Гергер останавливается на несколько секунд, давая им переварить услышанное.

— Затем, полтора года назад, его мать чем-то заболела. Болезнь прогрессировала эти несколько лет, и прошлой осенью дошла до пика, нужно было лечение и, как бы она не противилась, Тэмотсу попытался сам отвести мать в ближайшую больницу, но по пути он увидел трёх пьяных полицейских. Что они делали в таких глубинках этого района, без понятия. Угадайте, что же сделали наши стражи правопорядка?

Микаса поджимает губы и закрывает глаза.

Только не это…

— Правильно… Когда Тэмотсу, еще не зная, что они в стельку пьяные, попросил их о помощи, они… — Гергер осекается. — Решили, очевидно, что он просит добить свою мать, что б не мучилась. Он не рассказал, как это было… Сказал лишь то, что один из них выхватил руку женщины из его рук и повёл куда-то, а самого Тэмотсу избили, как последнюю шавку. На следующее утро… он увидел лишь её труп.

Леви незаметно пересаживается с табуретки на кушетку, приобняв Микасу сзади за талию и положив подбородок ей на плечо.

Видимо, у неё слишком несчастный вид. Страх, вспыхнувший в ней в ту секунду, когда Гергер произнес ту самую фамилию, испарился.

— Господи… — Нанаба обессиленно утыкается в плечо Майка. Тот крепче обнимает её.

— Я не думал, что к людям, которые живут, по сути, не так уж далеко от меня, такое свинское отношение. Тэмотсу пообещал самому себе вытащить своих братьев и сестру любой ценой. А так как в основном зарабатывала мама, а им с Масаёши за их работу платили копейки, понятно, что пока они накопят, наконец, на то, чтобы вырваться оттуда… Они бы не накопили за всю жизнь. Тэмотсу пытался найти новую работу, но в итоге их с Масаёши уволили со всех. У него был лишь один выход . Я не знаю, как он умудрился собрать такое большое количество сторонников, но своим братьям и Масаёши он приказал не вмешиваться в это. Во всех новостях сказано, что его соратники убили невинных людей. Но в основном там были члены мафии, полицейские, ну и просто пьяницы, бомжи, которые пытались его остановить, и, порой, радикальным путем. И это не слова самого Тэмотсу. Об этом мне сейчас сказала Масаёши. А полицейский подтвердил. Только потом, после того, как всех сторонников Тэмотсу или убили, или посадили, Масаёши нашла записку от брата, где он просил их о сотрудничестве с полицией, так как за неё могут заплатить…

— Это же… — вдруг перебивает его Майк. — Такой глупый план.

— Глупый и отчаянный, — соглашается Гергер. — Но, я думаю, он сделал это всё не только для того, чтобы спасти родных, но и чтобы отомстить. Или же… привлечь внимание к этому району. Так глупо, что люди заводят в этом месте детей. Они ведь потом растут несчастными.

— Согласен, — Аккерман впервые за это время подаёт голос.

— Ой… прости, — понуро произносит Гергер.

— Нет, ты прав, — успокаивает его Леви. — Дети там действительно несчастны. Мне просто повезло…

— Поиски длились месяц. И братья, и сестра участвовали в них. Масаёши очень сильная девушка, раз согласилась на это. Хотя, наверное Тэмотсу просто не оставил им выбора. Глупо было бы отказаться от этого. Это означало бы сделать жертву Тэмотсу бесполезной. Вчера именно Масаёши привела полицию к брату. Он убежал, потому что испугался… Впервые за всё это время, как он сказал. Вот так вот…

— И его план сработал?

— Да, — Гергер улыбается. — Они смогут уехать из района.

— Удивительно… — вздыхает Майк.

— Кстати, — Гергер вдруг оборачивается к Микасе. — Есть то, чего я не сказал полиции. Когда Тэмотсу увидел в моих контактах тебя, он начал расспрашивать о тебе.

Девушка настороженно поднимает голову. За это время она и забыла о словах Тэмотсу.

— Когда он узнал, что тебе почти двадцать пять и ты сирота, он попросил меня передать тебе адрес. Он записал его где-то в заметках, я надеюсь. Это человек, у которого Тэмотсу скрывался. Кажется, этот человек знал твоих родителей.

Микаса раскрывает глаза от ужаса.

— И, кажется, что Тэмотсу тоже их знал… Он как-то туманно сказал об этом, — добавляет Гергер.

Вот и пришло время для нового перелома в жизни.

Микаса слышит тихий всхлип.

