Исенгрим чувствовал его всем телом: как тот изгибается под горячей ладонью на поясе, как его пальцы сжимаются на мягкой коже плаща, как бьется вена на открытой шее. Это было странно — вновь ощутить к кому-то доверие, безусловное и безоглядное, и встретить абсолютно то же в ответ. Исенгрим шире расстегнул ворот, спускаясь прикосновениями губ к ключице, и вдруг предложил:

— А хочешь меня?

— М? — Йорвет даже голову опустил, а потом и недвусмысленно прижался к бедру. — Даже этому тебе нужны доказательства?

— Нет, я… не о том, — Исенгрим тяжело дышал, а ощущение прижавшейся к бедру твердой плоти сбивало с мысли. — Я имею в виду… Поменяться. Местами.

Зеленый глаз широко распахнулся, а на губах Йорвета появилась знакомая усмешка, неистребимая даже во время самых интимных мгновений.

— С чего вдруг? Раньше ты никогда…

Исенгрим даже чуть отстранился, поглядел на любовника и неловко попытался объяснить собственные не слишком ясные пока чувства:

— После того, что ты пережил… Твоя жизнь изменится, Йорвет. Теперь ты станешь командиром. Ты уже изменился. И не в шрамах дело.

— Вот как? — Йорвет рассмеялся — остро и колко. — Ни разу не слышал, чтобы звание командира передавалось таким путем. Или теперь мне следует найти себе преемника и со вкусом его иметь?

— Только если захочешь, — Исенгрим даже улыбнулся.

— Ты же знаешь, — рука Йорвета взметнулась, пальцы вплелись в мокрые, растрепанные волосы на затылке Железного Волка, — я предпочитаю мужчин постарше… Хотя неизвестно, как жизнь сложится. В последнее время ни на что нельзя полагаться.

Исенгрим подумал, что только друг на друга они и могут положиться. По крайней мере, пока. Йорвет был прав: как дальше сложится жизнь, даже предугадать было трудно.

Но сейчас Исенгрим притиснул к себе любовника. Разговоров было достаточно, настала пора действовать. Когда-то он сам этому Йорвета учил: сначала все выяснить, не считаясь со временем, а потом действовать — не считаясь с потерями.

Йорвет горячо выдохнул в шею, стоило придавить его своим весом к скале, а потом Исенгрим почувствовал, как на мочке уха смыкаются ровные кромки зубов. Йорвет действительно его знал; и знал, разумеется, что от этого почти невинного действия наставника — а потом и командира — прошивает острая, горячая волна дрожи. Исенгрим сжал ягодицы под шершавой, но мягкой тканью штанов и почувствовал, как любовник выгибается навстречу. В юности Йорвет был жаден до удовольствий, с годами стал больше ценить качество и долгие ласки.

Однако сейчас, вблизи от лагеря, в котором остались скоя’таэли в компании сомнительного краснолюда и человеческого детеныша, долгие ласки были слишком большой роскошью.

Эльфы давно научились обходиться малым, но сейчас это ощущалось особенно остро. Исенгрим поймал своими губами раскрывшиеся губы любовника и поцеловал — словно извинялся за отсутствие тех самых шелковых простыней. Но стоило Йорвету ответить на поцелуй, как в душе разлилось успокоение.

Шелковые простыни — для мерзавцев, политических шлюх и их комнатных собачек. Двое офицеров бригады «Врихедд» умели иначе.

Однако от Исенгрима не укрылось, как вздрогнул Йорвет, стоило опустить пальцы ниже. Стоя делать это было неудобно, Исенгриму пришлось приложить силу, и…

И он сам себя мысленно обругал. Наверняка это навевало на любовника не самые приятные воспоминания.

— Прости, — выдохнул он Йорвету в ухо. — Может, сначала разденемся?

— Ни к чему, — сквозь зубы процедил Йорвет, вновь запрокидывая подбородок. — Тебе вообще незачем раздеваться.

Исенгрим с сомнением глянул вниз. Если не раздеваться, то выбор возможностей, и без того невеликий, сужался до одной. Но слова Йорвета о d’hoine, которые воспользовались пленниками, не выходили из головы. Исенгриму хотелось поправить это — хоть как-то. Смотреть в глаза, целовать, ласкать — уж насколько позволяют походные условия.

— А тебе… — он приостановился, не зная, как спросить.

— Разверни и трахни уже, — выплюнул Йорвет ожесточенно. — Постарайся не порвать.

