Он зашёл в свою комнату и машинально, не думая запер за собой дверь, обессиленно опершись на неё.

Он причинил ей боль. Невероятную боль.

Внутри зарождалась новая вспышка гнева. Дыхание участилось. Голова раскалывалась. Все горело. Перед глазами плыло.

Аккерман закричал и со всей силы ударил кулаком по светильнику, стоявшему слишком близко, чтобы спастись от гнева своего хозяина.

Стеклянный светильник раскололся. Жгучая боль на запястье. Аккерман невидящим взглядом посмотрел на покалеченное место.

Из кисти торчал осколок стекла.

***

–Юэла, ты что тут делаешь так рано? — Брандон озадаченно посмотрел на девушку, которая словно в агонии мучила боксёрскую грушу.

В каждый удар Юэла выливала всю свою ненависть, отчаяние и обиду. Эмоции переполняли её, кружили в бешеном хороводе, заставляя внутренности гореть. Ни утро, ни попытки подруг не смогли усмирить в ней те чувства, в которые она вчера так стремительно упала, как только Леви перешёл черту дозволенного. Чувства, подобные раскаленной лаве.

Никогда Юэла ещё кого-то так ненавидела…

Последний удар ногой, и бедная груша отлетела в сторону ошеломлённого Маркса. Тот ловко увернулся и с немым вопросом уставился на Картрайт. Та, мокрая и уставшая, смотрела на него красными от слёз глазами и тяжело дышала. Брандон ласково улыбнулся и медленно подошёл к Юэле:

— Что такое? — мягко спросил командир и сел рядом с солдатом. Девушка уперлась локтями в колени, а в ладони уткнула лицо.

— А, хотя, дурацкий вопрос, можешь не рассказывать, я знаю, — он понимающе улыбнулся и протянул Картрайт флягу. — На, выпей.

— Это что, алкоголь? — обессиленно спросила девушка.

–Нет, вода, — просто ответил Брандон.

Юэла взяла флягу, сделала большой глоток и тут же выплюнула на пол горькую жидкость.

— Вода?! — Картрайт сморщилась. Брандон по-старчески засмеялся и похлопал её по спине, чтобы она смогла откашляться.

— Скажи я, что это алкоголь, ты бы даже не попробовала, — смеясь, ответил Маркс.

— Думаете, я спиртное никогда не пробовала? — грубо откликнулась девушка.

— Думаю, ты его давно не пила, — так же просто и ненавязчиво ответил Маркс. Юэла успокоилась и улыбнулась. Маркс был прав. Алкоголь остался вкусом беспечной юности. Вкусом её весны. Несмотря на то, что даже молодость свою она провела в этом аду, тогда она умела развлекаться. Маркс знал это. Он обладал невероятным талантом понимать людей и их проблемы. Юэла жалела, что не попала в его отряд.

У него в команде атмосфера была совсем другая. Брандон участвовал в жизни своих подчинённых. В меру, конечно. Он искренне, по-отцовски переживал за них и поддерживал. Он видел в них детей и учил их, как детей. Не только приёмам и технике боя. Он учил их жизни и понимал их жизненные проблемы. Проблемы, которые были гораздо мелочнее, чем смерть или война.

Вместо этого она попала в отряд к этому тщеславному придурку, пытающемуся научить других тому, чего сам не умеет.

Она взяла у Брандона флягу и отпила чуть-чуть.

— Мой командир наверное будет против, — сказала Картрайт с отвращением, причём теперь оно было не из-за спиртного.

Брандон хмыкнул.

— Ты слишком низкого мнения о Леви. — с непонятным упрёком в голосе сказал он.

— А почему он так жесток со мной? –не выдержала Юэла. Слёзы снова навернулись на глаза при воспоминании о прошлом вечере.

— Потому что вы похожи, — мудро сказал Брандон.

— Я вас умоляю, хоть вы не говорите этого. Я бы никогда не надавила на человека подобным образом.

— Он сам признаётся, что был сильно груб. Я вчера вечером навестил его в медпункте. После того вашего…эээ… разговора.

— Что он делал в медпункте? Искал для меня психолога? — съязвила Юэла, прорычав это сквозь зубы. Ни малейшего волнения за то, что, возможно, Аккерман сам пострадал, у неё не было.

