Литмир - Электронная Библиотека

– Понятно – генерал тоже был хмур – Ладно, иди в санчасть, капитан. А ты старлей отведи капитана и бегом ко мне. Будем с союзниками ругаться.

…С Гречухиным мы прощались следующим утром, когда его увозили в Полтаву на недолгую, по его уверению, госпитализацию.

– Как зовут-то тебя, старлей? – спросил он.

– Исаак Александрович – я подумал и добавил – Но для своих я Изя, так ты так и зови.

– Хорошее имя, простое, хоть и не русское. А я вот Федор Игнатьевич. Можешь звать Федором или Федей, как придется.

Мы еще постояли молча, вспоминая прошедшую ночь.

– А парабеллум ты верни, парень – добавил он – Ствол-то на меня записан, хотя пока и ни к чему он мне. Плохо я еще палю с левой, Изя. Но непременно научусь. Ты уж никому не говори, что я два раза стрелял в одного клиента. И еще…

Он ненадолго замолчал, вероятно подбирая слова.

– Скажу тебе как другу, только бога ради, не болтай лишнего…

Капитан еще немного подумал и, как будто решившись на что-то продолжил:

– Тебе при первой возможности стоило бы перевестись куда-нибудь в другое место. А то тут пованивает все больше и больше.

– Так все же Пайпс? – предположил я.

– Он-то само собой. Но и наши не ангелы, ох, не ангелы. Всякие дела могут произойти. Большего ты от меня не услышишь, но мотай на ус…

Санитарный грузовик повез его в Полтаву, объезжая покореженные каркасы сгоревших дотла складов ГСМ, а я уныло поплелся на взлетное поле, где наши техники устало ругались с союзниками и им явно требовался второй переводчик. Вдалеке, в палаточном городке пилотов, хрипло надрывался патефон:

What a show! What a fight!

Yes, we really hit our target for tonight!

Ночь была так темна, так темна

Все объекты разбомбили мы дотла…

Сейчас это звучало насмешкой, потому что не мы и не американцы, а пилоты Люфтваффе разбомбили все цели этой проклятой ночью. А патефон продолжал издеваться:

How we sing as we limp through the air,

Look below, there's our field over there,

With our full crew aboard

And our trust in the Lord

We're comin' in on a wing and a prayer

Вена, февраль 1947

…Мне весело ухмылялся Федор Гречухин, теперь уже не капитан, а майор. Никогда бы не подумал, что так обрадуюсь особисту. На щеке майора краснел плохо зашитый старый шрам, которого раньше не было и я догадался, что Гречухин научился стрелять с левой.

– Какими судьбами, Федор Игнатьевич? – невозмутимо, как мне показалось, спросил я.

– Здорово, Изя. Интересуешься стратегическими секретами? Да не бледней ты так, шучу я. Этими секретами полны газеты.

– Рокоссовский? – догадался я

– Он самый.

Этим действительно были полны все газеты: и наша “Эстерейхише Цейтунг”, и британские, которые я должен был просматривать каждое утро, и местные. К нам в Вену с визитом, а по сути – с инспекцией, должен был прибыть из Польши Главнокомандующий Северной группой войск, маршал Рокоссовский. Интересно, ведь мне до сих пор не приходилось встречать маршалов Советского Союза, наверное потому, что у нас на фронте таких сказочных созданий не водилось. Правда однажды мне посчастливилось увидеть спину маршала Конева еще тогда, когда он был Верховным Комиссаром по Австрии.

– Нам бы с тобой, Изя, стоило отметить нашу встречу – весело говорил Гречухин —, Но боюсь сейчас не выйдет. Мы тут все стоим на ушах из-за этого визита. Впрочем, за мной не заржавеет. Пусть вот только весь этот шум уляжется и мы с тобой вспомним Полтаву.

Я знал майора еще капитаном, и, хотя наше знакомство закончилось на второй день его ранением, я успел понять, что особист весьма не прост. Поэтому, когда он попросил: "Проводи-ка ты меня до Особого Отдела, а то я боюсь тут у вас в Австрии заблудиться", я не стал задавать вопросов и молча вышел в коридор вслед за ним. К комнатам СМЕРШа он двигаться не собирался.

