Это произошло до того штурма. Однажды, намотав свои тонкие нервы на кулак, Данила с Вадимом и Серёгой – «металлистом», среди ночи, попёрлись за водкой в соседний аул. Они взяли с собой по одной гранате и пистолеты. Жара была жуткая в ту ночь, они не стали одевать кителя – пошли в одних майках и поверх них – разгрузки. Данила захотел надеть бронежилет, за что друзья высмеяли его, но… Хочет – как хочет. Бережёного сам Бог бережёт. Никто бы этих щуплых, дошедших «до ручки» пацанов, не принял даже отдаленно за спецназ. Что это было и к чему? Протест? Скука? Усталость? Желание погибнуть или пощекотать нервы, будто этого не хватало в их жизни итак? Зачем это надо было делать, спросил только Серёга, но и он это сделал не «с пристрастием», а так… Просто ТАК. Ребята отправились в «самоволку».

Дорогу они знали хорошо, путь был недалекий, и пацаны быстро добрались до «самогонщика». Было темно, хоть глаз выколи, но ребята отыскали нужный дом и постучались в ворота. Через минуту на крыльце появился хозяин со свечой в руке и шёпотом пригласил войти. Вошли в дом только Данила и Серёга, а Вадим схоронился под высоким крыльцом – для всех, кто бы ни был в этом доме, «гостей» было только двое.

Ребята зашли, а за ними, закрыв двери, вошел сам хозяин – старый, но ещё бодрый, сухожильный чеченец. Дом изнутри был очень тесный: с порога сразу кухня со столом посередине, слева кровать и шкаф, за печкой, напротив входной двери, был ход в другую комнату, завешенный занавеской. Ребятам хотелось обезопасить себя, осмотрев и вторую комнату, но это было не прилично в их положении простых «покупателей».

– Здравствуйте, – поздоровался Данил. – Нам бы водки…

– Говори тише, – оборвал его чеченец, – спят мои.

Данила перешёл на шёпот:

– Нам бы водки…

–Я понял, зачем вы пришли среди ночи. Хотели бы проверять меня, не любезничали бы на воротах. Сколько вам?

– Бутылок восемь.

Даня посчитал по бутылке на каждый карман под автоматные рожки на разгрузке.

– Подождите…

Чеченец скрылся за занавеской. Послышался встревоженный женский шёпот.

Чеченец оборвал его, сказав что-то резкое на своем языке.

В это момент раздался топот шагов на улице и стук в дверь. Чеченец выскочил из-за занавески с каменным лицом:

– Это не «ваши» ?..

Испугались и ребята:

– Не знаем мы, – ответил Данил.

– Спрячь нас! Быстро! – скомандовал Серёга и, достав пистолет из разгрузки, направил его на старика.

– Куда?! – провыл старик.

– Куда хочешь, иначе всем нам пиздец, – проговорил Данила и достал свой ствол. – Скажи куда прятаться и открывай двери иди.

– По ниже который, – ты, – он кивнул на Серёгу, – лезь в спальню под кровать. А ты в шкаф! – бросил он Даниле. – Тоже в спальне он стоит…

Они, наконец, зашли за занавеску, за которую так хотели заглянуть. Там стояла кровать, на которой сидела уже одевшая халат пожилая женщина и девочка лет 15, тоже в халате поверх ночнушки. Серёга забрался под кровать с гранатой в руке.

В дверь постучали настойчивее и раздался голос:

– Хозяин! Открывай блять!

Данила схватил девчонку за волосы и поднёс ей к горлу нож:

– Это точно не «наши», понял?! – бешеным шёпотом процедил он сквозь зубы. – Я заберу её с собой в шкаф. Я зарежу её там, если ты нас выдашь! Помни об этом всякую секунду, дед…

Женщина тихо завыла что-то по-своему и заплакала, протягивая к ребёнку свои руки.

– Замолчи, мать, и сиди смирно! Я спроважу их… Иди в шкаф, боец. Не нервничай… – успокоил Данилу чеченец.

Даня залез в шкаф, и приказал девочке закрыть створки. Он прикрылся ею, как щитом, поставив впереди себя, а руку с ножом обвил вокруг её шеи:

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Амина…

– Я ничего тебе не сделаю, Амина, не бойся…Малыш… – он прошептал ей это на ухо, неожиданно нежно для самого себя. И почувствовал, как она сильнее прижалась к нему спиной, а может, это он сам вцепился в неё, словно утопающий за соломинку.

