Данила лёг на диван, укрылся по пояс одеялом и вернулся к началу дневника, где на корочке, на обороте первой страницы прочитал:

«Укрылся я в лесах,

Чтоб жизнь прожить не зря,

Чтоб высосать из жизни костный мозг,

Искоренить все, что не жизнь,

Чтоб не понять на смертном ложе,

Что я – не жил…».

Тепло родного дома и отсутствие вшей усыпило Данилу . Он провалился в небытие, словно в сказочный сон, оставив раскрытый дневник на груди.

Тихонько вошла мама и подсела к нему, погладила по армейскому «ёжику» на голове…

– Отрасти снова свои чудесные волосы, сынок, – прошептала она.

Взяла книгу с груди и посмотрела то, где Данила остановился: первая страница, первый абзац – «укрылся я в лесах…»

Мама укрыла Даника покрепче, как в детстве, поцеловала в лоб и вышла из комнаты.

***

Данила проснулся в 10 часов утра, отдохнувшим на сто лет вперед, от запаха свежих блинов, который проникал через неплотно закрытую дверь.

Валяться не хотелось и Данила сел на кровати, свесив ноги – он хотел умыться, позавтракать и жить, жить, жить!

Данила одел штаны и пошёл на кухню поцеловать маму:

– Привет, мам.

– Привет, сынок. Хорошо спал?

– Лучшая ночь в моей жизни, – Данила приземлился на стул и налил себе кофе.

– Кушай блинчики свежие, – сказала мама, пододвигая к сыну сметану и масло. – А тебе, кстати, девочка звонила, – после небольшой паузы сказала мама. – Одноклассница…

– Мам, я только вчера приехал. Какие одноклассницы?

– Ну, значит видел тебя кто-то…

– В ночи?..

– Она хорошая девочка! – не выдержала сама своего отстраненного тона мама. – И всегда интересовалась тобой. Но я ей не давала адрес твоей части, потому что письма шли по полгода, а уж для молодой девчонки это было бы вечностью, правда?

– Наверно… Ладно. Красивая хоть? Кто? Вика? Лена? Рада?..

– Татьяна.

– Да ладно!.. – удивился Данил. – Мы толком не общались никогда даже. Что ей надо?

– Вот встретишься на выходных и узнаешь. Она в пятницу приедет. Кстати, она в «педе» учится на психолога, – мама улыбнулась и присела за стол, дожарив блины.

– Лучше бы кто-нибудь покрасивее «позвонил» … Радка классная была всегда. С ней любовь была бы возможна.

– Любовь? Знаю я всю эту любовь – «проходила». И теперь я точно знаю, что от любви никогда ничего не остаётся, кроме пустоты. И ребёнка. Все они эти твои Вики, Лены, Саши, Даши уже замужем со школьной скамьи. А некоторые, уже и по второму «кругу» пошли – и всё это за два года, сынок! И у них уже куча детей! К чему это, скажи?..

– Мам, если бы все девчонки рассуждали так, как ты сейчас, большинство людей вообще бы не родилось… В том числе и я.

– Верно…Но я замужем была лишь раз, и ты у меня был зачат по большой любви! Жизнь сама проложит себе путь – ей «помогать» не надо! Пересаживаются с хуя на хуй, думая, что это поможет! Но хуй – это всего лишь навсего, ХУЙ в какой бы руке ты его не держала. Надо самим учится делать и деньги, и счастье, и атмосферу, и любовь… Не лезь в это дерьмо, сынок. Береги себя…

Мама в негодовании раскраснелась, а лоб покрыла испарина.

– Успокойся, мам… – Данила погладил её по руке. – Я буду беречь. Я хотел в Усть-Пристань в воскресенье смотаться, – продолжил он, – у меня там друг лежит…

Мама смотрела на Даню, а Даня на неё.

– Конечно, езжай… Переночуешь у родителей мальчика?

– Да. Сегодня вторник… Я до конца недели доколю дрова, встречусь в пятницу с твоей мадамой, субботу отдохну и в воскресенье рано утром двинусь. Я с Усть-Пристани сразу на город поеду, мам. Осмотрюсь, по поводу работы узнаю, по поводу жилья и тому подобное…

– Так, а я тут суетиться хотела… – спохватилась мама.

