«То есть ты считал меня предателем и ему не рассказал?» - язвительно произнес тот.
«А думаешь, я просто так помог тебе вернуться в Петербург? Вернуть его расположение..-Алексей весь подался к нему вперед. - Я знал о твоих связях с ними еще с 15 года. И я хотел чтобы …чтобы случился этот бунт…Я хотел…наказать его….- он замолчал.
Сперанский смотрел на него долго, потом произнес:
«За что…? Что он такого тебе сделал? Ты получил от него все..»
«Долго объяснять. За многое..»
«Да ты сумасшедший, Алексей Андреевич…»-тихо сказал мужчина.
«Так может быть мы оба…поэтому и смогли сойтись…и так надолго.»
«Откуда ты вообще все это взял? Отчёт о скрытии.. документы..твой вывод об убийстве просто домысел…!»
«Ну скажем так.. есть у меня связи в императорской семье. Со старых лет..и твой вопрос предвосхищая, я так скажу: государю теперь и самому об этом наверняка известно.»
«И зная, он не обнародует историю с убийством? Не станет искать виновных..?Допрашивать?»
Граф смотрел на его бледное, вспотевшее лицо.
Внезапно дверь открылась из кабинета вышел Николай. Его сопровождали два офицера в форме полицейских. Сперанский вскочил и посмотрел на Алексея.
«Ты…»
«Сперанский!- император с улыбкой похлопал его по плечу.-А что же вы сидите, на заходите? Я ведь вас жду давно..»
Михаил Михайлович вновь в недоумении посмотрел на графа. Тот пожал плечами, усмехнулся.
«А знаете..поедемте теперь ко мне, поужинаем..мне с вами надо обсудить несколько вопросов. Так что спускайтесь. Я жду вас в своей карете»
.
С этими слова Николай прошёл мимо, и не взглянув на графа, стал спускаться вниз по лестнице. За ним последовали два офицера.
«Ему теперь ходить так видимо придётся, до конца жизни..-произнёс граф, провожая взглядом императора. - Так отвечая на твой вопрос, Михал Михалыч…При прочих обстоятельствах..возможно. Но не теперь. У императорской семьи на то, возможно, есть свои причины..Ладно…тебя там ждут уже. И мне уж надо ехать…Прощай..»
Он сделал шаг в сторону, но Сперанский удержал его за руку. На его лице недоумение.
«О чем же вы говорили с Николаем?»
«О моей окончательной отставке..»
«Ты мог бы послужить ещё! Все было бы иначе теперь.»
Алексей грустно улыбнулся.
«Мог бы. Но не хочу.»
Комментарий к ВМЕСТО ЭПИЛОГА-5
* Восстание декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1825
========== ЭПИЛОГ ==========
Комментарий к ЭПИЛОГ
Цитаты, приведенные в письмах о событиях жизни Аракчеева, подлинные. Написанные в разное время друзьям из Грузино.
15 мая 1827 года
Здравствуй, друг мой, благословенный ангел, Александр Павлович.
Я письма писать не мастак, ты знаешь, при жизни нашей делать это не любил, от того что не умею изъясняться красиво. Когда тебе на письма отвечал, бывало по часу думал над каждым, а теперь нет тебя, и мне писать легко.
Дневников так же не вёл, опасно это,а все же последние недели мочи нет как мне тебя не достает. И поговорить мне больше не с кем. Ты верно так сказал: нет друга у меня, который любил бы меня искренне. Всех, кто близок был Господь уже забрал.
Пишу теперь к умершему. Ей богу, как сумасшедший стал я.
Ты там, надеюсь, у ног Господних пребываешь в мире, и все грехи тебе теперь отпущены. Того я искренне желаю и на то надеюсь, что Бог наш милосерден и справедлив.
Что рассказать тебе? Когда я надеялся, что горе со мной уже случилось, судьба нанесла мне очередной удар. Здесь, в Грузино, недавно был пожар. Сгорела библиотека и часть дома. Люди, слава Богу не пострадали, но огонь уничтожил твою любимую оранжерею. Ты очень огорчился бы, а мне ничего теперь не жаль кроме тех померанцевых деревьев, которые ты подарил.
Я так думаю: был поджог.
До этого от императора являлись, я им отдал твой архив, но этим как видимо они не удовлетворились. Боятся, что выплывет ещё. Но ты не волнуйся, письма твои я уничтожил, как обещал тебе. Я их впрочем переписал себе по памяти и иногда читаю в минуту грусти. Представляю твое лицо. Каким я его запомнил, а не таким, каким пришлось мне видеть в последний раз.
