Борка взял деньги и невесело усмехнулся.

– Не переживай, напьемся до полной отключки.

– Ну и хорошо, – кивнул Зарух. – Будете выходить, позови ко мне Патамуна.

– Ты имеешь ввиду горбуна или здоровяка, который стоял возле даури? – уточнил Борка.

– Я имею ввиду здоровяка.

После того, как стражники ушли, Зарух присел на корточки рядом с девушкой, устало вздохнул и убрал прядь волос с ее глаз. «Как интересно временами все складывается, – подумал он. – Славная девушка. Она была создана для того, чтобы купаться в роскоши и отдавать приказания многочисленным рабам, но судьба распорядилась иначе и теперь она лежит на полу у моих ног с разбитым лицом. Совершенно ничего нельзя планировать наперед – никогда не известно, что выйдет на самом деле».

В комнату вошел здоровяк и равнодушно посмотрел на Фатин.

– Патамун, это знатная девушка, которой нечего делать в нашем заведении, – сказал Зарух и указал на щиколотку. – Вот родовая татуировка, подтверждающая ее статус. Поэтому сейчас мы поступим вот как. Я вернусь к этим упертым шкавари и доведу до конца дело с даури, а ты пока возьмешь кислотный отвар и обработаешь ее ногу – никому не нужно знать, какую именно татуировку она носила. Ты понял меня?

– Понял, – кивнул Патамун. – А что потом?

– О чем ты говоришь?

– Что мне потом делать с ней? – уточнил свой вопрос здоровяк.

– Потом я продам ее как рабыню и, самое большее, через несколько часов – она уже будет ехать в столицу на рынок, – Зарух вздохнул. – Если конечно не умрет от боли во время пути.

– Девчонка будет сильно кричать, когда я начну работать с ней, – задумчиво проговорил Патамун.

– Что делать, – пожал плечами Зарух. – Такова жизнь. Все время что-то происходит. Кто-то смеется, кто-то плачет, кто-то грустит, а кто-то кричит… Ничего страшного, это нормально, если человек кричит, когда ему поливают ногу кислотным отваром. Что делать, если эта татуировка определённо лишняя? Мне нужно избежать тупых вопросов, на которые придется давать лживые ответы. Ты только унеси ее в дальние комнаты, а то она будет отвлекать меня от работы своими воплями, – сказал делатель уродов и вышел из комнаты.

Здоровяк посмотрел на Фатин, немного поразмыслил с какой стороны ему будет удобнее ее брать, затем взвалил на плечо и пошел в дальние комнаты. Там его ждала кое-какая работа.

Время от времени слабый ветер раздувал паруса, заставляя скрипящие фургоны двигаться чуть быстрее. Этот караван был большим и, как огромная змея, растянулся так далеко, что его начало терялось в вибрирующем раскаленном воздухе. Шкавари никогда не путешествовали иначе и собирались в гигантские караваны, которые странствовали от города к городу.

В бесконечном караване, который медленно двигался из Даармара в Кшарн, можно было обнаружить ветроходы всех возможных форм и размеров, которые только делали в Терии. Здесь были легкие ветроходы на несколько пассажиров, с которых удобно было атаковать других и защищаться от назойливых пустынных пиратов. Здесь были огромные грузовые и пассажирские фургоны, которые уверенно двигались вперед под многочисленными парусами. Здесь были семейные ветроходы-кибитки, из которых доносился детский смех и родительские окрики. Здесь были сравнительно новые, недавно сколоченные ветроходы, а были древние, причудливых конструкций и форм, которые не строили уже много лет. В конце каравана шли нагруженные вьюками, ревущие стада верблюдов, которых охраняли пастухи на легких одноместных ветроходах.

В одном из огромных фургонов, на горячих трухлявых досках, сидела Фатин. За одну руку она была привязана толстой пальмовой веревкой к грубо сколоченной скамье, а на правой щиколотке красовалась большая, покрытая не до конца засохшей кровавой коркой рана. Раньше на щиколотке была повязана грязная тряпка, обработанная черепашьим жиром, чтобы рана не загноилась и заживала скорее, но теперь она спала с ноги и бесполезно валялась рядом. Протухший черепаший жир источал омерзительный запах на который мало кто обращал внимание из присутствующих в фургоне – зловоние в этом месте скорее правило, чем исключение. Вонь немытых, пропитанных потом тел, запах фекалий и испражнений, засохшая на полу блевотина, гниющие раны и страх… Здесь правила жуткая симфония самых разных запахов, которые источали временные жильцы фургона, предназначенного для перевозки рабов. Шкавари не использовали рабов для собственных нужд, они были нужны им только для дальнейшей перепродажи, поэтому условия их содержания мало их беспокоили, важно были лишь одно – рабы не должны умереть в дороге.

Грязные и слипшиеся от пота волосы Фатин напоминали мокрую мочалку из волынь-травы, которая непослушно упала ей на глаза. Красивая в недавнем прошлом туника сейчас была похожа на лохмотья, которые без стеснения могла надеть лишь нищенка или рабыня. Да и вообще, случись ей сейчас посмотреться в зеркало, вряд ли она смогла бы узнать себя в этой грязной и измученной бродяжке.

Фатин пришла в себя еще утром от боли – в какой-то момент ей показалось, что у нее ломит все тело. Да, наверное, так оно и было – сильно болела голова, мучительно дергало распухшее от удара стражника лицо, горела огнем искалеченная Патамуном нога и очень хотелось пить, просто нестерпимо хотелось пить… Так плохо она себя не чувствовала ни разу в жизни. Да и вообще, в свои четырнадцать лет никогда еще она не оказывалась в ситуации, хотя бы отдаленно напоминающую эту. И если бы ей два дня назад кто-то сказал, что такое может произойти – она бы рассмеялась ему в лицо.

Девушка медленно посмотрела по сторонам и обнаружила, что кроме нее здесь еще несколько человек и трое даури. Все они были разного пола и возраста, единственное в чем все были схожи – жалкое состояние в котором они находились. Двое мальчишек, бородатый старик, подросток и какой-то патлатый мужик рядом с ней, от которого несло так, будто он не мылся с самого рождения. Она осмотрела стены фургона и увидела сквозь широкие прорехи между досок множество поднимающих пыль ветроходов, которые катились рядом. Один из даури медленно пополз к центру фургона, где в полу была вырублена дырка, в которую рабы могли ходить в туалет. Он подполз на всю длину его привязи, но веревка все равно была слишком короткой и не доставала до нужного расстояния несколько локтей. Даури что-то промычал и начал возиться с завязками своих штанов. Не веря, что сейчас это происходит именно с ней Фатин закрыла глаза, к горлу подкатил комок, а вскоре по ее лицу покатились слезы.

– Так всегда бывает с теми, кто оказывается в рабском фургоне впервые, – услышала она чей-то голос и медленно открыла глаза.

На нее смотрел молодой парень, на которого она сразу не обратила никакого внимания. Глядя на него Фатин невольно улыбнулась – выглядел он на редкость глупо. Абсолютно лысый, с широким, покрытым яркими веснушками лицом, парень улыбался ей во весь рот, не стесняясь того, что половину зубов у него верблюд слизал.

– Ну фы и уфод, – попыталась сказать Фатин, но опухшие губы ее плохо слушались, а от невыносимой жажды ощущения в горле были такими, будто она не жуя проглотила кактус с длинными, острыми иглами.