Он с упоением предался изучению этого лица в его мельчайших деталях.
Позволял себе думать о том, что у Александра красивый рот. В том, как были сомкнуты эти губы чувствовалось что-то по-женски кроткое, ласковое и в то же время притягательно-чувственное.
Аккуратный тонкий профиль, мягкая линия подбородка, гладкий, высокий лоб. Кожа такая чистая и нежная, что казалось на этом лице никогда не выступало ни малейшего прыщика. Даже светлые, случайно пробившиеся волоски бороды, казались какими-то трогательными — Алексей никак не мог представить себе Александра с бородой и усами. И волосы мягкие, чуть вьющиеся, вызывали желание прикоснуться к ним и погладить их обладателя по голове.
Некстати сильно зачесалось в носу, и он, не сумев сдержаться, чихнул. Потом ещё раз.
Александр приоткрыл глаза и тихо произнёс:
— Замёрз? Здесь сыро.
— Ничего, не привыкать.
— Простудишься. Пододвигайся ближе. А то околеем тут к утру.
Изо рта и правда вылетали едва заметные клубочки пара. Было не столько холодно, сколько сыро, но Алексей того не замечал, привыкший выстраивать караулы в плохую погоду.
Видя его нерешительность, молодой человек сам придвинулся ближе и, обхватив одной рукой за талию, приник к груди Алексея своею грудью. Почувствовав тёплое дыхание рядом с лицом Алексей на миг закрыл глаза. Эта внезапная близость потрясла его. При этом от Александра исходило такое спокойствие, словно он не сделал ничего особенного, чего бы никогда не делал раньше. Алексей ожидал, что тот снова закроет глаза, но Александр по-прежнему смотрел на него из темноты, медленно мигая.
Так они лежали какое-то время, просто смотря друг на друга.
И внезапно Алексей сделал то, чего не мог бы даже помыслить ещё несколько минут назад. Он не смог бы объяснить, что двигало им в этот момент, какая неведомая, инстинктивная сила, но он потянулся и коснулся губами щеки Александра, запечатлев на ней осторожный поцелуй.
Брови молодого человека чуть приподнялись от удивления, при этом он никак не дал понять, что этот жест ему был неприятен. Только слегка улыбнулся и придвинулся чуть ближе.
И Алексей, взяв в ладони его лицо, начал покрывать благоговейными, нежными поцелуями скулы, подбородок, лоб, виски… А Александр по-прежнему лежал покорный и затаившийся в его объятьях.
В какой-то момент Алексей вытащил заправленную рубашку у него из штанов и просунул под неё руку. Коснувшись ладонью тёплой кожи, он через несколько секунд ощутил губами жар на щеках и понял, что Александр покраснел. Он почти не видел в темноте его лица, но хорошо знал, каким он бывало в минуты, когда румянец волнения от смущения, радости, стыда или страха окрашивал его щеки, как у застенчивой барышни, в розовый цвет.
Дальше всё было как во сне. Как во сне он приник к молодому человеку всем телом, обнимая, гладя под рубашкой, и уже через минуту ощутил выпирающий бугорок в паху. И просто положил туда руку, заставив Александра глубоко вздохнуть.
Он не понимал, что с ним происходит, что он делает, понимал только, что должен продолжать, пока ему позволяют.
Он погладил его там и мягко и осторожно сжал, услышав возле уха тихий стон. Одной рукой он быстро расстегнул пуговицы на шерстяных кюлотах, просунул руку внутрь, ощутив крепко стоявший член через тонкую ткань белья.
Через мгновение он высвободил его и начал ласкать рукой. Сначала очень медленно, размазывая выступающую смазку, потом сильнее.
Александр часто и глубоко дышал, вцепившись пальцами ему в предплечье. Он отвернулся и закрыл глаза, но не от смущения, а как будто не желая смущать его.
По мере того как движения руки становились сильнее и из нежной ласки превратились в интенсивную стимуляцию, Александр начал как будто терять контроль над собой. Он кусал губы, выгибался к нему, глухо стонал и внезапно горячо и сильно излился ему в ладонь, почти до боли вцепившись в плечо.
Словно в полусне Алексей продолжал поглаживать, теперь вновь нежно, с какой-то благоговейной благодарностью от того, что ему доверились, ему позволили… Что именно сейчас произошло, он был даже не в состоянии оценить.
