Оценив улов, подошла к зеркалу и оглядела себя, запыхавшуюся, в порванном пеньюаре, с вздымающейся грудью.

– Хороша! Прямо Диана после охоты.

План менялся на ходу. Уйти до прихода слуг ей уже не удастся. Поэтому сначала придется заклеить говорливому Марио рот.

Марина бросилась в кухню. Кроме лейкопластыря, прихватила из аптечки две ампулы. Этого будет достаточно.

Марио очнулся, когда Марина уже наклонилась над ним, выбирая место для укола. Его расширенные глаза с испугом следили за шприцем.

– Что, мой мальчик, еще мечтаешь о бриллианте? – хищно осклабилась Марина. – А давай поиграем в больничку. Я медсестра. А ты смертельно болен. С-м-е-р-т-е-л-ь-н-о, понял?!

Итальянец испуганно замычал и замотал головой.

– И правильно. Пора покаяться в грехах, – и без колебаний ввела иглу.

Наблюдая за действием лекарства, Марина процитировала свое любимое место из гимна Сократа:

– Мы приходим в мир,

Сжавши руки в кулак,

Будто хотим сказать – всё мое!

Мы уходим из мира с открытыми ладонями,

Ничего я не взял, ничего мне не нужно!

Весь я ваш, боги!

Веки итальянца медленно закрылись, и она с облегчением выдохнула.

Первый акт пьесы завершен.

Марио приходил в себя долго и мучительно. В голове щелкал метроном, во рту ссохлось, как после зверской попойки. Глаза не различали ничего. Связанные странно руки – на груди, и спутанные скотчем ноги напомнили ему о сумасшедшей русской.

– Стерва, выберусь, убью, – прошипел он и пошевелил затекшим плечом. Но тут же натолкнулся на что-то твердое. – Вроде, дерево.

Где он? Попытался хоть что-то разглядеть – темно, как в могиле. Куда его засунули?

Холодно и сыро. Запах старого подземелья навязчиво лез в нос.

Марио напрягся и тут же ткнулся другим плечом в противоположную стену. Пространства ноль. Он в чем-то узком. Труба? Сдвигаясь всем телом вниз, уперся ступнями в преграду, а коленями в деревянную крышку. Она что, и вправду его похоронила? Медленно еще раз попытался двинуться вверх. Безрезультатно. От ужаса замер, не веря в происходящее. С каждой минутой понимая ограниченность пространства. За оцепенением накатила истерика. Он изворачивался, бился в деревянные стены, несколько раз перевернулся, всё больше проникаясь сознанием, что находится в гробу. Сначала страх парализовал, потом перешел в дикий крик, вой. Но голос осип. Из глотки вырывался только хрип.

Мелькнула мысль: «Крича, быстрее истрачу кислород». Он где-то читал об этом. Марио затих, уткнувшись лицом в обрывки мятой бумаги. По лицу текли слезы беспомощности. Умереть вот так… живьем похороненным?

Нет! Он совсем еще не жил. Он вообще еще не жил. Марио, обдирая плечи, подтянул связанные руки к лицу и попытался перегрызть узел. Но обернутые несколько раз шелковым толстым жгутом, вывернутые запястья начинало сводить судорогой при каждой попытке вцепиться в веревку зубами.

Он пытался извернуться, чтобы принять более удобное положение. Бесполезно. Слишком узкое пространство не давало возможности дотянуться до заветной цели. Но он не хотел сдаваться. Должен быть выход. Отец внушал, что безвыходных ситуаций не бывает. Что получается, врал? Нет, просто отец не вляпывался в грязные истории.

Грязные истории. Так вот оно наказание?!

– Господи! Помоги мне! Во имя всех святых, обещаю жить честно. Если выйду живым, больше никогда…

И Марио заплакал, по-детски всхлипывая. Он молился, вспоминая слова, которые произносил, будучи малышом, за матерью. Он обещал. Ответа не было. Отчаяние отняло последние силы, усталость накатила, переходя в тупое равнодушие. Дышать становилось труднее, и клонило в сон. Хочу спать. Лучше умереть во сне.

Стук молотка и поток воздуха выдернули его из полуобморочного состояния.

– Ну, хватит причитать, вылезай.

Первое, что он ощутил, – свет! Какое это блаженство – видеть! Он сделал глубокий вдох: свежий воздух, пахнувший морем, наполнил легкие. Над ним – женское лицо. Опять эта русская.