– Мам, – Даня наклонился вперед, – а если он меня не возьмёт? И даже если он скажет «да», я не хочу быть обязанным этому борову жирному, ясно? – Даня сделал глоток кофе и закрыл глаза – утро перестало быть добрым. Голова заныла. – И вообще твоя идея оставить меня здесь, в этой клоаке серой, мне не нравится. Я не хочу до пенсии ползать на работу, которую терпеть не могу, а потом, перед смертью, не мочь вспомнить, жил я или нет…

Данила посмотрел на мать и понял, что обидел. Он протянул свою руку через стол и свою ладонь положил на её запястье:

– Мама, прости меня… Пожалуйста.

– Да нет, ты прав… – сказала мама, смахнув украдкой слезу. – Ты молод и ничего тебя не держит – лети, куда хочешь… У меня не было твоего выбора в своё время и всё благодаря «любви». У меня родился ты в восемнадцать лет и весь мой смысл жизни соединился в тебе: мне надо было работать, одевать тебя, обувать, кормить. А ещё при этом и как-то определяться в этой жизни – я уже тогда понимала, что без профессии и образования, которое как раз и открывает «двери» на хорошие профессии, ничего не получится. И поэтому я грызла зубами в прямом смысле слова тот «гранит» … У меня не было выбора по типу того, что: «хочу-не хочу». Не имела права пробовать удачу «на вкус». И, знаешь, я так никогда и не поступила бы в институт и не закончила бы его и потом не стала врачом, если бы не моя мама, – твоя бабушка. Потому что она растила моего ребёнка – Тебя… Видишь, сколько «бы»? Вот так… Сыночек, – мама положила свою ладонь поверх ладони сына, – грызть костный мозг жизни, это совсем не значит подавиться костью. До костного мозга жизни ещё далеко!..

***

Данила вышел на улицу и резвый и колючий мороз забрался ему под свитер. Но это лишь подбодрило Даньку, и он весело принялся за работу: выбрал самую большую чурку, поставил её на землю, на неё поставил чурку поменьше и – «тюк!» колуном. Полежавшие под осенними дождями дрова, напиленные чурками, и, к тому же, прихваченные первым морозом, кололись легко.

Погода стояла классная – тихая и спокойная. Солнца не было видно, но небо озарялось его лучами, делая небосвод изумрудным: тонкая полоска зелёного, затем, пошире, – синяя, а затем, – белёсая, и вовсе прозрачная – за горизонтом.

Под ногами хрустел тонкий слой снега, ночью выпавшего, и воздух был чист и прозрачен. Даня не заметил, как проработал до самых сумерек.

В пятницу вечером Данила стоял в центре села на улице и ждал Татьяну.

…Это была единственная девчонка, учащаяся на «4» и «5», ни разу не давшая ему списать. Только сидела и улыбалась через плечо со своей второй парты второго ряда, несчастному «пассажиру», сидящему на «камчатке» первого ряда и «тонущему» по алгебре.

Мороз начинал пробирать, и он переминался с ноги на ногу, когда в свете фонарей и проходящих машин он узнал её по походке – походке весёлого ковбоя, без лошади. Рост метр семьдесят, большая грудь, спина, переходящая в попу, но попу не образующая, и лицо, круглое, как луна. Добрые зелёные глаза её, говорили о добродушие и весёлом нраве.

– Привееет! – как всегда в своей обычной манере поздоровалась Татьяна и поцеловала Данилу в щёку.

– Привет… – сдержанно поздоровался он.

– Давно ждешь?

– Нет.

– Нууу… Куда пойдем?

– А какие тут приличные варианты у нас, кроме «уюта»? – лениво процедил Данил.

– Пойдем туда… – Татьяна взяла его под локоть, и они двинулись к кафе.

Через 15 минут ребята уже раздевались в душном гардеробе сельской «бухашки». Помещение состояло из двух этажей: на первом был бар и барная стойка с несколькими столиками, а также большой обеденный зал, в котором праздновали свадьбы или справляли поминки, а на втором этаже стояли только столики. Данила решил, что на втором этаже будет спокойнее, потому что основной «тусняк» был у бара. Он купил водки, сока, два литра пива на розлив, чипсы и штук двадцать сосисок в тесте. Собственно, сосиски он скупил все. Молоденькая девочка, выполняющая тут работу уборщицы и официантки одновременно, сказала, что принесёт им всё наверх, но Данька справился своими силами, только сосиски не влезли ему в руки и их взяла Татьяна.