Все в порядке.
– Когда ты ел последний раз?
Все в порядке.
– С-сколько ты спишь?
В такие минуты желание кого-нибудь пристрелить превращается в навязчивую идею. Жужжание Приятеля, прерывистый свист ветра и шум строительных работ под окном – настолько никчемный оркестр, что режет слух, как ни крути.
Я просто жду, когда он замолчит.
Это случится совсем скоро.
Всегда случалось.
– Уже почти полгода, Алан, и…
Как бы упорно он ни старался, ему еще ни разу не удавалось говорить со мной больше тридцати секунд и вряд ли удастся.
Навязчивость – его самый большой кошмар.
А ты ведь помнишь.
Кошмары настигают нас, когда мы наиболее уязвимы. Когда нас можно высосать целиком.
И вот он сидит в моей комнате, на расстоянии вытянутой руки от своего лучшего друга, и дергает челюстью в надежде преодолеть свой упорный страх. Кусает тонкие губы и нервно сжимает пальцами черные глаза.
Социофобия. Рубрика «Фобические тревожные расстройства» F40.1 в Международной классификации болезней 10-го пересмотра.
– Я ля-ляпнул лишнего, да? Т-ты злишься?
Все в порядке, говорю я, чтобы успокоить разбухающее от волнения тело, заполняющее все пространство вокруг.
– Просто не открывай больше эту тему.
Я притягиваю шуршащий пакет и под урчание живота достаю холодные сандвичи с мясом, больше напоминающим резину.
– Никогда.
Глава 3
Приятель – не самый плохой парень.
Нам было по двадцать лет, когда мы познакомились, поэтому эту дружбу длиной около года можно назвать чем-то вроде настоящей.
Дружба, в общем-то, очень сложная вещь. Но сложнее, когда твой друг страдает психическим расстройством.
Клуб, как и все вычурные заведения, имел итальянское название «Ла Вилла» и уносил в мир пьянства, разврата, полуголых девушек на сцене, потных студентов и незапланированного секса в кабинке туалета под всеобщий ажиотаж.
Сейчас обломки здания переданы местным органам власти, которые не особо хотят брать на себя ответственность что-либо строить на месте сгоревшего клуба, а точнее на пепле своих жителей, и ждут появления какого-нибудь заинтересованного бизнесмена.
Ничего удивительного. Частая мировая практика массовых расстрелов и поджогов. То ли терроризм, то ли «Патологическое влечение к поджогам», иначе пиромания, F63.1.
Аль-Каида, наверное, локти кусала за упущенный шанс.
В общем, басы били по перепонкам так, что я, вдоволь напившись, поплелся на задний двор покурить.
И примерно в это время возле меня каким-то образом вырос Приятель.
Я взглянул на его трезвое лицо,
кивнул,
протянул сигарету
и повернулся обратно смотреть в даль.
– К-как тебе здесь нравится?
«Как тебе здесь нравится»! Этот обдолбанный социофоб даже не додумался выучить реплики под стать нашей эпохе.
Я сказал, что мне не с чем сравнивать, поэтому пусть он отвалит от меня. На самом деле, последнее я удержал в себе.
От него так и разило вонючей неуверенностью, и я спросил:
– Никогда раньше не был в клубах?
– Нет.
– Я тоже.
– Ясно, – ответил он и сделал затяжку.
Я его задел. Я это позже понял, и слава Марсу, что не в тот вечер, иначе моя совесть тут же задушила бы меня.
Короче говоря, я уже и не вспомню этот пьяный спонтанный диалог во всех деталях, но наш разговор затянулся на несколько часов, точнее мой монолог, а на утро мне пришло сообщение на почту о встрече в какой-то заброшенной части города между рядами заводов. Хотя это вряд ли можно назвать сообщением, скорее «прошение никчемного». Видимо, я напился, как свинья, раз уж оставил этому маньяку свои данные. В общем, терять мне было нечего, вот я и пошел.
Как выяснилось, он хотел открыть редакцию и выпускать собственный журнал, и искал человека, который был готов придавать его мыслям красивую словесную форму, и этим человеком оказался я. Скорее всего, наболтал ему по пьяни всякую чушь, а он купился.