— Нет, ему доставали осколок стекла, который он нечаянно всадил себе в руку, — хмыкнул Брандон.

— Что? — Картрайт уставилась на Маркса широкими глазами. Всадил осколок… совсем больной что-ли?

— После того как ты убежала, он разбил светильник и осколок стекла остался в его кисти.

Юэла вздохнула. Почему он это сделал? В порыве гнева? Она так его выбесила? Поделом ему. Юэла надеялась, что ему было больно. Так же больно, как и ей.

Хотя вряд-ли один несчастный осколок может быть по силе равным со словами, сказанными им вчера.

— Ты ведь не знаешь, что он тоже много чего пережил, Юэла, — начал вдруг Брандон настолько изменившимся тоном, что Юэле пришлось обернуться, чтобы удостовериться, что это он сказал.

— Не знаю, — призналась Юэла. И не хотела знать.

— Леви потерял не меньше чем ты. Он, конечно, вряд-ли одобрит то, что я рассказал кому-то об этом, но раз он принял тебя в свою команду, значит доверяет тебе.

— Ага, конечно, доверяет…– усмехнулась Юэла и хмыкнула.

Не обратив на это внимание, Брандон продолжил:

–Он жил в подземном городе, на дне столицы. Это гиблое место. Его мать воспитывала его недолго. Ему было около семи или восьми лет, когда она умерла. Жили они в одной маленькой комнатке в борделе. Несколько дней Леви находился по соседству с трупом своей матери, а куда ему было идти? Но потом его под свою опеку взял его дядя, Кенни Аккерман. Ты прекрасно его знаешь. Это его вы ловили тогда, с Эмином

Юэла скрипнула зубами. Она не думала, что Леви и Кенни могли как-то пересекаться в жизни. Теперь она была совсем не удивлена таким родством.

— Так вот, он воспитал его. Научил выживать в гиблом месте. Научил сражаться.

— Яблоко от яблони.– прошипела девушка.

–Юэла, подожди, — Брандон бросил на неё суровый взгляд. — Кенни оставил его. Я правда не знаю, но догадываюсь, что Леви был тогда ещё маленьким. Однако он продолжил жить в одиночестве. Одинокий ребёнок в этом ужасном, прогнившем, пропахшем смертью и трупами мире. Ты не представляешь, что это такое. Поэтому он так груб и прямолинеен, поэтому так склонен к чистоте. Поэтому он никогда не улыбался. Этот мир воспитывает очень сильных, но чёрствых людей, вынужденных носить ледяные маски и превращать свои сердца в камень, чтобы быть сильными и выжить. Леви жил так, пока у него не завелись друзья. Лучшие друзья. Тогда он впервые почувствовал себя не одиноким человеком.

Чтобы выбраться из этих трущоб, они заключили сделку с жителем верхнего, то есть нашего, мира. Если Леви убьёт Эрвина, то получит право жить наверху.

Ты сама бы пошла на все, лишь бы выбраться оттуда, Юэла. Леви вступает в разведкорпус и сразу же, на первой вылазке, теряет своих друзей.

Их смерти были ещё бессмысленнее и напраснее, чем смерти твоих друзей. Ты не видела тогда, что с ним было. Не видела этой ярости и боли. Я был тогда, на той экспедиции. Твоя ярость и отчаяние даже не половина того, что чувствовал он. А когда Леви потерял свой отряд. Весь отряд. Десять лет назад. Он чувствовал себя не менее виноватым, чем ты. Он всегда хотел стать настоящим командиром. Таким же, как Эрвин или я. И каждый раз ему кажется, что он недостоин этого звания. Это ужасно, потому что больше никто так не думает. Он не считает себя идеальным. Ваши истории почти идентичны, Юэла. Я не стану вдаваться в подробности. Так что пожалуйста, Картрайт, не надо осуждать его так сильно и думать, что Леви — бездушная машина для убийств. Он человек. У него тоже есть чувства.

Он очень чуток к другим, он понимает людей, как никто другой. Потому что он сам прошёл через ад. У тебя в жизни было светлое время, когда ты жила в детском доме, окружённая друзьями и заботой. У тебя было детство, у него нет. Не вини его за то, кем он стал. Эти манеры заложены в него ещё в детстве.