Заканчивался второй год войны. Подкрашенный сединой старшина Волосков собрал сход волости незадолго до жатвы хлебов. Двор волостной управы плотно заполнен молодыми и больше старшими мужиками. Сдержанные голоса переливались от одной группы к другой, люди делились новостями, видами на дальнейшее хозяйствование, сыпались упреки в адрес генералов, что не щадя гнали на смерть солдат. Волосков с тревогой в голосе рассказал о ходе боевых действий на фронтах, о разгроме Турецкой армии в Закавказье и резне армян турками. Только успешные действия русских остановили уничтожение древнейшего народа.

– Господа крестьяне, мы живём свободно, много трудимся. Сеем хлеба сколько можем, продаём – сколько желаем. Страна на военном положении. Армия разрослась до шести миллионов человек. Её надо кормить, а посевы сокращаются. Сбор хлеба падает. Поэтому правительство доводит до каждой волости разверстку по хлебу, мясу и другим видам продукции. Мы должны строго выполнять объём разверстки по твердым ценам. Просьба не скрывать пуды нового урожая, честно показать излишки от тех норм на продовольствие, какие установило правительство на период войны. Торговлю излишками никто не отменял.

– Ужели так плохо в стране с харчами? – раздался недоуменный голос из середины.

– Да, в некоторых губерниях введены продовольственные карточки, – ответил старшина. – Есть беженцы. Идут от голода в Сибирь.

– Довоевались, мама родная!

– Пущай идут, нам рабочие руки нужны.

– Наймёшь батрака, тебя быстро кулаком обзовут. А так мы все тут в категории зажиточных.

– Господа крестьяне, продолжим работу схода. Вот представитель от благотворительного общества. Дадим ему слово.

На крыльцо поднялся в городском костюме с приветливой улыбкой мужчина лет тридцати.

– Господа крестьяне, наша армия с переменными успехами отбивает натиск армий центральных государств. Средств на войну требуется много. Работают благотворительные общества, собирают деньги отовсюду. Не скупятся купечество, промышленники, ученые. Из этих средств наши общества выплачивают раненым солдатам и офицерам пособия. Сдавайте безвозмездно хлеб, лошадей.

– Напомню, – поддержал представителя старшина, – Евграф Нестарко, Степан Белянин, Серафим Куценко, Емельян Черняк, Прокоп Полымяк отправили своих сыновей по призыву вместе со строевыми лошадьми, и они теперь воюют в кавалерии на Юго-Западном фронте. Наши земляки стали участниками успешного прорыва фронта под командованием генерала Брусилова. Кто-нибудь желает сказать своё слово?

По сходу прошелестел невнятный говор. Никто не решился.

– Мы, лучше ответим делом на пашне, – всё же раздался уверенный голос.

– Ото!

Евграф и Степан переглянулись, польщённые вниманием старшины. Тут же поговорив меж собой, решили отправить в Карасук двух строевых рысаков в допомогу своим сыновьям.

– Пусть за нас воюет наш с тобой труд, Стёпа, а мы, с божьей помощью, нарастим поголовье.

– Не обеднеем, – поддержал друга Степан, – вернулись бы наши сыны в здравии.

Восьмая армия генерала Каледина сосредоточила свои силы против хорошо укрепленной оборонительной линии четвертой австро-венгерской армии эрцгерцога Иосифа Фердинанда. Эшелонированные укрепления состояли из трех полос глубиной более пятнадцати километров. Первая линия – это окопы, где располагались опорные узлы с блиндажами и убежищами, врытыми глубоко в землю. Перекрытые железобетонными сводами или в несколько накатов бревен и земли общей толщиной более метра, они выдерживали удары любых снарядов. На высотах громоздились доты под бетонными колпаками. Ими простреливались все подступы. Впереди и между оборонительными полосами, устроены проволочные заграждения с секретами минных полей, подвешенные бомбы, замаскированные волчьи ямы. Австрийское командование считало, что русским оборону взломать не удастся с теми силами, какие они имеют на фронте. Но австрияки ошибались.

