И если другие чем больше пьют, тем больше веселеют, Микаса становится все суровее и растеряннее. И когда Майк рядом с ней нечаянно громко роняет вилку на тарелку, девушка дёргается от неожиданности.
Но никто не замечает.
Вроде бы… Ведь сейчас все и так дёрганые…
Нет.
Микаса чувствует на себе настороженный, косой взгляд Аккермана.
— Нервная… — тихо кидает он со скрытой ухмылкой.
— Я просто… от неожиданности… — оправдывается она.
— Может быть хватит тебе? — Леви кидает многозначительный взгляд на вино в бокале.
Ну да, когда от него можно было что-то скрыть.
Микаса кидает на него сдержанный взгляд, но он его даже не замечает.
— Ну что, готовы получать подарки? — громко объявляет Ханджи, резко встав из-за стола.
«Вот кто вообще не старается казаться адекватной», — пролетает у Микасы в голове.
Вместо ответа следует грохот стульев и звон вилок о пустые тарелки. Микаса удивлённо замечает перед своим носом ладонь Леви, которую тот протягивает ей в виде предложения помощи. Девушка недоверчиво поднимает взгляд, ожидая увидеть на его лице скрытый подтекст или издёвку, однако Аккерман выглядит вполне серьезно и искренне. Микаса принимает внезапную помощь, стараясь не замечать хитрых взглядов Кристы и Эрвина в её сторону.
Свет в той комнате тоже приглушён, зато гирлянды светят ярче, чем в гостиной. Микаса и Леви заходят в комнату последними, но, почему-то, одними из первых оказываются у ёлки.
— Знала бы ты, как долго мы уговаривали Леви вписать своё имя, — ни с того ни с сего заявляет Ханджи, издав короткий смешок и наклонившись под ёлку. — О, Леви, Нанаба, вот вам…
Микаса следит за тем, как Нанаба разворачивает свой подарок. Когда в руках женщины оказывается графический планшет, та ошеломлённо поглядывает на подругу:
— Ну ничего себе!
Микаса смеётся, и тут же оказывается в объятиях женщины.
— Микаса, даже не говори ничего, просто спасибо тебе огромное! Я тебя обожаю…
— Пожалуйста…
— Так вот что значит тусовка сливок общества… — хохочет Нанаба, наблюдая за тем, как Бертольд с разглядывает с разных сторон блендер, который подарила ему Энни (его прошлый не выдержал), а Эрен распаковывает наушники от Саши. — Нет чтоб кто-то носки получил, у всех гаджеты да техника. Фу, тоже мне… А в следующем году что дарить, путёвку на Мальдивы и автомобили?
— Эрвин, даже не притворяйся, я знаю что это от тебя, — бурчит Аккерман, смотря на новый костюм.
— Ага, я купил это в детском отделе… — шутит Эрвин. Кажется, весь дом сотрясается от хохота. Леви улыбается без тени обиды:
— Спасибо…
— Микаса, Петра, подходите быстрее, тут ещё куча подарков, — говорит Ханджи. — О, вот и мой…
В руках Микасы оказывается большая, плоская, аккуратно запакованная коробка. Девушка подходит к столу и, стараясь не повредить красивую упаковочную бумагу, открывает подарок. Проходит секунда молчания… Точнее… Вокруг то все до сих пор шумят, но в голове всё отключается. Её глаза широко раскрываются от удивления.
Первое, что он замечает, это фирменная марка «Парадиза». Второе — то, что нарисовано на коробке.
Ноутбук…
И небольшую записку, наклеенную на коробку: «Я пока не в праве решить все твои проблемы, как бы не хотел. Поэтому позволь решить хотя бы эту».
Аккерман неотрывно следит за тем, с каким спокойствием она распаковывает подарок, как расширяются её глаза, когда она видит коробку, и как сияет её лицо, когда она читает записку. В какой-то момент ему кажется, что она сейчас расплачется. Но Микаса, наоборот, широко улыбается и переводит на него свой взгляд. И если улыбка сужается, то глаза продолжают прожигать его своей трогательной благодарностью, искрящейся ярче, чем гирлянды. Секунда, и она повисает у него на шее.
— Леви… спасибо… — на одном выдохе произносит она. Леви поглаживает её по спине:
— Пожалуйста.
— Мне как раз нужны были эти книги! — восхищённо вскрикивает Ханджи. — Как вы угадали, Пиксис?
