Она хочет рассказать. Рассказать, как плохо на самом деле ей было…

Но боится напороться на холодное «а я же говорил». Боится показаться слабой. Она привыкла показывать себя сильной рядом с друзьями, с братом.

И должна делать это и перед ним.

Потому что есть то, чего ему не надо знать. Книга – лишь треть от всех её проблем. Есть вещи, которые продолжают ломать её даже в эту самую минуту. Есть вещи, о которых чужому человеку не расскажешь…

Но он не чужой…

— Всё хорошо, — отрицает она.

— Допила? — Аккерман жестом указывает на кружку.

— Да…

— Тогда пойдём.

— Куда?

— В офис. Туда сейчас как раз должен прийти Армин. Ханджи скажет ему, чтобы привел остальных, — с этими словами он протягивает ей руку. Девушка, улыбнувшись, хватается за неё и встаёт.

Ей непривычно идти рядом с ним. Он совсем не того роста, как ей казалось тогда.

Он выше…

Практически одного роста с ней. И она не такая высокая, как… как Микаса Аккерман.

Раньше её имя с его фамилией не звучало так странно.

— Ты же знала, что магазин, в котором ты работала, теперь находится недалеко от нашего офиса? — вдруг спрашивает Аккерман.

— Правда? — удивляется Микаса. —Я там ещё не была. Криста была…

— Вернёшься? — и Аккерман кивает куда-то через дорогу. Микаса смотрит в том же направлении: действительно, он стоит там. Совершенно новый, с новой вывеской. Почему ей об этом никто не сказал…

Стоп…

— Откуда ты знаешь, где я работала?

— Армин сказал, — пожимает плечами Леви.

— А почему Армин сам не сказал мне…

— Не знаю, — отвечает мужчина. — Магазин только недавно переехал.

— Неужели неизменный Токио всё-таки поменялся…— озвучивает свои мысли девушка.

Через несколько минут они, наконец, доходят. Микаса никогда не видела офис вживую, только по телевизору, и поэтому, завороженно подняв глаза, с каждым шагом она замедляется, и останавливается, подойдя ближе ко входу. От высокого здания дует ветер, растрепывая волосы.

Огромный, стеклянный небоскрёб, отражающий светлое, ясное небо.

Леви с лёгким торжеством смотрит на то, как величие их творения поглощает девушку.

Кажется, Микасу может поразить абсолютно всё.

Её взгляд падает на вывеску, стоящую около здания…

И вдруг что-то щёлкает в мозгу. То, что казалось очевидным, и чего она до сих пор не понимала.

— А почему… — Микаса хмурится. — Почему именно… «Парадиз»?

Леви выгибает брови дугой:

— Ты серьезно?

Микаса ловит его взгляд.

— Я думал, ты догадалась ещё в самом начале, — просто отвечает он.

— Так это…

— Да…

Микаса замирает…

Замирает так же неожиданно, как при первой их встрече.

— Что, не думала, что я запомню? — ехидно замечает он.

— Я надеялась… — смущённо оправдывается девушка, — но думала, что тебя такие вещи не цепляют.

— Пойдём, — переводит он тему, направляясь вперед.

Ведя её в свои владения…

— Я нашёл её, — почти торжественно заявляет Аккерман, открывая стеклянную дверь, пропуская Микасу в светлое помещение в белых, серых и синих тонах. Около панорамных окон стоят высокие цветы, слева находится небольшой, круглый стол, а вокруг него расположены синие кресла.

И хотя фойе офиса огромное, там царит невероятный, домашний уют.

Совсем как в том кафе.

И, кажется, все замирают. Вся движущаяся машина. Разом. Будто бы Леви отдал им приказ замереть. На мгновение Микаса чувствует себя королевой, зашедшей в главный зал.

Они все смотрят на неё.

Кто-то восхищённо, кто-то удивлённо, а кто-то просто с улыбкой на лице. Конечно, ей далеко до королевы: волосы растрепаны, нос и щёки почти такие же красные от холода, как и её шарф.

Девушка широко улыбается, и встречается взглядом с Леви. На его лице нет улыбки.

Но его глаза улыбаются… Она чувствует это.

А потом раздаются аплодисменты, и кто-то с верхнего уровня издаёт звук, похожий на боевой крик индейца. Тут же вниз по ступенькам сбегает Ханджи, и Микаса почти уверена, что тот звук принадлежал ей.