Всю конструкцию оборонительных полос, в течение нескольких дней, тщательно изучали пилоты аэропланов и разведчики с борта самолетов. Применялись разные типы самолетов от легких одномоторных, до четырехмоторного, названного «Илья Муромец». Они, как шмели, стремительно прошивали воздушное пространство над позициями противника на довольно низкой высоте. Позиции открывались как на ладони. Офицеры наносили на карты огневые точки, блиндажи, траншеи, батареи и даже проволочные заграждения с подвязанными на них бомбами. Летчики не раз вступали в воздушные бои с самолетами противника, подвергались обстрелу с земли, но полеты не прекращались, их было совершено несколько сот. В ходе наступления летчики бомбили как передовые линии, так и базы, железнодорожные узлы.

Живой силы у наступающей армии было накоплено почти в два раза больше. Артиллерийских стволов, которые должны взломать укрепления, по числу тоже превосходили, а вот тяжелых орудий гораздо меньше. Успех в наступлении должны обеспечить тщательно проведённая разведка укреплений противника и мощный, многочасовой артиллерийский огонь, решительный натиск штурмовой пехоты и кавалерии.

Командующий фронтом генерал Алексей Алексеевич Брусилов усилием воли подавил волнение перед собравшимися командующими армий и начальниками штабов. Он напомнил поставленные задачи. Говорил, как всегда, спокойно и властно. Усы в разлёт, тронутые сединой на волевом энергичном лице, вдумчивые требовательные глаза и вся его сухопарая фигура в полевом мундире, лишь с двумя орденами были обычными и привычными для присутствующих. И только очень внимательный человек мог заметить, что генерал все же иной перед ними, с волнением в душе, глубоко запрятанное в себе от своих коллег по оружию, ибо он отдаёт приказ к атаке в грандиозной баталии.

«Приказываю, начать сражение в указанных направлениях 22 мая, главный из них – удар на Луцк», – его указка скользнула по карте, на которой нанесены красные стрелы плана операции.

С этой минуты военная машина фронта пришла в движение. Оставалось только ждать начала мощной артподготовки. В успехе тщательно подготовленного наступления Брусилов не сомневался. И он ждал его, просматривая донесения об изготовки штурмовых отрядов и артиллеристов.

Накануне вечером случилась неприятная заминка. Начальник штаба Ставки генерал Алексеев по прямому проводу передал Брусилову желание Верховного главнокомандующего Николая II о пересмотре подготовленных многочисленных ударов, и наметить лишь один главный. Для этого необходимо перенести начало наступления на несколько дней позже. Более того, русский Западный фронт под командованием генерала Алексея Ермолаевича Эверта, которому отводилась роль главного удара всей операции Антанты, не готов к началу боевых действий.

Слова Алексеева произвели на Брусилова эффект разорвавшейся бомбы у него в кабинете. Командующий на минуту потерял дар речи. Ещё утром донесение о том, что его войска стоят лицом к лицу с противником и ждут приказ к штурму укрепленных позиций, возражений не встретило.

– Алексей Алексеевич, вы меня слышите? Вы меня поняли, о чём я говорю? – вывел из транса Брусилова нервный голос начальника штаба Ставки.

– Что значит отложить начало операции?! – Молочная бледность лица генерала испугала бы многих его соратников. – Это невозможно, приказ о начале артподготовки в назначенный час отдан. Приказ нельзя остановить, он уже в войсках, до начала остались считанные часы! – возмущению командующего не было предела, и накал его чувствовал на другом конце провода генерал Алексеев.

– Я обязан передать Вам пожелание Верховного главнокомандующего.

– В таком случае, доложите о моём категорическом несогласии, и прошу отстранить меня от должности.

– Я не могу донести Ваше возражение. Верховный спит, доложу о нашем разговоре только утром.

Брусилов знал о капризах государя, о том, что он не умеет отказываться от прежнего своего намерения, и это разногласие, мягко сказано, разногласие – неподчинение его мнению, в дальнейшем может неблагоприятно сказаться на военной карьере и в целом подкосить судьбу генерала. Но командующий фронтом не мог отказаться от выстраданного и отработанного в деталях и хорошо подготовленного плана наступления. В три часа ночи заговорили все орудия фронта, обрушив на передовые позиции шквальный огонь артиллерии. Бомбардирование длилось до девяти часов утра 24 мая[8]. Враг был деморализован, и к полудню этого дня пехота и кавалерия прорвали оборону, взяв в плен почти тысячу офицеров и 40 тысяч солдат. Восьмая армия Каледина вышла на оперативный простор.