— По связям, — улыбается Дот, подмигивая Эрвину.
— Пик, не урони! — смеётся Петра, когда девушка начинает балансировать большую елочную игрушку на лбу.
— Не волнуйся, нас в медицинском этому с первого курса учили, — отшучивается Пик.
— Чтобы, при случае если вы не сдадите экзамен, вы хотя бы в цирке преуспели? — спрашивает Оруо.
— Как ты угадал? — наигранно удивляется девушка.
Микаса отстраняется от Аккермана, оглядывая остальных. Счастливые, разгоряченные лица, словно дети после длительной прогулки в мороз. А потом её взгляд вдруг переносится на окно, глаза округляются, а улыбка испаряется так быстро, словно она увидела там маньяка. Леви не сразу понимает, почему…
— Ребята… — вдруг произносит она, улыбаясь. — Там снег.
И повисает тишина. Все головы устремлены туда. А Микаса, кажется, забывает как моргать, и у неё на глазах наворачиваются слёзы. Аккерман внезапно осознает, что только его взгляд сейчас не прикован к новогоднему чуду за окном. Он смотрит туда: действительно, идёт снег… Впервые за всю зиму.
Все переглядываются, как по команде, и несутся в коридор.
— Как маленькие дети, — бурчит Леви, выходя вслед за Эрвином и Моблитом из комнаты.
— Как столетний старик… — парирует Эрвин.
Леви закатывает глаза.
А во дворе уже творится полнейшая вакханалия. Где-то на задворках сознания внезапно появляется странная паника, когда он оглядывает это. Перед глазами вдруг проплывают давно забытые сцены из детства. Потасовки, в которых в стельку пьяные бугаи избивали обычно одну, беззащитную жертву. В одну из таких баталий жертвой стал маленький, тоненький, хилый мальчишка, всего лишь вступившийся за маленькую девочку, чуть не ставшую жертвой насилия.
И пока тяжелые сапоги наносили точные удары в печень, лёгкие, спину, из охрипшей от напряжения глотки раздавались отчаянные крики, адресованные той девочке: «Беги! БЕГИ, МАТЬ ТВОЮ!».
И девочка убежала…
А мальчик потом приковылял домой только под вечер, провалявшись весь день в крови и синяках. Дядя окинул его, еле стоявшего на ногах, дышащего с тяжестью и хрипотцой, с прилипшими к окровавленному лицу волосами, и только кинул:
— Идиот, нахер ты туда ввязался?
Мальчик медленно сполз по стене, застонав от боли в ногах. — Я спрашиваю, Леви, зачем…
— Они бы её… убили… или даже…
Дядя засмеялся. Хотя это был скорее скрип, а не смех:
— А в итоге чуть не убили или изнасиловали тебя…
— Я не мог пройти мимо…
— Какой борец за справедливость нашелся, тоже мне! А представь, кто-то бы так же не прошел мимо твоей мамаши, и не было бы ни тебя, ни той девки.
Леви скрипнул зубами и злобно сверкнул глазами на дядю.
— Неужели ты бы прошёл?
— Нет, не прошёл бы… я бы присоединился! — он снова истошно заржал и с такой силой грохнул пустую бутылку о стол, что она разбилась. Кенни выругнулся и томно рыгнул.
— Шучу конечно, не зырь на меня так, недомерок, — буркнул он, заметив убийственный взгляд племянника. — Может быть твой батя был не таким уж долбанутым человеком, раз в тебе есть что-то человеческое. Только с этим ты здесь не выживешь, придурок. Тебя тоже и изнасилуют, и сломают, и убьют.
С этими словами дядя вышел из дома, а маленький мальчик… мальчик заплакал. От бессилия, боли, и ненависти к этому миру…
И, сколько он себя помнил, с тех пор он больше никогда не плакал. Ему было всего лишь девять лет…
Откуда ему было знать, что за пределами этого захолустья есть цивилизованные города, в один из которых он потом переехал на деньги дяди, оставленные после смерти, что есть прекрасные люди, и что любовь, это намного больше, чем животный инстинкт, который он наблюдал все свое детство.
И что люди могут вот так вот веселиться… Кидаясь друг в друга снежками, валяясь в снегу, будучи взрослыми…
Леви быстро уходит, стараясь, чтобы его не увидели. Выходит из ворот, прикрыв двери, направляясь туда, где не будут слышны истошные крики, визг, грохот…