Всех учеников зависимо от их происхождения могли подвергнуть телесным наказаниям, но наказания эти были ничто в сравнении с теми издевательствами, которые подростки чинили друг над другом.
В родительском доме Алёша практически не знал розог, прежде всего потому что по характеру своему с детства был послушным и серьёзным. Он рано приучился помогать родителям по дому, был некапризен, аккуратен, никогда не дерзил, учился всегда прилежно. У Андрея Андреевича просто не было поводов наказывать сына.
Таким образом строгая дисциплина и распорядки в кадетском корпусе сами по себе не были для мальчика тяжелы.
Настоящим испытанием, к которому он оказался совсем не готов, стала всеобщая ненависть, которую поголовно стали испытывать к Алёше воспитанники практически с первого дня.
Причин этой ненависти было две. Первая и основная — это от природы свой замкнутый и нелюдимый характер, в котором большинство его сверстников отчего-то видели что-то плохое. Алёше ещё с ранних лет было не интересны игры и забавы его одногодок, он не был склонен к хулиганству, шуткам и веселью и вообще ко всем тем занятиям, которым с увлечениям придаются мальчишки. С большим удовольствием он проводил время со взрослыми, или наедине с собой, к тому же ему нравилось учиться!
Изначально он не питал никакой неприязни к тем, кто его окружал — он хотел лишь, чтобы его оставили в покое. И может быть на странный и не по годам серьёзный характер Алёши Аракчеева и закрыли глаза, но здесь вступала в силу вторая причина. Дворянин Аракчеев был беден. Он не получал из дома ни денег, ни гостинцев, которыми мог поделиться с другими ребятами или сделать привычные там подношения преподавателям. Из-за невозможности дать «взятку» он не получил даже заветного красного мундира от ротного каптенармуса и почти полгода проходил в заношенном до предела мундире, едва прикрывающим колени и локти, став объектом жестоких насмешек кадетов.
Его били. Почти каждый день. Учителя, однокурсники. Били со злости, били со скуки, били просто, потому что он им не нравился. Если какой-то день довелось провести не получив тумаков, то такой день считался для Алёши счастливым. Первые месяцы, не понимая причины этакой неприязни, не умея постоять за себя, не зная у кого искать защиты, он мог только прятаться и плакать, вспоминая хлебосольный родительский дом, доброго своего отца и тихие вечера рядом с заботливой матерью.
Ночью, лёжа на тонком, жёстком матрасе, постоянно испытывающий боль от синяков, он плакал в подушку, борясь с желанием написать отцу с просьбой забрать его домой.
Но и тут проявилась его натура — странная, не по годам сильная способность выживать и добиваться своего. Меньше чем через год, разобравшись в причинах неприязни к нему, он сделал тот единственный вывод, который мог сделать в тех обстоятельствах: люди по природе своей злы, жестоки и не заслуживают отношения к себе иначе как точно такого же жесткого. А единственный способ выстоять — научить их бояться тебя. Страх — вот то, что способно удержать человека от зла. Если будешь ты добр и мягок, тебя сожрут с потрохами — эту истину кадет Аракчеев усвоил очень хорошо.
Его оружием и спасением от травли оказалось усердие, которое проявлял он в учебе. Вдумчивый, усидчивый, терпеливый характер и приверженность к дисциплине, которые он усвоил ещё в родительском доме очень ему пригодились. Уже через семь месяцев после начала учебы Алёша досрочно был переведён на класс выше, ещё через несколько месяцев произведён в капралы, а затем в сержанты. Вот где пригодился ему опыт общения со взрослыми. Учителя в отличие от учеников оценили старания. В их лице Алёша только и мог искать себе покровителей. И находил их. Особенно легко ему давалась арифметика, артиллерия и все точные науки. Только орфография и пунктуация оставляли желать лучшего, но чего уж тут было требовать, если даже и преподаватели писали с ошибками.
