Спустя некоторое время ему доложили новость - будучи за границей Аракчеев напечатал письма Александра к нему, естественно, не спрашивая на это позволения.

Едва граф вернулся из поездки, Николай тут же потребовал его к себе для разговора.

«Мой несчастный брат….Завещал о вашем положении позаботиться. Я свято чту его просьбу. Но я в недоумении. Эти письма, которые вы опубликовали…с какую целью?» - император едва держался, чтобы не кричать.

«Я хотел всего лишь напомнить кем был при государе. Я отдал ему всю жизнь, всего себя»

«Никто о вашей роли не забыл… Но если у вас есть ещё какие письма Александра …я вас прошу их все вернуть!- резко произнес император.

«Как прикажите…- покорно ответил граф. - Поверьте мне, никаких корыстных целей я не преследую. И я ни в коей мере себе бы не позволил хоть в чем-то опорочить его имя. Вам не о чем волноваться. Все личное меж нами - вот здесь..-он показал себе на голову, потом на грудь…

Николай при этом демонстративно отвернулся и стал смотреть в окно.

“Он знает.Или догадывается. Иначе не нервничал бы так сильно и не боялся. Чего боится…что тайна выплывет? Позора?”

«Я…верю вам. И уповаю на вашу порядочность, которую вы доказали служа престолу..»

«Ваше Величество, кончина обожаемого мною Государя отца и благодетеля..-при этих словах Николай нахмурился. - Глубоко запечатлелась в моем сердце и потому мой долг велит мне быть откровенным с вами».

Николай тяжело вздохнул и сел за стол.

«Ежели вам есть что сказать граф, то говорите»

Сперанский сидел в приемном зале, когда увидел Алексея выходящим от императора. Он радостно встал ему навстречу. Они не виделись с момента его отъезда из Грузино и теперь, встретив его у Николая, он решил, что Алексей решил все же вернуться к делам. Граф поприветствовал его и даже обнял. Михаил Михайлович сказал, что ждет аудиенции у императора и Аракчеев тут же с ним присел.

«Так время есть. У него теперь Орлов. Когда еще нам теперь поговорить случится…»-задумчиво произнес он.

Он плохо выглядел, как будто и не лечился вовсе. Сперанский поразился перемене, которую заменил с первых слов. От Аракчеева веяло апатией, каким-то глубоким безразличием ко всему. Он заметил это, потому что видел графа неоднократно в этих же стенах. И тот всегда был несколько на взводе, куда-то все спешил, иногда ругался с кем-то, был озадачен. Странно было видеть его теперь таким, с равнодушным видом обратившего взгляд в окно.

“Я слышал, ты вел дело декабристов..-заметил он. - Да, нелегкий, однако, год выдался. А у тебя подавно..подумать только, ведь с многими из них мы на ноге короткой были..вот как бывает…Батеньков,Бестужев..Трубецкой..и где они теперь?”

Сперанский нахмурился, вздохнул. Он как бы дал понять,что эту тему обсуждать не хочет.

«А что, Михал Михалыч, известно ли тебе как умирал государь? Я имел возможность прочесть медицинские записи Виллие…-неожиданный этот вопрос застал его врасплох.

Сперанский скосил на него взгляд и пожал плечами.

«Доводилось ли тебе когда-то видеть, как кошка охотится за своей добычей? Она, если поймала птичку…не убивает ее сразу. Она может ранить ее, играть с ней..потом оставить даже..дать ей возможность прийти в себя и попытаться улететь. Потом напасть снова и так медленно ее замучить..Говорят, что животным не присуще коварство, но вот собака так играть со своей жертвой и мучить ее не станет. Задушит сразу и сожрет. Так вот.. к чему я. Виллие мне рассказал, что в последние сутки император был так измучен приступами лихорадки..что он уже молиться начал, чтобы Господь эти мучения прекратил и призвал его к себе. И сказал, что самым ужасным здесь было видеть, как смерть будто бы уже забрав его, потом вновь возвращала его к жизни. Чтобы мучения продолжать. -Он сделал паузу, и не обращая внимание на напряженное лицо, продолжил.-Он страшно умирал. Он ничего уже не мог. Ни встать ни сесть..ещё пытался что-то говорить..потом началась агония. И продолжалась она долго. Очень долго. Виллие сказал, у него в ушах до сих пор стоят эти предсмертные хрипы и икота..вообрази, каково все было это наблюдать тем кто был там с ним..

«Зачем ты мне все это рассказываешь? Какой кошмар…»- тихо произнес Сперанский.

«Не знаю. Я подумал…тебе будет может быть приятно это знать…»

«Приятно!?»