Хозяин отворил двери и кухню заполнили бородатые боевики… Главарь, здоровенный мужик лет 30 – 35, оглядевшись вокруг и заглянув за шторку, не заподозрил опасности и отправил двух часовых на улицу. В доме осталось пятеро бойцов и хозяин. Шестой боевик, с пулемётом, остался в сенях, не запирая внутреннюю дверь. Боевики сели за стол. Стула было всего три и один табурет у печки, поэтому на стулья у стола сели главарь и, видимо, две его «правых» руки – остальные остались стоять, подперев стену дома.

– Ну че? – главарь бандитов взглянул на хозяина. – Угощай гостей, что ли.

Дед вёл себя достойно и ничем не выдавал своё беспокойство: он зашёл в спальню, достал три бутылки самогона и поставил их на стол. Из комода достал четыре стакана и так же спокойно выставил их перед боевиками. Всё то время, что он суетился, главарь пристально наблюдал за чеченцем. Автомат боевика лежал на его коленях.

– На отшибе живешь, – нарушил тишину главарь. – Ну вот я и думаю: дай зайду. Все равно гулял без дела. – он улыбнулся. – Я Алхазур.

– Иса, – ответил чеченец. – Закуска в сенях… – произнес Иса и двинулся в сторону сеней, но главарь остановил его:

– Сядь! – Иса рухнул на табурет у печки. – Балу нам принесёт. Правда ведь, Балу? – повысив голос, Алхазур шутливо позвал своего пулемётчика.

Тот, не говоря ни слова, занёс на кухню хлеб, банки с соленьями и кастрюлю с лагманом.

– Хорошо живешь… – с укором сказал главарь. – Хитрый, да?

– Чем Аллах послал…

– Ну, конечно. Аллах милостив…

Один из сидящих за столом боевиков открыл бутылку самогона и разлил по стаканам.

– Давай выпьем, старик, – Алхазур протянул чеченцу стакан. – Смерть неверным! – И он залпом проглотил содержимое стакана, а за ним и его товарищи.

Иса придвинул табурет к столу и выпил самый последний из них.

Пять минут спустя, ситуация перестала казаться Исе ужасной – самогон сделал свое дело. Иса даже осмелел:

– Ты чеченец, Алхазур?

– Да.

– Ну и как живётся?

– А тебе как? – Алхазур упёрся локтями в край стола. – Правоверные мусульмане сражаются за свою Родину, за свободу, и погибают каждый день от рук неверных, а ты? Сидишь и ждёшь, скотина, когда всё кончится, чтобы снова пахать свой огород и сажать картошку. Похую тебе, под кем жить и кто тебя на работу гонять будет.

– Мир, – спокойно произнес Иса, – это наивысшее счастье для старика. Старость, проведённая в мире и покое, в окружении любимых и любящих и родных людей: супруги, детей, а затем детей их детей и детей их детей… А потом тихая смерть в своей постели. Но я лишился этой возможности. Мне 62 года, и я потерял любимую дочь на этой войне. За геройство немногих – страдание миллионов, это слишком большая цена. Но я заплатил… Не видел я ничего плохого в земледелии и поедании собственных плодов со своего огорода, не видел я ничего плохого, когда работали заводы и фабрики и наш город процветал. Он не был разрушен до основания, не был залит кровью покалено, не был городом–призраком. И я рад был ходить на работу и мечтал об отдыхе. А сейчас? Что есть сейчас у ВАС? То, что началось вот так, – Иса махнул рукой в сторону окна, – так и закончится. А, может, не закончится никогда… Я заплатил своим ребёнком, и я тебе ничего не должен и не боюсь тебя, понял? – он, с ненавистью прищурившись, подался туловищем слегка вперёд и сглотнул накатившие слёзы.

– Сказать по правде, – прервал его Алхазур, – чешется у меня рука пристрелить тебя, старик. Но я тебя уважаю. Что-то есть в тебе из…прошлого, из старины. Наверное, ты просто похож на моего, выжившего из ума, трусливого старика.

Вадим лежал на улице под крыльцом и наблюдал двух боевиков. Они о чём-то говорили на своём, временами весело смеялись… Один из них зашёл отлить за крыльцо и его моча, просачиваясь чрез доски, попадала на Вадима – на его автомат, майку и лицо. Вадим стиснул зубы и терпел. Он понимал, что должен стерпеть. Если в доме тишина, значит, ребята тоже спрятались и ещё есть шанс на то, чтобы выбраться отсюда живыми. В доме тишина… «Надо ждать», – подумал Вадим.