Меня не было, а ты была. Ты среагировала быстрее всех нас. Я обещал защищать человечество, но каждый грёбаный раз, когда я ему нужен по настоящему, меня нет рядом.

Его голос звучал невероятно тихо, но все равно был громче всех звуков на этой улице. Громче криков отчаяния, когда кадеты находили своих мёртвых друзей. Громче топота и тысячи других голосов.

Он не срывался. Просто говорил. В его речи не было того безразличия, каким он хотел загородить свои чувства.

—Те атаки были спланированы. Кто-то знал, что мы уходим. Кто-то подобрал нужное время. Они знали что нас не будет рядом.

— Как ты объяснишь это людям, которые отныне ненавидят нас ещё больше?

— Никак. Они будут вечно всем недовольны. Вечно всех осуждать.Мне плевать. Они, мать твою, заперты здесь, в стенах, и вряд ли хотя бы сорок процентов из них покидали предел своего города. Конечно они будут ограничены в мышлении. Но с сегодняшнего дня и их, и наш путь стал немного отчётливее. Мы одержали первую в истории победу. Мы применили к титанам их же оружие. И, надеюсь, это открытие стоило потраченных жизней. Даже его.

Аккерман медленно перевёл взгляд на Юэлу. Девушка смотрела вперёд, в пустоту. Будто перед ней открывался не вид ужасающих последствий недавней битвы, а тот самый «путь, который стал чётче».

Он не переставал восхищаться ею. Тем, как она в один момент отбросила свою горечь и приняла на себя его боль, словно мать, которая выслушивает, как её сын рассказывает ей о глупых насмешках в школе.

— Сэр…— подбежал сзади Коул, запыхавшись. — Его нигде нет. Мы не можем его найти ни среди трупов, ни среди живых…

— Понятно…— ответил Леви, и Картрайт поучаствовала, как он сильнее сжал её руку, а потом и вовсе отпустил. — Значит, Уилл пожертвовал собой за всех нас, — заключил Леви, и эти слова звучали, как окончательная констатация смерти самого молодого командира старших войск.

========== Сожаление. ==========

— Леви, я, конечно, понимаю, что сейчас не лучшее время что-то уточнять, но…— начал Брандон, когда два командира сидели в штабе поздно вечером, когда все солдаты разбрелись по своим комнатам. — Но нам надо решить проблему третьего отряда.

Леви меланхолично отпил из чашки и уставился на старика, выжидательно подняв бровь.

Брандон шумно вздохнул и сел на кресло, задумчиво уставившись в окно за спиной Аккермана.

— Да, но разве есть какая-то проблема, когда в наших отрядах столько прирожденных лидеров, которые могли бы взять командование третьим отрядом на себя? Или мы можем на его место…— Леви осёкся, переведя взгляд на застывшего в одной позе Брандона. —… поставить Кроули. Вполне достойная замена. Но захочет ли он оставлять свой отряд? Так что лучше поставить кого-то другого.

— И у тебя есть идеи, кого? — осторожно спросил Брандон. Но осторожность была неуместна. Леви сразу же, после первых слов Маркса, понял, к чему он клонит. Но ему не хотелось развивать эту тему. Он сам не знал, почему. Он хотел поскорее избавиться от этого разговора.

— Нет, никаких, — коротко отозвался Леви, давая резким тоном понять, что он не желает дальше продолжать. Но Маркс, очевидно, решил проигнорировать отказ.

Он вздохнул:

— Не придуряйся, ты думаешь о том же, о чём думаю и я, и тебе этого от меня не скрыть, Леви. Я только не могу понять…— он сделал выразительную паузу и внимательно посмотрел в глаза Аккерману.—…почему ты не хочешь об этом говорить.

Командир первого отряда лишь бесшумно поставил чашку на стол и воззрился на Брандона. Нежелание говорить об этом было сильнее чувства долга.