Это Нанаба…

— Гергер… я так волновалась за тебя вчера… — она бросается к брату на шею. Гергер кривится от боли.

— Ай! Старуха! Тихо! Мне же больно!

— Извини, — отзывается Нанаба, но хватку не ослабляет.

— Я обещаю… я больше никогда не буду пить… — произносит Гергер. — Слишком много проблем приносит это говно…

— Не пей… никогда больше не пей, — плачет Нанаба.

Микаса ловит на себе взгляд Леви. Настороженный, выжидающий.

— Ты сейчас на работу? — спрашивает девушка.

— А ты нет? — вопросом на вопрос отвечает Леви.

— А… точно… — протягивает она.

— Не надо, — встревает Нанаба. — Ни тебе, ни нам. Я уже попросила Юки заменить тебя сегодня. Да и завтра.

— Я и так сильно много пропускала за эту зиму, Нанаба, — грустно улыбается Микаса. — Как вы меня ещё не уволили.

Нанаба смеётся сквозь слёзы.

— Ты сейчас не сможешь сконцентрироваться на работе.

Отработаешь на следующей неделе…

Нанаба права.

Она не сможет.

Ей кажется, что она уже ничего не сможет. К глазам подступают слезы, но Микаса сдерживает их…

Не здесь…

Дома.

Слишком много всего за одно мгновение. Новость о родителях, самоубийство подростка-убийцы… его жертва перед родными.

— Хорошо, спасибо большое, — улыбается Микаса и, встав с кушетки, подходит к подруге и обнимает её.

Когда они покидают палату, Нанаба с Майком разговаривают с медсестрой. Микаса кидает последний взгляд на Гергера: на его лице всё та же боль. Внутри него что-то сломалось вчера… И это не только кость правой руки. А затем они уходят…

— Я… — Микаса останавливается у самого выхода из больницы. Леви тут же оборачивается. — Я должна всё-таки пойти на работу.

— Почему? — спрашивает Аккерман.

— Я не смогу сейчас находится одна дома. Мне кажется, я сойду с ума.

— Хорошо, — просто отвечает Леви. — Я останусь.

Микаса изумлённо поднимает на него взгляд:

— Не стоит…

— Не волнуйся, я сам себя не уволю, — отшучивается он. — Поехали.

***

«А за окном такая хорошая погода…», — эта мысль назойливо вертится у неё в мозгу.

Как и сотни других.

Бесконечный хоровод тупых мыслей.

Их можно как-то заткнуть?

«За окном такая хорошая погода, но Тэмотсу Накамура её не увидит… Он добровольно отказался от этого. Добровольно отдал собственную жизнь. Пожертвовав… всем. Возможностью увидеть этот прекрасный, счастливый мир. Увидеть другую сторону жизни. Он никогда не узнает беззаботности, никогда больше не услышит родных, никогда не вдохнет чистый воздух полной грудью, никогда не засмеётся во весь голос и не заплачет навзрыд. Он не побывает на свадьбе своей сестры, не сядет за одним столом со своей семьёй. Не узнает новогоднего настроения. Не напьется с друзьями, не влюбится в красивую девушку, никогда не узнает, как это прекрасно – быть отцом. Не пройдёт босиком по пляжному песку, не сгорит на солнце, не утонет с головой в снегу, не увидит закатов и рассветов, не услышит шум волн. Его грустные, светлые глаза больше никогда не улыбнутся. Он никогда не узнает того, насколько это прекрасно – жить среди добрых, понимающих людей, а не пьяниц и бомжей, пользоваться интернетом, заводить друзей…

Он не увидит свободы…

Он размазан по рельсам токийского метро…

Чтобы всё это сделали его родные…».

«Кажется, ты хотела закричать? Кричи… Может быть это его спасёт?».

Внезапно Леви слышит сдавленный крик. Гораздо громче, чем тот, который он слышал ночью… Сердце разрывается напополам. Он срывается с места и бежит в комнату. Микаса сидит на полу перед окном и рыдает. Аккерман тут же садится рядом, молча прижимая ее к себе.

Грудь разрывают рыдания. Она и не знала, что в ней живёт столько боли. Она не знала, что когда-нибудь у неё хватит сил на то, чтобы взорваться и не умереть на месте. Микаса, как полоумная, цепляется за его футболку, словно за спасательный канат. Почему он не останавливает её? Почему ничего не говорит? Почему не трясёт за плечи, не кричит, не бьёт по лицу? Ох как бы ей это сейчас помогло…