Разгильдяйка аккуратно выдернула из кучки вещевые мешки, стараясь при этом не рассыпать по пыльному полу остальное содержимое. Решив прибегнуть к компромиссному варианту, она грубо рассортировала вещи на три категории по мешкам и поставила их на протёртое место на тумбочке. Уже отличное начало.

С трудом заставив себя дотащиться до умывальника, она опустилась около него на пыльный пол. Вот и тут протёрла. Славненько. Ополоснув руки и кое-как почистив зубы, через некоторое время тупого смотрения в воду, она всё-таки заставила себя встать и отправиться в кровать. Поправив постель на лежаке, она завернулась в плед. Хорошо, тепло, уютно. Неохота переодеваться. Да и незачем. Потому как если замёрзнут плечи или ноги, уснуть не удастся.

Несмотря на явное облегчение от принятия горизонтального положения и ощущение некоторой безопасности, полученное с помощью отгораживающего её от холодной реальности пледа, засыпать она, по-видимому, так и не собиралась. Не хотелось закрывать тяжёлые веки. Казалось, от этого станет только хуже. Не хотелось оставаться во тьме совсем с самой собой, пока была хоть небольшая возможность убежать от этого во внутренние диалоги, в череду бестолковых мыслей, воспоминаний.

Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем её глаза сами собой оказались закрытыми и появившиеся перед ними картины были ещё одним поводом, почему ей могло не хотеться отправляться во тьму её бессознательного, к мраку в её сновидениях.

Мраку ли? Нет. Сейчас всё пространство было залито рассеянным светом. Ами сидела за столом во время семейного празднества. Она не заметила, как сзади подошла мать. Почувствовав движение воздуха и увидев упавшую на стол тень, Амелия обернулась. Иветт стояла неподвижно и смотрела на дочь тяжёлым испытующим взглядом. Жутковато. Как всегда.

– Знаешь, что я поняла? – спросила она наконец, после драматической напряжённой паузы.

– Что. – безразлично отозвалась, отворачиваясь, привыкшая к подобному поведению матери, но всё же неприятно удивлённая её внезапным вниманием Ами.

Она попыталась сосредоточиться на разглядывании кувшинов с напитками, стараясь сгладить для себя неприятную натянутость ситуации.

– Я вела свои записи во славу предшествующих. А ты. Ты делаешь что-нибудь во славу древних?

– Нн-нет. – немного подумав, пожала плечами Ами. – Определённо, нет.

Разве что… Хм. Ами, чертя пальцем на столе какой-то символ и незаметно для себя вдруг начав задумчиво напевать, принялась вспоминать, делала ли она вообще что-нибудь под влиянием ушедших. Развоплощённых. Незримо присутствующих…

…Шепоток в ушах. Нет. Холод, пробежавший по коже руки. Не надо. Зачем она назвала их?! Прочь. Они здесь, она знает это. Прекрати, прекрати петь, Ами. Она резко замолчала. Стало страшно. Вот-вот кто-то из них проявится. Она замерла от ужаса. Что же делать?

В следующий момент она уже спокойно, повернувшись, открыла рот и принялась пожирать свою мать. Они начали сливаться в единую массу, из которой через какое-то время раздалось: "Эй. А я ведь личность!".

Ами резко открыла глаза. Те тяжелые веки стремились вновь погрузить всё во тьму. Нет, нет. Не спать. Не спать. Только не обратно. Мы попадём туда же…

Всё продолжится. Недопустимо. Всё это сейчас слишком реально. Вот-вот в этой темноте перед ней появятся духи, и сумасшедше колотящееся сердце бухнет о рёбра последний раз и остановится навсегда от ужаса. Амелия поёжилась. Было зябко и ветер холодил спину дополнительно к тому, что её прошиб холодный пот. Спина не прикрыта!

Брешь быстро была устранена. Как будто одеяло кого-то когда-то спасало от нематериальной, проходящей сквозь объекты и время угрозы. Ами сидела, накрыв голову пледом. Её не волновали сейчас никакие логические доводы, ей было просто не до них. Если бы она умела делать ведьминский огонь. Здесь не было бы так темно. Она бы осветила пространство вокруг… И увидела, что в доме нет никаких духов. Или… что кто-то из них стоит в углу. Или… нависает над её кроватью. Нет.

«Нет. Никого нет. Никого нет. Успокойся, лап."

Она начала непроизвольно раскачиваться, как это частенько случалось, когда она была сильно взволнована.

"Приспусти одеяло, и ты увидишь, что здесь никого нет."

Ами печально покачала головой сама себе. Нет. Никого нет.

"Эти шорохи – просто ветер, дующий под входное покрывало. Это шарканье – отзвуки с улицы. Ничего не бойся. Проверь. Никого нет. Я отвечаю.»

Ами приспустила с глаз одеяло, готовясь к худшему. Никого не было. Только темнота. И разлитый в ней ужас с ожиданием чего-то. Ей очень хотелось в туалет, но встать и дойти до гигиенического ведра было страшно. Всё увиденное во сне до сих пор ощущалось реальным и было где-то здесь.

«Так. Не бойся. Пожалуйста, не бойся. Ты служивая и можешь справиться с чем угодно. Это тебя нужно бояться. Ты – вредная угрюмая сволота Ами. Которую никакие мистические или материны штучки не смеют запугивать. Справлялась в Кантине, справишься и сейчас.»

У нас нематериальный противник, глупый ты голос. Его моя служебная выучка не только не остановит, а то и насмешит.

Она выдохнула и выпрямилась, прислонившись к холодной, но твёрдой и оттого казавшейся надёжной стене, не прекращая, впрочем, судорожно прижимать к себе плед. Походный плащ, постеленный поверх лежака, выскользнул и свалился на пол. Ами покосилась на стену у себя за спиной. Пахло пылью. Пыль? На стене? Котти. Да ты шутишь. Должно быть, теперь у неё вся спина в пыли. Сейчас это практически не имело значения. Не так страшно было быть пыльной, если ты в ужасе.

«Так.» – Она постаралась привычно отвлечься от страхов рационализациями, хотя бы на время, чтобы добежать до туалета. – «Что за ерунда? Почему мне это снится? При чём тут вообще какие-то предшествующие?»

Кто предшествовал матери? Омилльки. Омилльки очень чтят духов, кстати.

"Вот тебе и объяснение." – быстро резюмировала она, поспешно вставая с кровати и откладывая в сторону плед, решительно направляясь к санитарному ведру. – "Туда и обратно в кровать. Здесь и сейчас. И никаких древних. Туалетное перемирие."

Пытаясь отвлечь себя размышлениями, Ами дошла до ведра и обратно до кровати. Очень стараясь не бежать и не запрыгивать вопя на кровать с ногами, бросаясь под плед. Духи или нет, не дождутся от неё такого шоу. Однако, несмотря на все уговоры и ухищрения, по возвращении в кровать страх не прошёл. Зато сон прошёл бесследно и ничего не оставалось, как попробовать начать размышлять о том, что же означало сновидение, чтобы вновь встать и пойти ещё и умыться.