Женщина минует Леви так, будто бы его вообще не существует, и тут же бросается в объятия писательницы.

— Не придави… — «улыбающиеся» глаза Аккермана тут же становятся серьёзными, и он отходит от толпы, собравшейся вокруг Микасы.

— Сейчас ещё Армин придет,— объявляет Ханджи. — Судя по всему вместе со всем «104 кадетским корпусом». — С этими словами она игриво подмигивает Микасе.

Девушка улыбается.

За те два дня, пока она здесь, она ещё не успела встретиться с остальными. Постоянные разборки с квартирой, с книгой, да и просто привыкание к возвращению в Токио отняли все время.

Толпа расступается, дав ей наконец доступ к кислороду. Кто-то возвращается к работе, кто-то выходит из офиса. Микаса остаётся рядом с Петрой и Оруо. Бозард театрально отворачивается от Микасы, демонстрируя свою вселенскую обиду на судьбу своего персонажа в книге. Петра с Микасой одновременно начинают хохотать.

— Если бы ты, как я, знал, что будет происходить дальше, наоборот поблагодарил бы её за то, что она спасла тебя ещё в начале, — заявляет Петра.

— Ах, так ей ты рассказала, а мне нет, — упрямится Бозард и снова наигранно отворачивается от девушек.

Петра обречённо косится на Микасу.

— В пессимизме его не переиграешь, — побежденно вздыхает она.

— Меня нигде не переиграешь! — горделиво заявляет Оруо. Петра закатывает глаза и, повернув лицо Бозарда за подбородок, быстро целует его в губы.

— Ну ладно, переиграли, — сдается мужчина.

— Придурок, — отрезает Петра, отпуская его.

Микаса задумчиво смотрит на друзей, снова ощущая себя лишней. В последнее время такое случается часто. Все её друзья разбились по парам, и в определённые моменты ей кажется, что между ней и ними образуется обрыв.

Потому что Микаса почти никогда не влюблялась…

Не сильно. Не настолько, чтобы бороться за какого-то человека. Обычно писательницы одиноки… Так говорила ей мама. Точнее Карла…

Почему-то Микаса боялась называть её матерью в своих мыслях и при других людях. А Карла, хоть не понимала, почему, сейчас уже привыкла.

И Микаса чувствует, что если это и есть та цена, которую надо заплатить за искусство, она сделает это.

«Чем несчастнее писатель, тем живее его произведения…».

У неё не было ни тяжёлых расставаний, ни бессонных ночей от неразделённой любви. Она могла влюбиться, тихо полюбить и также тихо забыть. В иные моменты она была благодарна за это. За то, что её сердце не было разбито, за то что глупая девичья влюбленность миновала её.

Поэтому она не создана для романов, которые пишут молодые и наивные девушки. Поэтому она не хочет добавлять в свою книгу любовную линию.

Мир, который она придумала, не создан для любви. И привязанность её персонажа к своему брату…

Это привязанность в реальной жизни.

Это благодарность в реальной жизни, бесконечное уважение, желание помочь и защитить.

Но не любовь. Здесь её нет.

Микасе хорошо одной, пока она не посмотрит вокруг. Не посмотрит на то, как Эрен заботится о Кристе, как Армин помогает Энни делать растяжку, или настраивает её на новое балетное выступление, каждый раз приходя на него с цветами, как дурачатся Конни и Саша. Жан за время их отсутствия всё-таки сблизился с Имир. И, кажется, хорошо сблизился.

Хотя Микасе казалось, что этих двух абсолютно одинаковых идиотов никогда друг к другу не притянет.

И в эти моменты она ненавидит своё равнодушное к людям сердце.

Словно проклятие.

Как будто с ней что-то не так. Что-то не зависящее от неё.

Микаса возвращается в реальность, когда кто-то касается её плеча. Она оборачивается: Леви снова настороженно смотрит ей в лицо. Холодная сталь в его серых радужках теплеет.

Или она никогда не была такой холодной?..

— Ты меня пугаешь, — прямолинейно произносит Леви. Девушка натягивает на себя улыбку:

— Наверное я просто… устала. Я долго привыкаю к переездам и… долго отхожу после перелёта.