– Слушай меня, Резник, и слушай хорошо – сказал он свистящим шепотом – Может я сейчас и выдаю тебе государственную тайну, но ты же прикрывал мне спину там под Полтавой, а такое следует помнить. В общем, по плану у нашего пана маршала встречи с союзниками. Всего тебе знать не след, но только если будешь им переводить, то держи ухо востро и постарайся уж ни во что ни влипнуть. Большего не скажу, не проси!

И, сделав загадочное лицо, особист уверенно пошел в ту сторону, дорогу куда он якобы не знал. Спину я этому "волкодаву" прикрывал весьма оригинально, но не исключено, что он действительно испытывал ко мне симпатию, а может быть даже и чувство вины за то что использовал как живую приманку для диверсантов. В любом случае, его предупреждением пренебрегать не следовало.

– Старый фронтовой друг – вяло пробормотал я в ответ на вопрошающий взгляд Залесского.

– Ну-ну – неопределенно хмыкнул подполковник.

"Ну и друзья у тебя, Изя!" – без особых усилий читалось на его лице. Но тут же это лицо приобрело профессионально-озабоченное выражение.

– Нам тут пришла разнарядка – он строго поглядел мне в лицо и заговорил нарочито официальным голосом – Вы, Резник, будете прикреплены переводчиком к маршалу Рокоссовскому.

– Надолго, Серафим Викторович? – спросил я, припомнив туманные предостережения Гречухина.

– На все время его визита. Впрочем, встретят его без тебя, да и проводят наверное тоже. А ты завтра с утра будь любезен безвылазно сидеть здесь вплоть до особых распоряжений. И умоляю тебя, Изя, не опаздывай.

До обеда я не торопясь составил сводку по британским газетам, а потом считал трамваи за окном, дожидаясь обеда. Но пообедать в комендатуре мне не дал тот же Серафим Викторович, приказав немедленно идти в УСИА4, где требовалось срочно перевести что-то не то английское, не то австралийское.

– Там и пообедаешь – успокоил меня подполковник.

Я не слишком расстроился, потому что в УСИА столовая действительно была получше нашей, да к тому же при ней был магазин с субсидированными ценами, в котором можно было по дешевке купить пачку кофе для фрау Браницки.

– Пройдусь-ка и я с тобой – неожиданно заявил мой командир.

От Дворца Эпштейна до Траттнерхоф, где располагалось УСИА, можно дойти за четверть часа, да и то, если остановиться и взглянуть на давно уже восстановленный Хофбург, что мы и сделали.

– Красота-то какая, Изя – задумчиво произнес подполковник, глядя на колоннаду Нового Замка.

– У нас, в Ленинграде, есть не хуже – ревниво возразил я.

– Разумеется, разумеется – усмехнулся он, но вдруг, как будто вспомнив что-то, нахмурился – А ты знаешь, что с этого балкона Гитлер произнес речь сразу после Аншлюса.

Я про это не слышал и посмотрел на Залесского, пытаясь понять, к чему он клонит.

– Вот представь – продолжил тот – Он стоит на балконе, еще не старый, не обрюзгший, энергичный и уверенный в себе. Он вспоминает хорошо забытый им венский говор и у него получается. Тогда он начинает бросать в толпу резкие, взволнованные фразы. И он говорит, говорит… А народ рукоплещет…

– Серафим Викторович, о чем это вы? – удивился я – Что нам сейчас тот Гитлер?

– Пойдем, Изя – хмуро сказал он – Пойдем, нас ждут.

Мы ускорили было шаг и тут он обернулся, пристально посмотрел на меня и сказал так тихо и пронзительно, что мне стало страшно:

– Ничего-то ты не понял, Изя. Я же не про Гитлера… Я про тех, кто стоял внизу. Всегда есть кто-нибудь на балконе… И всегда есть те, кто внизу. И те, что внизу рукоплещут, бездумно и радостно. Я сам это видел. А потом… Потом обычно бывает много крови.

Интересно, о каком это он балконе? Мне припомнился только балкон на Доме Кшесинской, с которого выступал Ленин. Наверное, Залесский подумал о том же, потому что он отвел глаза и мы двинулись дальше. Когда мы проходили мимо Чумной колонны, он снова остановился.

вернуться

4

Управление Советских Имуществ в Австрии.

6
{"b":"728200","o":1}