Егерь явно работал по совместительству в ГПУ и охранял Сергея Мироновича по максимуму.

Постой, постой, да ведь Кирова вроде убили. Точно, застрелил его в коридорах Смольного какой-то урод. Вроде на сексуальной почве. Из ревности. Большой ходок был Сергей Миронович.

Я с большей симпатией поглядел на простонародную морду исторического деятеля. Надо же на кого меня судьба вывела. Хорошо, что не на Сталина с Берией. Они ведь тоже охотой баловались. Пристрелили бы меня на месте, не пожалели. Но как мне от этих-то двоих отделаться?

– А какие женщины у нас в Карбуселе. Что вам кабан Сергей Миронович, ну его кабана. Отдохнуть у хорошей бабы, попить чайку, вечерок культурно провести. Самое то для человека напряженной умственной деятельности.

Я действовал нагло, но выбора у меня не было. Егерь тем временем полез ко мне в карман. Хотел бы я знать, что у меня там еще лежит.

– Так, справка о судимости. Он у нас судимый, Сергей Миронович. За кражу сидел. Сейчас работает.

– Где вы работаете, товарищ?

– Где надо, там и работаю.

Хотел бы я знать, где я работаю. Программистов в тридцатые годы двадцатого века еще не существовало. Тогда и компьютеров не было и в помине.

– А у нас в Питере он работает, Сергей Миронович. На Балтийском заводе.

– О как! Чего ж ты, парень стесняешься своего места работы. Достойное место. Работаешь то хорошо?

– Стараюсь вообще Сергей Миронович. Извините, что так неуважительно говорю. Контузило меня вроде.

– Так что ты говорил о местных бабах. Ты, похоже, по местным достопримечательностям большой ходок. Что ж, веди нас в деревню.

– Не бойся, не бойся товарищ егерь. Видишь, товарищ из пролетариев. Что сидел, так не за контрреволюцию же сидел. Ну, украл. Искупил свою вину, честно трудится. Веди нас Сусанин. Если хорошей бабы нам не найдешь, пеняй сам на себя.

При бабушке моей Наталии Николаевне Карбусель была настоящим цветников. Девок и баб видимо невидимо. И параметры у всех самые достойные. Такие бы Кирову понравились. Щекастые и грудастые.

Но что было при царе Николае, вряд ли сохранилось при генсеке Сталине. Надо найти в деревне милиционера и действовать через него. Он власть, разобьется в лепешку, но для ленинградского вождя ресурс изыщет. На худой конец, свою жену уступит.

И мы пошли, и была нам дорога легкая и счастливая. Товарищ Киров стрелял, и дичь сама собой слетала с веток и падала на землю. Надо думать, из уважения к пролетарскому руководителю. Когда мы вышли на опушку ягдташ нашего охотника был битком набит разнообразнейшей птицей. И глухарь, и тетерка, пара уток и редкий теперь гость в местных лесах, рябчик. Вождь, надо отдать ему должное, стрелял отлично, только почему-то с левой руки.

– Вы нам счастье принесли, товарищ рабочий. Редкий сегодня улов. Верно, товарищ егерь.

– Его заслуги тут нет, Сергей Миронович. Всё вы, ваш талант стрелка.

– Подхалимничаете, товарищ егерь? Нехорошо батенька, нехорошо.

– Ну-с, в какую избу нам прикажете идти, уважаемый бывший кабан.

Это так партийный функционер изволил шутить. Я и вправду чувствовал себя кабаном на заклании. И тут из ближайшей избы вышла Анютка. Да, да, она самая, зеленоглазая бестия Анютка.

– Кого привел! Ты кого привел, кобелина?! Шлялся где-то, пьянствовал, нашел собутыльников. И в дом привел?!

Я почувствовал, что Анютка сейчас начнет бить товарища Кирова. Я попытался спасти вождя. Но егерь меня опередил. Он бросился вперед, схватил за руки буйную бабенку и что-то начал ей шептать на ухо. Анютка сперва вырывалась, потом охнула, выпучив глаза. Посмотрела на моего спутника и, видимо сравнив его с портретом в газете, заулыбалась.

– Здравствуйте дорогой вождь! Радость-то сердцу какая, именины души. Пожалуйте в избу, угощу, чем могу.

