– Все-таки в этом что-то есть – вчера уроды из цирка Заруха развлекали горожан в честь дня рождения этой самой девки, а теперь он сделает уродкой ее, чтобы она развлекала других.
– Если только Зарух согласится ее купить, – буркнул Карн. – Я бы такой товар и даром не взял!
– Ты же не Зарух, что ты можешь в этом понимать? – пожал плечами Борка. – Так что заткнись и смотри под ноги, нам нужно поторапливаться.
Глава 5
Говоря о традициях даури, интересным представляется способ захоронения ими своих сородичей. Умершего обычно раздевают наголо, после чего ему перерезают шею, отделяя таким образом голову от тела. Считается, что эти части тела более не нужны друг другу. Затем тело рубят на куски, чтобы в дальнейшем отдать их на съедение зверям в пустыне. С головы снимают полностью кожу и освобождают череп от всяких органов и жидкостей. Затем череп обжигают огнем, скоблят до кости, избавляясь от остатков мяса и кожи, а затем закапывают его в песок. Неразумные дикари считают, что череп умершего заберет их бог по имени Ктокт и возродит умершего в новом обличье.
– Ираван Гири, архивист из Тахатара, «Погребальные обряды народов Терии»
Цирк уродов Заруха располагался не в самой респектабельной части Даармара, с другой стороны именно здесь, в центре торгового района ему было самое место. Потенциальным клиентам Заруха не нужно было долго ходить по городу в его поисках – постоялые дворы, таверны и кабаки на любой вкус были совсем рядом. Облезлое здание цирка было весьма внушительным и кроме надземной постройки в которой давали представления, имелось еще и многокомнатное, скрытое от посторонних глаз подземное царство Заруха. Под землей было то, чего не стоило видеть обычным посетителям – боль, страдания, горе и отсутствие надежды жителей этого подземного города. Зарух был самым известным делателем уродов в Терии, устроители развлечений со всех городов приезжали к нему, чтобы совершить выгодную покупку.
Возле облезлого здания цирка уличных фонарей практически не было, но тем не менее стражники увидели, что они не единственные, кто хочет попасть к Заруху. Ночью цирк разумеется не работал, но это не значит, что и никто в цирке не работал. Торги и смотрины здесь шли безостановочно, а тем более сегодня, когда устроители всех городов съехались заработать на грандиозном празднике, который устроил Бажарган для своей дочери.
Стражники миновали стоявших в очереди и их никто не стал задерживать – связываться с представителями закона ожидавшая публика не очень любила. Не встретили они никакого сопротивления и со стороны охранников цирка, которые молча расступились и пропустили их внутрь – достаточно было сказать, что они по срочному делу лично к Заруху.
За входной дверью находился большой, уходящий вдаль зал. Вдоль стен стояли клетки, в которых содержались цирковые экспонаты.
– Ну и вонища здесь, – скривился Карн. – Сколько раз здесь был, никак не могу привыкнуть к этому запаху – так и хочется блевануть.
– Пошли вперед, вход в подвал в конце зала.
Стражники шли по залу мимо многочисленных клеток. Освещение было плохим – на ночь почти все солнечные камни накрывали, чтобы артисты этого цирка могли немного отдохнуть. Из клеток слышались стоны, хрипы, причитания, переходившие в жалобный плач, какое-то кудахтанье, походившее на птичий клекот. Все это составляло настолько вязкую симфонию боли и безысходности, что даже видавшим всякое стражникам стало не по себе.
Вдоль клеток медленно шаркал горбун в грязном кожаном фартуке и вез за собой небольшую деревянную тележку, на которой стояла большая деревянная бадья. Это был смотритель, бывший экземпляр, которому посчастливилось не умереть и выйти на пенсию. Когда горбун подходил к какой-то из клеток он останавливался, доставал из бадьи кусок тухлятины, молча кидал его в клетку и шел дальше. Куски мяса были разного размера, некоторые были настолько маленькими, что даже ребенок не смог бы этим наесться. Иногда мясо билась о деревянную решетку и отлетало от клетки, но горбун не обращал на это внимания – значит кому-то сегодня повезло меньше остальных.
