***

Лера постепенно начала приходить в себя сразу по нескольким причинам. Для начала тупая боль в затылке, правда не такая сильная как ожидалось. Почти одновременно с ней – холод и сырость, касающиеся её лица, а мгновением после – тихий шёпот, сначала едва различимый, но вскоре ставший вполне отчётливым. Лера слегка приоткрыла глаза, стараясь не выдавать своего пробуждения. Её взгляд скользнул сначала по тёмному каменному полу, затем с лёгкостью перелетел на стену по которой плясали отбески огня. На фоне этого света отчётливо прорисовывались три фигуры. Больше ничего существенного ей разглядеть не удалось и всё своё внимание Лера сфокусировала на шёпоте. То, что она понимает разговор до Леры дошло не сразу, однако поняв это ей стало немного легче. Ключевое слово “немного”. Вдруг она ощутила сильное жжение в левой ноге. Она вскрикнула и, резко поднявшись, потянулась было к ноге, но в последний момент отдёрнула руку. В том месте, откуда исходила боль была прикреплена при помощи металлического обруча какая-то чёрная коробка. Но секундное замешательство быстро прошло (боль хороший мотиватор) и Лера схватилась за обручь, пытаясь стянуть его с ноги. Неожиданно она почувтвовала на своих запястьях чьи-то ладони, которые в следующее мгновение с силой сжали её руки раздвигая их в сторону. Лера подняла глаза. Перед ней на одном колене сидел парень лет двадцати, с тёмными волосами и взволнованным лицом.

– Прекращай это дело! – В его голосе была слышна лёгкая хрипотца и Лера вдруг осознала, что, подслушивая разговор, она слышала именно его голос. – Я знаю, что тебе сейчас больно, но это скоро пройдёт, а вот если испортишь Скорпиона, то можешь вообще проститься с головой. Так врежет – до конца времён не оклемаешься.

– Скорпиона?

– Именно. Вот эта чёрная гадость у тебя на ноге он и есть. Просто потерпи немного.

– Да, уже почти не болит, но зачем… И кто… – в её голосе отчётливо стали слышны слёзы. Парень отпустил её руки и сев рядом осторожно приобнял её за плечи.

– Ты не бойся. Это ещё не самое страшное. Ууу…я не это это имел ввиду. Просто ты… – Он слегка замялся и неуловимо выражение его глаз из заботливого стал жёстким и строгим. – Что бы там ни произошло, помалкивай! Ясно тебе? – Непонятно почему, но Лера согласно кивнула, даже сама толком не осознавая, что конкретно ей ясно и о чём она должна помалкивать.

– Тебя как зовут? – Практически без паузы продолжил парень.

Лера, уже открывшая было рот для того, чтобы произнести такое до боли знакомое имя, поперхнулась. Всё её тело накрыло той самой обжигающей волной, наполненной голой яростью и стальной волей, которая накрыла Леру в последний миг её нормальной жизни. Только сейчас эта волна была куда слабее и прокатившись по всему её телу, от пят до самых глаз, быстро, не оставляя следов, отхлынула. Всё это длилось не дольше мгновения, однако и этого хватило для того, чтобы онемевшие для самой Леры губы и язык произнесли:

– Кира. – растерянная и к удивлению обессиленная девушка прислонилась к стене. «Нет… Нет, нет, нет, слишком больно. Не думай об этом сейчас». Однако, не смотря на нежелание углубляться во всё это, Лера всё же отметила про себя помокревшую спину и дрожащие колени.

– Меня зовут Нара, а вот этих двух глистов – Майя и Рут. – И только в этот момент Лера обратила внимание на двух других её сокамерников, чьи тени она видела на стене немного ранее. К её удивлению, перед ней стояли совсем ещё дети и нельзя было не оценить мрачную шутку Нары, сравнившего их с глистами. Они были совсем тощими и бледными. «Настоящие дети подземелий». – Пронеслось у Леры в голове. Майя, черноволосая девчушка лет десяти с круглым лицом и любопытными глазками, выглядела ещё терпимо, а вот малыш Рут, шестилетний русоволосый мальчуган, при определённом направлении света мог запросто сойти за ходячий скелетик. Они стояли совсем рядышком друг с другом и крепко держались за руки. У Леры невольно к глазам поступили слёзы и, поддавшись минутному порыву, она прижала обоих детей к себе. Рут практически не сопротивлялся, лишь удивлённо и несколько недовольно засопел, а вот Майя весело завизжала и, почувствовав, что нравится Лере, мгновенно начала любить её сама, и по-хозяйски забралась к ней на колени, крепко обняв девушку. При этом Наре и Руту пришлось слегка отодвинуться, так как Майя явно не терпела конкурентов и начала активно работать локтями, выбивая себе место под солнцем. Вдруг Лера заметила лёгкое шевеление в дальнем конце камеры, куда не проникал свет факела, прикреплённого к противоположной стене коридора. Следом до неё донеслось лёгкое постанывание, и она бросила встревоженный взгляд на Нару.