Сам я теперь безвылазно проживаю в Грузино, помнится, не далее как десять лет назад ещё мечтал я там уединиться, и вот теперь я тут живу совсем один..и нет мне радости. Благодаря Богу остались ещё прежние друзья, кто обо мне помнит и навещает меня в моем монастыре.
Хотел бы, чтобы ты знал, я о тебе молюсь еженощно, не забываю. Надеюсь, там где ты ныне пребываешь, сердце твоё спокойно и ты более не страдаешь.
Я здесь без тебя теперь, без моей Настасьи, совсем, в тоске живу. Как жив ещё не знаю. Живу воспоминаниями, но и они мне причиняют только боль.
Не знаю, как с тобой проститься и расстаться. Да и не хочу..
Как вышло так, что тебя уж нет на этом свете, а мне ещё оставаться тут пришлось? Заместо тебя умереть я был должен. Прости, мой ангел, что я тебя не уберёг…
20 сентября 1828
Здравствуй, бесценный мой друг!
Божия воля посещает меня вновь лютейшим страданием, от кого все мое сердце изныло. Миша мой вновь напился до безумия, пьян, так что нет сладу. Легко ли мне оное переносить! Еще это не все; я на другой день, когда ему стал выговаривать, один будучи с ним в дороге после обедни в возке, то он мне сказал, что он меня не любит и не хочет быть при мне ни за какие миллионы, я и оное терпел и замолчал; на третий день нахожу письмо на столе, писанное его рукою ко мне, где он решительно изъяснил свое желание бросить, оставить меня, и более лучше в Сибири, нежели жить со мною. Я уверен, что ты бы чувствовал, каково легко было оное получить. И вот теперь семь дней и он со мною не бывает, окроме обеденного стола, а остается все в своем мнении, дабы я его отпустил от себя, и что он со мной жить не хочет. Спит еще у меня в комнате, но придет тогда, как я лягу в постель, то он ляжет и даже не только не поклонится мне, но даже не взглянет на меня. Сегодняшнюю ночь уже мои силы меня оставили, и я всю ночь не спал и стонал и охал, и он слышал все; не только не встал ко мне, но даже не хотел лекаря Миллера ко мне кликнуть, а завернулся в одеяло и повернулся. Каково мне все от такого человека, коего я воспитал, вывел в люди и всякий день и час об нем думал и берег его; сердце мое все изныло.
Ты знаешь я к злобе людской приучен с малых лет. Меня она не трогала, но как быть с неблагодарностью людей, которые всем имеемым мне обязаны, которым я помогал искренне, от сердца и вот они теперь меня клеймят. Клейнмихель мой меня вот первый поношает и всякому рассказать готов каково это ужасно было служить у графа Аракчеева…
Быть может в этом наказание мое - молиться за тех кто в преданности клялся, а теперь кидает камни в старика, одинокого, никем не защищённого. Я крепко страдаю и о страдании никому, не имея друга, открыться даже не могу. Всякое огорчение меня убивает и приближает к концу дней моих, куда я и готовлюсь.
30 августа 1831 года
Хотел бы я все же пожаловаться тебе на то печальное событие, которое произошло со мною в прошлом месяце.
Случился бунт в одном из военных поселений Новгородской области, и вскоре сообщено мне было анонимным письмом, что восставшие назначили несколько троек для поимки и убийства твоего покорного слуги. Пришлось мне спешно, как позволял мой возраст, перебираться в Новгород и вообрази себе, что тамошний губернатор, узнав о моем приезде, направил ко мне полицмейстера сказать, что присутствие мое,как бывшего начальника над военными поселениями, опасно для жителей города. Взбунтовавшиеся поселяне могут в таком случае напасть на город. Пришлось мне писать унизительное для меня прощение к государю за заступничеством и оправдываться, что я учреждением военного поселения не выгоды и богатство себе копил, но исполняя только желание моего Государя и благодетеля и за оное теперь в старости должен скитаться по чужим домам и быть оттуда изгоняем.
Как бывало часто делал ты что-либо, чего я не понимал. В ответ на мои вопросы, помнится, я слышал : ты глуп, ты ошибаешься и прочее..Потом случалось то, чего я опасался, я указывал тебе на то и получал ответ: так было надо! Так задумано..