«И вот ещё что интересно…Читал я отчёт о вскрытии. Там очень все сумбурно. Диагноза его болезни нет. Есть описание поражений органов..прежде всего мозга, печени и желчного пузыря..пищеварительной системы..конечно, делали все в спешке. Но когда я Виллие спросил: так от чего он умер?- он мне ответил: кровоизлияние в мозг. Ну согласись, что нет такой болезни. Зато Тарасов, который который вскрывал и бальзамировал сказал, что это типичный брюшной тиф. Я ещё подумал: какая странная болезнь..никто ею кроме императора не заболел. Никто не заразился…Три доктора не смогли поставить ему диагноза…сколько? Две недели? Чем они его лечили, если от лекарств ему становилось только хуже..?»

«Алексей Андреевич, все это очень грустно, но никак я не пойму к чему ты клонишь?»

«Я даже не клоню. Я вполне уверен, что государя отравили.»

«Отравили?!Кто?»-Сперанский аж подскочил на месте.

«Ну такие детали мне, конечно, не известны. Кто отравил конкретно, то есть, кто и как яд ему давал, я понятия не имею. Кто угодно мог. Хотя бы тот же Виллие. Барон Дибич..князь Волконский. Сейчас, же сам знаешь, такое время…каждый в каком-то тайном обществе состоит. Да вот хотя бы даже сама императрица…»

«Елизавета Алексеевна? О Господи, не может быть!»

«А почему? У неё вполне мог быть мотив. Обижена на мужа за годы пренебрежения. Я знаю этот тип женщин. Тихие с виду они способны на расчетливую и хладнокровную очень месть. В конце концов, ее же он повёз лечить…Может и она состояла в заговоре..»

«Какая глупость! Господь с тобой! Ну не такого она склада человек..как даже додуматься до такого можно!..»

«Стало быть против идеи отравления ты не споришь..это хорошо. А что до того кто мог или не мог принимать участие в заговоре…ну вот знаешь, ты же принимал, почему бы не быть там и императрице…»

Сперанский обомлел. Он сильно побледнел, а потом нервно засмеялся.

«Да ты, по-моему, совсем впал в паранойю…»

«Брось, Михал Михалыч. Относительно тебя мне все давно известно. А он ведь подозревал, что кто-то из своих тут ему гадит…Но из меня то дурака не делай…-он улыбнулся. - Ты был не только в курсе действий революционеров..ты очень грамотно все выстроил и их направлял. Не получилось правда..ну да ладно».

«Ты меня сейчас обвиняешь…Как ты можешь думать что я.. Что я бы…пошёл на убийство человека?На насилие?!» - он был так возмущен, что даже начал заикаться.

«Не знаю, кто на что пошел. Но ты не простил ему своей опалы. Ты понимал, что больше не влияешь на него. Тебе не нравилось все, что он делал. Ты это даже не скрывал…помнишь, как-то на параде ты сказал: он сын своего отца…Я это хорошо запомнил».

«Да, я с этим не буду спорить! Я так говорил! Он сам сходил с ума и тянул страну в пропасть! - в ажиотаже воскликнул Сперанский. - И кому как ни тебе было это все известно? Он не руководствовался уже здравым смыслом! Одними только собственными больными мотивами..Может быть он так наказывал себя..я не знаю! Но то, к чему он шёл неизбежно бы привело ко взрыву…но к его смерти я никакого отношения не имею! Я никогда бы не стал участвовать в таком! Хотя…признаюсь честно, я не удивлен, если там было все так как ты подозреваешь..»

« Положим, к его смерти ты отношения не имеешь, но ты не мог не понимать , что она ему грозит в случае удачного исхода ваших дел. Заметь …разве я тебя сужу? На все есть свои причины. Только когда мне начинают вот это все говорить про отечество и прочий вздор..я верю только в личные мотивы..

«Не суди о моих чувствах по себе!»

«Убрать меня…вывести из строя..и способ выбрали…беспроигрышный.. К,сожалению, убийц Настасьи нет в живых, и я не мог уже узнать, кто именно и сколько заплатил им. Жеребцов на это вышел дело…но и его убрали вовремя. Но документы его я почитал. А ты когда в Грузино приехал и трепетно так там за мной ходил..будь я не я, я может и поверил бы что ты из сострадания… Но нет, ты просто подбирал концы. Чтобы не дай-то Бог там кто-то проговорился ещё и на тебя не вышел…торчал два месяца со мной..боялся, что я сорвусь к нему и уеду? Ты думал, что ты раскрыт? Нет, о тебе он ничего не знал, хотя имена многих у него были. Он слишком долго думал, что делать с ними. Милосердный…он смерти их не хотел. Не хотел огласки. Я должен был с вами всеми разбираться…вот же свезло тебе, а?»