И в голосе Йорвета звучала настоящая ярость, когда он выпалил:

— Зачем?! Я же сейчас…

Закончить он не успел. Исенгрим все прекрасно понимал: и разочарование Йорвета, и его возбуждение, — но чувствовал, что поступает правильно. И скользить по твердому, горячему члену было приятно; он ощущал вкус кожи, нащупывал языком заметные вены… Не пришлось даже подниматься к чувствительной головке, когда Йорвет глухо охнул, выгнулся, а корень языка обожгло горечью. Исенгрим невольно вцепился во вздрагивающего любовника, а потом и аккуратно соскользнул. И не мог не отметить, что Йорвет, несмотря ни на что, все еще… желает. Быть может, не так сильно, но естество его все еще приподнималось над бедрами.

Исенгрим поднялся с колен и, не давая любовнику вставить ни слова, бросил:

— Повернись. И будет лучше, если ты наклонишься.

Йорвет замер. Резкие слова так и не сорвались с его губ. Он коснулся лба, наткнулся на повязку, почти машинально поправил ее, а потом послушался. Сам Исенгрим уже с трудом сдерживался.

Но Йорвет повиновался, хоть и медленно. Развернулся, опустил растерзанные штаны пониже, шире расставил ноги. Переступил, облокотился на скалу сначала ладонью, потом и локтем. Опустил голову, явно ожидая, прогнулся в спине…

Исенгрим торопливо вскрыл склянку. Масло густо плеснуло, и он размазал его большим пальцам по остальным, а потом зубами закрыл крышку. И спрятал в карман плаща, чтобы не мешалось…. Или, если понадобится, чтобы просто было достать.

Йорвет ждал. Но стоило начать привычный процесс, как он уже не оставался безмолвным участником. Исенгрим чувствовал, как поддаются тугие мышцы, как хрипло и тяжело дышит любовник… Он понимал, конечно, что стоит повременить, пока Йорвет восстановится для второго круга, но сделать это было нелегко. Исенгрим чувствовал, как прохладной темерской ночью на лбу, на висках и на спине проступает испарина, но, как и любой эльфский командир, действовал согласно плану: медленно втиснулся, медленно ласкал. Надеялся, что не слишком спешит, когда добавил второй палец. Надеялся, что Йорвет простит, когда добавил третий.

Йорвет — было слышно — глубоко и ровно дышал. Слишком глубоко и слишком ровно для того, кто желает показаться спокойным.

Стало совсем темно, но Исенгрим все равно видел, как Йорвет изгибается, опираясь на скалу. И это не оставило никаких сил к сопротивлению.

Он крепче надавил любовнику на поясницу, а потом и прижался к нему, скользя по раскрытой ложбинке твердым, болезненно-напряженным членом. Йорвет сдавленно простонал, а потом и подставился, ловя движение, и с этим Исенгрим уже справиться не мог. Голова почти кружилась, как будто не хватало воздуха, как тогда, под водой. Он осознал, что до скрипа сжимает зубы, только тогда, когда надавил плотью на тугие мышцы — и вошел.

И — видит Дева и все демоны ада — не мог больше держаться, когда проникал глубже, когда натягивал любовника на свой член. Йорвет пытался расставить ноги шире, но безуспешно — штаны мешали, а потому он замер под жадными до ласк руками. Исенгрим старался вернуть ощущения сторицей — гладил и ласкал везде, где мог дотянуться, но все равно самым главным было ощущение, как тесно сжимается тело любовника.

Исенгрим обхватил его за живот, притискивая к себе, и, наконец, почувствовал, как тот расслабляется. Принимает уже не яростно и требовательно, а желанно и раскованно. Исенгрим вошел до конца, не сдержавшись от громкого выдоха, а потом и заставил любовника распрямиться, опираясь на скалу.

Йорвет позволял, пытался двигаться, постанывал и прогибался. Исенгрим чувствовал каменные мышцы живота, спустился чуть ниже, обхватил ладонью полувставшую плоть. Йорвет застонал. Движения его стали резче и сильнее, и Исенгрим жестко двинул бедрами, чтобы обозначить, что он… Впрочем, дальше думалось плохо.

От первого же резкого движения в голове помутилось. Исенгрим крепче зажал любовника под собой и начал двигаться — размашисто, сильно. Руку он поднял, заставляя Йорвета разогнуться. Теперь он держал его локтем за шею, не позволяя ни соскользнуть, ни увернуться.