На самом деле, мне не очень-то и хотелось связываться с таким нервным, помешанным социофобом.
Никакой поэзии в их жизни нет.
Но тогда, проучившись всего год на факультете журналистики, сидя дома без степени и возможности продолжить обучение, я грезил мечтами о всемирной славе, видел себя знаменитым журналистом, печатающимся в самых престижных газетах и журналах, вот и согласился.
Он переоборудовал первый этаж своей двухэтажной квартиры на одной их заселенных улиц в редакцию журнала, поставил два рабочих стола, купил груду бумаги, перенес всю лишнюю мебель наверх, купил вывеску и написал на дверном стекле «ОТКРЫТО 25/7». Попросил старого знакомого с факультета компьютерных технологий и прикладной математики, такого же зажатого в себе очкарика, создать ему забесплатно сайт, где разместил наш электронный журнал и еще несколько важных элементов вроде опросника по интересующим вопросам, окошка с предложениями по улучшению работы сайта и содержанию журнала, структуры нашей «организации», информации об открытых вакансиях и прочее.
Я в эти дела не лез, держался подальше от любой ответственности и ждал первой темы для первой статьи.
Он и сейчас проворачивает все сам под выдуманным именем через электронную почту. Сомневаюсь, что кто-либо, кроме нескольких родственников и друзей знают о его существовании.
А вот владельцем редакции считают меня. К сожалению.
В конечном итоге, понеся небольшие убытки, мы вырвались на рынок, заняли там скромное место со скромной долей, но нашли своих потенциальных читателей, удержали постоянных покупателей и стали самой что ни на есть настоящей редакцией с настоящей историей. Наняли парочку фрилансеров, рожающих статьи с нечеловеческой скоростью, и приостановили свои амбиции. Симбиоз утилитарного предпринимателя и журналиста выстоял на плаву.
С тех пор прошло около года. Вот и вся история.
Глава 4
Мы все – психические больные люди.
Это проявляется в определенном месте, в определенное время и с определенными людьми.
Если ты – социофоб – сидишь целыми днями в пустом офисе и работаешь через электронную почту под вымышленным именем, никто и не догадается о твоих приступах.
Но если тебя заставят публично продемонстрировать функции какой-нибудь ручной пылеуборочной машинки в аудитории на сто пятьдесят человек, тут уже не скрыться.
«Он такой странный»
«Господи Иисусе, почему он стонет?»
«Предлагаю выпереть этого маньяка из нашего коллектива! Я отказываюсь работать с ним за перегородку!»
Вот так все и проясняется.
Мы все не маньяки, пока не появится человек, которого нам захочется убить.
Мы все не наркоманы, пока не станем зависимы от снотворного или пилюли с приятным «послевкусием сознания».
Мы все не нимфоманки, пока не попробуем вкус секса.
Мы все не алкоголики, пока нас не заставят выпить залпом бутылку домашнего вина.
Мы все нормальные, пока нам удается убеждать в этом себя и окружающих.
Мистер Моэм высказывал тоже самое.
Только в отношении художников.
И несколько в ином ключе.
Ну неважно.
– Твой заказ пришел две недели назад. Где ты, черт возьми, шлялся?!
Я смотрю на эту красотку за торговой стойкой пункта-выдачи заказов с «Амазон» и улыбаюсь во все зубы, как полоумный дятел.
– Ты что, чем-то накидался?
Ее впалые изумрудные глаза в обойме синяков испепелят за считанные секунды, а острые скулы порежут как бумага.
Стремительно и больно.
Сара.
Свет моих очей в этом сером городе, говорю я, ты снова спасаешь мою задницу.
– Твоя жирная задница последний раз увидела мои подаяния. Ты живешь в десяти минутах ходьбы, Алан. Попроси своего шныря, уж если на то пошло.
В углу помещения сидит полуживая старушка и сонно дожидается своего заказа. Я бросаю на нее жалкий взгляд и радуюсь, что мне не приходится смотреть за таким мешком песка, как моему Приятелю-шнырю.