Леви до сих пор не мог понять, почему все солдаты в тот день проголосовали за то, чтобы именно он стал главнокомандующим старшими войсками. Порою его личные принципы мешали ему рассуждать здраво. Конечно, он научился со временем их игнорировать, но в своё время они наделали бед ему и его солдатам. Сейчас же эта вредность вернулась и снова заставляет Аккермана молча уходить от ответа.

Но Брандон, точно зная замашки командира, не дал им завладеть ситуацией снова. В мгновение тёплые старческие глаза превратились в прожигающие угли, испытующе смотрящие прямиком внутрь. Так несвойственно Брандону. Смерть Ловерена задела души всех солдат. Сегодня не было того воодушевлённого шума задорных обсуждений за столами, какой всегда убаюкивал Аккермана после тяжёлых дней. Даже тогда, когда обсуждать было что. Ту самую новую надежду человечества. То самое оружие, за которое их товарищи сегодня отдали жизнь. Но боль от утраты была сильнее счастья от приобретения. Будто бы весь штаб вымер. Лишь гулкий скрежет вилок по тарелкам. Лишь потупленные взоры солдат. Никто не обронил ни слова. А кто-то и вовсе не пришел.

Тень от происшествия легло и на старика. Меж бровями залегли две маленькие морщинки, которые как будто очерняли все лицо полностью. Привычная теплота пропала. Впервые в жизни Леви увидел на лице своего бывшего командира измождение, практически разбитость. Почему то Аккерману казалось, что если ещё и он позволит себе дать слабину, все старшие войска просто разобьются.

В это время всем им нужен сильный командир. Который сможет вдохновить, даже когда все рядом поникнут и сдадутся. Даже если Брандон больше не может беспристрастно выносить смерти своих солдат. Всё больше и больше Аккерман уверялся в том, что он — не тот, в ком нужно искать надежду. Он воин, а не лидер. Легко быть командиром, когда всё вокруг идёт хорошо. Когда ты знаешь что делать и знаешь, что этот путь приведёт к победе. Он вёл своих солдат сквозь сотни сражений, мгновенно соображая, куда нужно повернуть, что нужно сделать. Но это не полностью его заслуга. Они сами знали, что делать. А если что-то шло не так, то понимали своего командира с полуслова.

А что делать теперь? Они ничего не знают о том, что свалилось им на голову, как и он сам.

Он понятия не имеет, что делать дальше. Или он просто сильно устал, чтобы думать о чём то?

Несмотря на то, что он — командир сильнейшего отряда в их маленьком мире, он всё ещё чувствует себя подчинённым. И он знает, кто до сих пор является его наставником.

Эрвин.

До сих пор он действовал, опираясь на его ум. На его образ мышления.

Но что будет с его воинами, когда не станет Эрвина? Или когда произойдёт что-то, из чего Смит не смог бы найти выход? Или просто ситуация, не похожая на те, из которых Эрвин выводил своих людей.

Произойдет ступор? Произойдёт…ничего?

Аккерман уже раз лишился своего отряда, так достоин ли он носить звание командира?

— Леви! — Брандон возвратил командира в действительность. Маркс, кажется, начал выходить из себя. Леви вздохнул. Да. Он знал, о чем говорит Брандон. О ком. Единственное, чего никто не знал, это где она сейчас

— Ты и правда думаешь, что она согласиться на это? — спросил Леви, глядя в окно, за которым беспросветное небо, словно тюремщик, издевалось над своими заключёнными. Дразнило их, давя безысходной тоской. Голова гудела, прибавляя ещё одну проблему к миллиону других.

Брандон замолчал. Его лицо просветлело.

— Я не знаю, Леви. Но она смогла бы быть отличным командиром. Я уверен в этом. Однако мне кажется, что я знаю, что она сейчас чувствует, и это может помешать ей.

— И что же? — безучастно спросил Аккерман, пустым взглядом буравя окно.

— Ты не догадываешься? — спросил старик с напором, силясь перевести внимание Леви от окна к себе. — Что бы ты думал о самом себе на её месте? Разбитость, вину. Плюс ко всему она женщина. Очень добрая женщина. А добрые люди невероятно ранимы.