Егерь ей еще что-то прошептал, она хрюкнула, понимающе повела плечами.

– А что?! Непременно найдем. Да вы пожалуйте в избочку. У меня как раз варево наварено. А вашу дичь мы мигом приготовим. Долгое ли дело. Вот Таньку да Ленку позову, они мне помогут.

– Самогончик у нас найдется. Сами не пьем, запрещено, не гоним. Но для дорогого гостя!!!

– Что, не пьете? И правильно делаете дорогой товарищ Киров. Тысячу лет вам жизни и крепкого здоровья. Пусть наши враги пьют, с горя. А мы здоровые будем и трезвые.

И мы вступили в гостеприимную избу. И был пир горой. И бляди, которых пригласила моя ведьма, оказались для сельской местности вполне и вполне. Почти и не бляди. У одной муж объелся груш, частое заболевание и в нашу эпоху. У другой мужа расстреляли.

– Не за контру, дорогой товарищ Киров! С приятелями чего-то не поделил и в топоры. Мой умелец был, троих зарубил. Пришлось идти в тюрьму. И за что, спрашиваться?!

Киров утешал, обещал разобраться, ел, пил, шутил. Как-то получилось, что Анька с подругами обсели его со всех сторон. То одна погладит, то другая ущипнет. Меня егерь увел на другую половину избы и поил самогоном, приговаривая:

– Ну и что, что за твоей немного поухаживает. Не слиняет. А тебе то какая польза! Она у тебя, слышь, не венерическая?

И я убеждал бдительного егеря, что стервозная ведьма Анька сифилисом не больна, что она проверялась. И что в нашей деревне никто о сифилисе и не слышал. Вот трипак разок был, так съездил один дед в город и привез. Сейчас мается.

Егерь хохотал, потом пытался меня проверить на предмет триппера. Потом мы оба охмелели. Из соседней комнаты слышались охи и стоны.

– Ох, как вы Сергей Миронович!

– А что вы с ней-то, со мной давайте!

И бас партийного вождя.

– Вот так, по-нашему, по-коммунистически. Давайте теперь бабоньки втроем будем.

Что они делали втроем, я естественно не полез подсматривать. Железные люди были коммунисты, во всем были сверху, во всех позициях побеждали.

……………………………………………………………………………

После коньяка то и барских вин самогон. Боже, как низко я пал. А вдруг здесь застряну?

Недолго тебе гулять кобелек. На дворе 1933 год, через год стрельнет тебе в спину в коридоре Смольного ревнивый муж. И останется товарищ Киров в городах и районах, в пароходах, стройках и других добрых делах благодарного советского народа. Лошадь ездока любит, а холоп обожает доброго барина. На фоне прочей сволочи Мироныч был очень даже ничего.

Предупреждать коммунягу я и не думал. Историю нельзя изменить, еще хуже сделаешь. Пристроившись на скамеечке в бане я дрых рядом с бдительным егерем до утра. Стоны и оханье из избы затихли, там тоже притомились и легли спать. Чей-то шепот у меня над ухом, горячее дыхание:

– Кобель наёбся. Пойдем, выйдем, поговорим.

Анюта.

……………………………………………………………………..

– Ты что ж барин со мной делаешь. То туда, то сюда мотаешься, а мне за тобой таскаться. Не можешь в одно место?! Кончай шутить.

– Вот не понял. Это ты надо мною шутки шутишь, ведьма неугомонная. Заманиваешь, отсылаешь невесть куда. Зачем?! Что тебе надо то, Анютка? И вправду жениться на тебе? Но сказал уже, под страхом смерти не женюсь. На ведьмах не женятся.

Она посмотрела на меня и впилась в губы долгим поцелуем. Много могу я насчитать поцелуев, с тех пор, как этим занимаюсь. Но поцелуй ведьмы это нечто. Если они так с чертями целуются, то у чертей в жизни не все так плохо.

– Давай, шептала она. Давай, давай. Обслюнявил меня твой коммуняга, хочу чуток освежиться……

Она ездила на мне до первого крика петуха. У меня ныла не только спина. Самое деликатное место было не только пусто, пустёхонько, но и болело, словно меня кто туда ногой ударил.