Александр сам убрал его руку и уткнулся в плечо. Он лежал так в его объятьях какое-то время, пока по ровному дыханию не стало понятно, что он заснул.
Алексей лежал не шевелясь. Теперь, когда он постепенно возвращался в реальность и обнаружил как сам возбуждён, у него тем не менее и в мыслях не было дотронуться до себя.
Он превозмогал напряжение в паху с упрямой решимостью — истязать тело было ему не в первой. Он думал о том, что не стремился, не искал удовольствия для себя.
В какой-то момент он просто отстранился от Александра и лежал, уставившись в деревянный потолок, считая про себя, пока возбуждение не прошло само собой. Он заснул с тяжёлой головой и спал плохо и прерывисто.
Утром они вышли и спокойно вернулись в дом, и Александр даже выпил чаю с оладьями Елизаветы Андреевны. Потом поблагодарил хозяйку, собрался, сел на подготовленную лошадь.
— Я поговорю с государем по поводу тебя, но думаю, пока эта отставка тебе на пользу. Пусть улягутся страсти, — коротко сказал он. И уехал.
Через месяц из Петербурга пришло послание с требованием барону Аракчееву вновь вступить на службу.
========== Глава 6 ==========
ПОРАЖЕНИЕ
После того, что произошло в Гарусово между ним и Александром, он мог бы ожидать опалы раз и навсегда, но Алексей, напротив, отчего-то был уверен, — его отставка не продолжится долго. Что и произошло. Более того, в Петербург барон Аракчеев вернулся с повышением по службе. Он сомневался, что к его возвышению имеет отношение Александр, тем более, что тот никак к нему не переменился. Ни в худшую, ни в лучшую сторону. Когда они впервые встретились в приемной у Павла, он улыбнулся ему и даже не покраснел ничуть. Он вёл себя так, словно ничего и не было вообще. Алексей решил придерживаться того же и иной раз у него мелькало сомнение «уж не приснилось ли ему, действительно, все это?».
Стыда он не чувствовал. И почему-то отделял себя от Александра, оправдывая тем, что всё то, что он делал С НИМ не имеет отношение к тому, какой ОН есть.
Он не целовал его в губы, не испытал оргазма сам (не позволил себе), а стало быть эти ласки нельзя считать позорным извращением.
Пережитое и виденное им в кадетском корпусе как бы преломляло его восприятие в этом вопросе. Подобные «связи» между мужчинами не были для него чем-то шокирующим или необычным. Что не мешало ему, разумеется, презирать всех мужеложцев. Но таковыми среди кадетов в действительности были очень немногие.
Он дал Александру то, что тот ХОТЕЛ. Ему не было противно, это правда. Но в его глазах цесаревич и не был до конца мужчиной. Наследник императорской фамилии, ещё мальчик. Ещё неопытный. Хрупкий. Уязвимый. Красивый, скорее, какой-то женской красотой, не способный в принципе хоть кого-то совратить. Алексею подозревал: у Александра ТАКОЕ хоть и произошло, скорее всего, впервые, но не стало для него самого совсем уж неожиданностью. Может быть, Александр сам ещё не разобрался, что чувствует? А может быть, это влияние развращённого дворца старухи императрицы?
Периодически они пересекались, обменивались письмами, служебными записками. Почти никогда наедине. Он бы мог подумать, что Александр его избегает, но пришёл к выводу, что мысли цесаревича просто заняты чем-то совсем иным. Его мало теперь волновал батальон и его муштра, казалось, что все эти мелочи стали незначительными. Он то и дело бегал по делам, и выглядел уставшим.
Уже по приезду Алексей узнал, что Адам Чарторыйский был выслан в Италию по дипломатической части. Его отъезд должен был положить конец сплетням, но кажется, сама жизнь хотела стереть все следы семейного скандала. Дочь Александра и Елизаветы умерла, когда ей не было ещё и года. Об этом ребенке цесаревич как будто и вовсе не скорбел.
Алексей заметил ещё, что цесаревич стал скрытнее. Если раньше он вёл себя временами даже немного развязно в присутствии друзей, мог даже пошло пошутить (что у него не очень получалось правда), ляпнуть глупость, в конце концов, позволить себе не согласиться в чём-то с Павлом, то теперь он явно стал следить за тем, что говорит и меньше говорил вообще. Почти совсем не развлекался, стал задумчив и пару раз Аракчеев видел его в коридоре, эмоционально говорящим с кем-то. И всегда, его заметив, тот резко замолкал.