Стражники шли к горбуну стараясь не смотреть на тех, кто сидит в клетках, но некоторые экземпляры все-таки бросались в глаза и поражали своей безобразностью. Вот человек-паук, конечности которого вывернуты на изнанку, в результате чего бедняга вынужден был всегда смотреть на грязный потолок через свою клетку. Вот и девочка-жук, у которой не было ног, но вместо этого из ее туловища торчали три пары недоразвитых ручек. Были и другие, от вида которых у стражников кожа покрывалась холодными мурашками. Все сидевшие в клетках были голыми, оттого их уродство казалось более наглядным.
– Скажи горбун, Зарух сейчас здесь? – спросил Борка, когда они подошли к смотрителю.
Горбун прекратил свое шарканье и замер на месте, вероятно пытаясь определить откуда он слышит этот голос. Из клетки, около которой он остановился, вылезла тонкая рука грязного бурого цвета и залезла в бадью, чтобы поживиться куском тухлятины. Горбун неторопливо снял с пояса длинную палку, с закрепленным на ней каменным набалдашником и сильно ударил ей по руке хозяйничавшей в его бадье. Раздался хруст ломающейся кости, а затем зал наполнился истошным криком боли. Искалеченная конечность неловко заползла обратно в клетку и теперь оттуда доносились жалобные стоны. Таким же неторопливым движением смотритель вернул свою палку на место и взглянул на стражников.
– Зарух внизу, у него там клиенты, – горбун говорил медленно и голос его был таким глухим, будто шел из-под земли. – Он не любит, когда его беспокоят во время сделок. И стражников он не любит, – сообщил смотритель.
– У нас срочное дело к нему, – сказал Борка. В этот момент Фатин застонала.
– Мне все равно, а дверь в конце зала, – равнодушно сказал горбун и покатил свою тележку дальше.
Стражники прошли в конец зала, где за массивной деревянной дверью, оказалась деревянная лестница, ведущая в подвал. Борку было неудобно спускаться с девушкой на руках и несколько раз он ее чуть не уронил.
В душном подвале оказалось намного светлее, чем наверху, но отвратительный запах никуда не исчез. Вместо горбуна здесь был Зарух в компании трех пестро одетых шкавари, которые любили одеваться в яркие, дорогие ткани – по их моде это подчеркивало высокий статус. Лица шкавари были спрятаны за родовыми деревянными масками, сплошь покрытыми замысловатыми разноцветными узорами. Зарух, высокий и худой, возвышался над низкорослыми шкавари, как над детьми. Его абсолютно лысая голова блестела от пота.
– У меня от их нарядов в глазах рябит, – сказал Карн.
Зал в подвале был меньше верхнего, из него выходило несколько коридоров, а вдоль стен стояло несколько клеток. Прямо перед Зарухом и шкавари на полу сидел даури и нечленораздельно мычал. Очевидно, что ему уже давным-давно вырвали язык, что не было удивительным для пленников его расы – всем известно, даури своей тарабарщиной могут призывать духов. Этому красноглазому не повезло гораздо сильнее своих собратьев и теперь на полу можно было видеть результат многолетнего труда Заруха. У даури было четыре ноги, две из которых были недоразвитыми и, скорее всего, были пришиты к его телу еще в детстве. Теперь они болтались у него на животе бесполезным балластом, мешая его нормальному передвижению. Правый глаз даури был настолько большим, что вылез из своей орбиты, а по внешнему виду напоминал тухлый помидор, сочившийся гнильцой. В глазах у даури была пустота, вряд ли он был в своем уме. За спиной даури стоял огромный человек в таком же кожаном фартуке, какой стражники видели на смотрителе и равнодушно смотрел на урода. Зарух кивнул стражникам и жестом руки показал, чтобы они подождали, пока он закончит с клиентами, а затем вернулся к шкавари.
– Он еще очень молод, – Зарух ткнул даури в грудь резной костяной тростью. – Посмотрите какой он крепкий! Этот будет жить еще долго.