– А сейчас позволь представить тебе нашего четвёртого товарища – Шойго. Прошу простить его за отсутствие манер, но у него есть уважительная причина, которую я и двое этих ребят могут подтвердить. Видишь ли, наши тюремщики не отличаются избытком доброты и нежными манерами. Они очень хотели, чтобы Шойго поведал им, где сейчас располагается наш табор, однако мой добрый друг сегодня утром не отличался разговорчивостью, за что лично я не могу его судить. К счастью и Рут, и Майя слишком малы, чтобы знать эти животрепещущие подробности, так что их самих не пытают. Однако они всё- таки нашли и им применение.

– В смысле?

– Посмотри на них. – Лера послушно опустила глаза на Майю, уже успокоившуюся на её руках и прикрывшую глаза в попытке заснуть. – Как думаешь, когда они последний раз нормально ели? Даже просто ели?

– Но, если они ничего не могут рассказать, зачем их так мучить?

– Потому что я могу довольно много рассказать. Видишь ли, моя милая, я был тем, кто должен был провести их через Санку, барон посчитал, что детям будет безопаснее подальше от нашего табора в свете последних событий, и я, как видишь, не справился.

– Подожди, что такое Санку? – Нара как-то странно посмотрел на Леру и медленно, растягивая слова ответил:

– Санку – это зелёное море. Гигантская территория, покрытая нетронутым лесом. Как можно такое не знать? Санку даёт нам жизнь. Там мы все зачастую прячемся от наминов, этих чёртовых стервятников, притворяющихся людьми. Ничего, когда-нибудь мы каждого из них поджарим. За всех наших. – Лера уже поняла, что сморозила глупость и заставила себя удержать при себе едва не слетевший с языка вопрос о том, кто такие эти намины. Лера редко когда, полагалась на интуицию, но сейчас, находясь в окружении всего этого сумасшествия, она полностью доверила свою судьбу ей, ибо Лерина логика уже давно находилась в коматозном состоянии и сквозь него усиленно махала белым платочком.

– Сперва, конечно, они попробовали меня разговорить. Выглядел я ещё похлеще, чем Шойго, – Нара махнул в сторону парня, – но, когда до них, наконец, дошло, что я по природе своей очень стеснительный, решили пойти другим путём. Они начали пытать Шойго, а детей просто перестали кормить. Когда мы с Шойго ели, их отводили в сторону, а к концу приёма пищи возвращали. Чтобы хоть как-то им помочь, мы вызывали рвоту. Отвратительно, конечно, но отчаянные времена требуют отчаянных мер… Довольно скоро они догадались об этой уловке и нас просто разделили по разным камерам, благо тут их достаточно. А для пущего садизма камера Рута и Майи находилась напротив моей. – на его лбу пролегла глубокая складка, и он закрыл глаза.

На несколько минут воцарилась гнетущая тишина, время от времени прерываемая тяжёлыми выдохами Шойго. Майя, прислонив голову к Лериному плечу, видела уже третий сон. Маленький Рут сидел слева от Леры и изредка касался своей худенькой ладошкой её руки. Оберегая сон девочки, Лера не решалась ни повернуть голову, чтобы оглядеться, ни прикорнуть самой. Привыкшие к темноте глаза смогли лучше разглядеть несчастного, забившегося в угол Шойго. Тёмные волосы, отросшие и спутанные, синяки разных оттенков покрывали практически всё тело. Даже вся его поза была пропитана чувством боли. На вид он был одного с Лерой возраста, Шойго даже отдалённо напоминал её сокурсника Кирилла, с которым у Леры были очень тёплые отношения, правда, без капли романтики. При мысли о такой, казалось бы, простой вещи как свой сокурсник, а вместе с ним и университет, ну и дальше по цепочке: друзья, родные, привычная жизнь – у Леры к горлу подкатил комок. Ей не хотелось плакать, по крайней мере, не при детях, чтобы не пугать и не расстраивать их ещё больше, и она из последних сил сдерживалась, часто моргая и пытаясь думать о чём-нибудь хорошем.