— Йорвет, — Исенгрим покачал головой, но больше ничего не сказал.

Зато постарался выразить то, что чувствовал, действием. Снова поцеловал искривленный в циничной усмешке рот, развел пальцами ягодицы, осторожно массируя вход в тело. Поймал губами судорожный вздох.

Йорвет позволял, но сам не подался навстречу пальцам, и это сказало Исенгриму больше, чем тот бы мог предположить. Исенгрим предполагал воспользоваться слюной, но теперь дело осложнилось. Слюна не слишком подходила, а напомнить Йорвету о проклятых стражниках Железный Волк не хотел.

— На поясе — мешочек, — выдохнул Йорвет между поцелуями. — В мешочке — льняное масло, для кинжалов.

— Всегда готов к бою? — фыркнул Исенгрим.

— Так точно, командир, — ядовито откликнулся Йорвет. — И оружие… держу под рукой.

Исенгриму пришлось его отпустить, хотя сделать это было не так-то легко. И желания не было, и пальцы Йорвета цеплялись за волосы довольно чувствительно.

И все-таки, присев и торопливо нашаривая клетчатый мешочек, Исенгрим не мог отделаться от мысли, что Йорвет теперь носит это с собой, как иные носят яд — в случае захвата и плена… Впрочем, в мешочке было довольно всяких склянок, и если масло Исенгрим узнал сразу — золотистая густая жидкость со вкраплением пузырьков воздуха, — то назначение некоторых осталось для него загадкой. Он узнал, разумеется, «волчью ярость» — зелье для поддержания сил, когда рука подводит и не может твердо держать оружие; узнал «релевиум» — первое средство от ран; узнал едкую «красавицу» — эта дрянь нередко применялась для пыток, а залитая в горло, в глаза или в иные не менее чувствительные места вызывала острое желание поделиться всем сокровенным… Может, среди этих склянок был и яд, этого Исенгрим не знал.

Он поднял голову, собираясь подняться, но все еще сомневался. Поступить так, как требовал Йорвет — развернуть и нагнуть — казалось чем-то… недостойным. И пусть раньше такое бывало, и не раз, Исенгрим вовсе не горел желанием поступать так же, как те пьяные стражники. Только теперь до Железного Волка дошло, отчего Йорвет так болезненно воспринял предположение, что в его отряде в отсутствие командира кто-то может обойтись с краснолюдом и человеком скверно. Йорвет слишком хорошо это знал…

И сейчас, взглянув наверх и увидев, что любовник терпеливо его дожидается, отвернувшись и сжимая пальцы на задранных рукавах рубахи, Исенгрим вдруг подумал, что может это изменить. Может показать, что ему дорог сам Йорвет, а не его умение отдаваться.

Исенгрим неловко переступил, поднимаясь на колено, а потом и потянулся к штанам любовника, торопливо развязывая шнуровку и стягивая шершавую ткань вниз. Йорвет дрогнул, опустил голову, непонимающе уставился единственным глазом…

Исенгрим действительно спешил. Не сомневался в том, что бывший ученик способен парой хлестких фраз отправить задуманное к черту на рога. И когда перед лицом качнулся тяжелый, налитый кровью член, Исенгрим обхватил его ртом, не давая себе времени на размышления.

Обветренные губы, конечно пересохли от желания и не самых приятных размышлений, а растянутые, отозвались болью, и Исенгрим четко ощутил, как верхняя лопнула. К терпкому вкусу сочащегося предсемени приплелся солоноватый привкус крови, но Исенгрим не остановился. Чувствовал, как замер под его действиями любовник и стремился… сделать хоть что-то, что отличало бы его от насильников.

— Командир, — глухо выдохнул Йорвет, сжимая кулаки, — этого я тебе не прощу.

Исенгрим и хотел бы ответить, но не мог, а потому только выгнул бровь, на несколько мгновений становясь прежним — тем, кто мог поднять непослушного ученика на смех, когда тот упрямствовал и не желал усваивать полезные для выживания навыки.

Железный Волк мог поклясться, что не чувствует взгляда — должно быть, Йорвет отвернулся или закрыл глаз, но сопротивление и напряжение исчезли. Исенгрим даже позволил себе отстраниться и облизнуть губы. Верхняя все еще кровоточила, но двигаться после этого стало легче, и он услышал, как стонет Йорвет — тихо, почти неслышно.