Но Йорвет и не пытался. Он охотно поддавался на сильные движения бедер, когда член входил плотнее и жестче. Исенгрим чувствовал, как туго сжимаются мышцы, и с трудом находил в себе силы не схватить любовника за волосы, чтобы натянуть именно так, как хотелось.

— Ну давай уже, — вдруг хрипло выдохнул Йорвет. — Так, как хочешь. Я…

Он не закончил, потому что подавился стоном, когда Исенгрим потянул его за разметавшийся под повязкой неаккуратный хвост.

Когда-то, Исенгрим помнил, Йорвет носил длинные волосы с мудреной косичкой сбоку. Теперь…

Йорвет охнул, изгибаясь, и Исенгрим потянулся к его члену. Задравшаяся рубаха, влажная кожа под ней; сползшие ниже колен штаны; сжавшиеся до побелевших костяшек кулаки… Окончательно отвердевшее естество в руке заставили Исенгрима усилить натиск. И Йорвет уступил.

Исенгрим пытался сдержаться, но сам себе уже не доверял. Йорвет, ощутив руку на плоти, охнул и поддался так, что не уступить не было ни малейшей возможности.

Исенгрим задвинул так глубоко, как мог, а потом и сорвался. Не выдержал. Позорно уступил своему же ученику.

Когда-то, в тренировочных схватках, когда Йорвет уже давно перестал быть учеником, они не уступали друг другу. Но в такой «схватке» — друг другу уступали оба.

Йорвет обхватил его ладонь своей — и двух резких движений хватило, чтобы Исенгрим ощутил вторую волну наслаждения.

Исенгрим тяжело отдышался, а потом постарался как можно бережней освободить любовника. Йорвет уткнулся лбом в камень, а потом и натянул штаны — неловко, как будто был ранен. А потом и процедил, не поворачиваясь:

— Я кончал тогда. Дважды. Первый раз — просто оттого, что у меня давно никого не было. Второй… Он точно знал, что следует делать с мужчиной, который раздвинул под ним ноги. Я не мог не… Меня не били, я даже на боль отвлечься не мог.

— Замолчи, — Исенгрим тоже отстранился и попытался привести себя в порядок. — Даже не вздумай чувствовать вину за это. Помни, что они поплатились за это жизнью.

— Иногда этого недостаточно, — глухо отозвался Йорвет, и так же глухо звякнули звенья кольчуги, которую он подхватил так ровно и ловко, как будто собирался в обычный утренний дозор.

Исенгрим вдруг вскинулся, прищурился… Йорвет двигался размеренно и выверенно, но кольчуга звенела чуть резче, ткань шуршала чуть громче, чем как если бы он был спокоен. Не хотелось причинять бывшему ученику большей боли, но еще один урок для него у Исенгрима остался. Горький урок, который, однако, лучше усвоить вначале.

— Тебе придется вести остатки нашего народа за собой, — Исенгрим постарался придать этим словам вес. — Помни, что командир не имеет права на слепую ненависть. Старшие Расы должны умирать за себя, а не за тебя.

Йорвет дернулся, перевел дыхание, а потом бросил:

— Я не стану уподобляться d’hoine.

Исенгрим немного помялся, но все-таки высказал и то, что он уже не мог произносить уверенно и наставительно. Скорее, это больше тревожило его самого — и ему не с кем было поделиться этим.

— И еще… Среди всех и всегда есть исключения, Йорвет. Наступают такие времена, которых я никогда застать не хотел, но одно знаю точно: всё всегда стремится к равновесию. И если сегодня кто-то предал, то завтра кто-то другой спасет. И ни от первых, ни от вторых ожидать этого было нельзя. Вчера. А сегодня — уже нужно. Тебе будет сложнее, чем мне, командир.

— Я не надеюсь на «завтра», — Йорвет не посмотрел в глаза и не приблизился, а наклонился за поясом, окончательно приводя внешний вид в порядок. Неуверенно коснулся повязки на лице, слепо подтянул узел. — Так куда ты пойдешь?

— На юг, — Исенгрим пожал плечами. — На север мне теперь дороги закрыты… Не сказать, чтобы это сильно меня огорчало.

— Ты пойдешь один? — уточнил Йорвет.

— Один, — Исенгрим кивнул. — Моя последняя просьба: отпусти моих спутников.

Йорвет зло затянул ремень, поправил кинжалы на поясе. Рывком приблизился, заглянул в глаза.