Отличные успехи в учёбе и уважение преподавателей не прибавили ему популярности среди сверстников. Напротив, кадеты возненавидели его ещё больше. И он платил им не меньшей ненавистью.
За всё время учебы Алёша так и не завёл себе друзей среди воспитанников. Почти исчез, стёрся из памяти восторженный образ юноши в красном мундире с белокурыми волосами, который казался Алёше воплощением самого совершенства. Реальные люди, не взирая на их происхождение, в большинстве своём были глупы, ленивы, завистливы и жестоки. Теперь уже никто не мог ударить его безнаказанно.
Его упорство и трудолюбие стремительно трансформировались в честолюбие, движимое обидой и мстительностью за жестокость людей. Природная ранимость и впечатлительность поросла колючими шипами недоверия и враждебности к миру, который обошёлся с ним так несправедливо. Ответственность и послушность заложили основу перфекционизма. Он должен был быть лучшим не потому что считал себя лучше других, а потому что видел в этом единственный шанс чего-то добиться. Душа его жаждала возмездия и справедливости. И он творил их так, как он понимал.
Став, как лучший ученик, надзирателем над другими, он использовал своё положение, чтобы наказывать, как считал он, заслуженно всякого. Ему так часто делали больно, и он стал нечувствителен к боли других, при этом часто в насилии, которое он проявлял не было ничего личного. Он был равно жесток ко всем, кто, по его мнению, совершал нарушение. А если даже его и мучили порой угрызения совести, он расправлялся с ними удивительно быстро. А самое ужасное, что чужие страдания слишком скоро начали доставлять ему удовольствие от сознания собственной власти. Он радовался не от того, что кто-то страдает, нет. Он радовался от того, что у него есть власть причинять страдания другим. А значит…значит он не так уж ничтожен. Он может себя защитить. От чего бы то ни было.
Ведь была ещё одна, скрытая сторона кадетской жизни, столкновение с которой стало для богобоязненного деревенского мальчика шоком.
Закрытость, жёсткий распорядок и изоляция способствовали возникновению между мальчиками связей более близких, чем дружеские. Иными словами кадеты оказывались лишены возможности получать первый чувственный опыт именно в том возрасте когда потребность в нём более всего возрастала. Часто поиски физического удовлетворения приводили к насилию. Насилию, о котором почти никогда не могли узнать, а значит что-то с ним сделать, воспитатели и преподаватели.
Уже будучи взрослым Алексей, поминая об увиденном в тёмных каморках и туалетах, был благодарен Богу и родителям, которые дали ему внешность, не располагающую к домогательствам, плюс всеобщую неприязнь ребят.
Он и правда был скорее непривлекателен внешне, не столько из-за некрасивых черт лица сколько из-за его выражения, угрюмой манеры держаться и неказистой одежды. С густыми, но жесткими, вьющимися чёрными волосами, почти всегда нахмуренными бровями, плотно сжатыми губами, лопоухий, худой и сутулый он выглядел отталкивающие.
Таким образом, ему хоть в этом, но повезло. Ни разу за все годы своего пребывания в корпусе, он не был ни изнасилован, ни подвержен другому подобному унижению со стороны старших сокурсников. А между тем сам он испытывал жесточайшее отвращение к ребятам, которые, даже против их воли, такому насилию подвергались.
Между собой кадеты называли этих мальчиков «дамки». Как правило ими становились боязливые, робкие, но нежные и красивые внешне ребята. Уже став сержантом и получив возможность следить за порядком в корпусе, сам он подвергал несчастных этих мальчиков особо жестким взысканиям, как бы наказывая их за это падение. Но вот что странно — одновременно презирая, он завидовал им, способным пробуждать в других такие влечения.
Ведь и ему, как и любому другому хотелось, пусть и в глубине души, тепла и ласки. Хотелось чувствовать симпатии, хотелось нравиться и вызывать хоть в ком-то если и не любовь, то хотя бы малейшую привязанность. Но единственным местом, где он мог надеяться получить эти добрые чувства был кабинет директора Петра Ивановича Мелиссино.