Марина склонилась, пристально всматриваясь, как будто видела существо, прилетевшее с другой планеты. Проследив за взглядом, он вспомнил, что совершенно голый. Но сейчас это не волновало. Радость спасения, как вино, ударила в голову. Он продолжал лежать и глупо улыбаться.

– Ты что, замерз? Или сошел с ума? – теребила его Марина.

«А она красивая», – внезапно подумал Марио. Поднял руки. Они были развязаны. Начал внимательно разглядывать. «И руки у него красивые. В синяках, ссадинах, но красивые! Мама мия, как всё замечательно! Он живой! Чудесное воскресение!» Марио засмеялся, но тут же взвыл от боли, пронзенный судорогами в ногах.

– Аккуратно, садись, – Марина помогла ему, приобняв за плечи.

Корчась от боли в затекших суставах, Марио сел и огляделся по сторонам.

Гроб стоял на длинной лавке в винном погребе. Бесконечные ряды бочек, плесень на каменной кладке, напротив – лестница и ворота, за которыми ясно слышался шум морского прибоя и крик чаек.

– Неплохое местечко, чтобы отпраздновать второе рождение, – с трудом вылезая из ящика, пошутил он. – Вина полно. Вот только гробик для меня ты выбрала не по размеру. Ноги затекли.

– Гробик? – захихикала Марина. – Это ящик из-под напольных часов. Извини, другой тары в доме не нашлось. Ты пришел без приглашения. У меня не было выхода – прислуга не должна была тебя видеть. А грузчикам было всё равно, что вытаскивать из дома. Надеюсь, было комфортно? Или ты страдаешь морской болезнью?

– Смеешься?

– Что ты, обычное гостеприимство. Кстати, добро пожаловать в Рай.

При этих словах Марио округлил глаза, а Марина расплылась в улыбке от произведенного эффекта.

– Не пугайся. Жив ты, жив. А Рай – это остров, затерянный в тихоокеанских просторах. Маленький такой, уютный и… необитаемый. Ни связи, ни людей. Поэтому не пытайся сбежать – спасать не буду. До ближайшего населенного острова шесть часов на катере. До материка двенадцать. Вплавь не добраться, даже если ты отличный пловец. На острове мы вдвоем. Ну, если не считать лесной дичи. А ее тут полно. Убежишь в лес – сожрут. Так что выбора у тебя нет. Считай, что я Ева. Ты Адам. Такой голенький и совершенно синий. На, лови джинсы и свитер. Надеюсь, подойдут.

Марио впервые ощутил, насколько замерз. Одежда была кстати. Стуча зубами, неловко прыгал на одной ноге, пытаясь попасть в штанину.

– А ты забавный, – не утерпела Марина.

Марио потупился, набычив кудрявую голову.

– Да ладно! Хватит злиться. Давай отпразднуем твое воскрешение.

Марина налила бокал красного вина, который он осушил жадными глотками. Терпкая густая жидкость потекла по гортани, разгоняя кровь.

– Еще! – протянул пустой бокал.

– Сначала тост, – засмеялась Марина, наливая рубиновый напиток.

Затем подняла над головой бокал и четко раздельно произнесла:

– Пусть сбудется то, что ты обещал Богу, рыдая перед смертью.

Марина ехидно смотрела на Марио. Парень зло сощурил глаза и ждал продолжения.

– Как быстро, – насмешливо протянула женщина. – Уже не помнишь, как плакал и обещал никогда не ввязываться в грязные делишки?

– А ты всё слышала и продолжала мучить меня, – гневно воскликнул Марио. – Жестокая!

Марина в ответ смеялась. Как коротка память. Люди – такие гибкие и непостоянные существа.

– На. Но пей не как водку, а как напиток богов. Поверь, «Бетто Кьянти» 1816 года того стоит.

Марио послушно выпил глотками и протянул бокал за новой порцией.

– Нет. Теперь вот это – «Венецианское серебро». Этому вину 80 лет.

– И оно еще не превратилось в уксус? – хмелея, пошутил Марио. – Хочешь меня отравить?

– Ты слишком красив, чтобы убить тебя так банально. Тем более, мы на острове. И в равных условиях. Выбора нет. Ты мой Адам, – напомнила Марина, наливая новую порцию. – Вино портится при неправильном хранении. А здесь идеальные условия.

– Пей, – и протянула бокал с драгоценной жидкостью.