— Не бойся, — по-своему истолковал его медлительность Джереми. — Я не сделаю с тобой ничего такого, чего с тобой не делали раньше.

Следовало собраться и сделать уже это, и Джон поднялся, по-военному споро стягивая штаны. Наверное, нужно было раздеться совсем, но Джон трусливо оставил рубаху, чтобы иметь хотя бы призрачную возможность прикрыться. Оказаться перед тамплиером абсолютно обнаженным и беззащитным он не был готов.

Кажется, Джереми это устроило. По крайней мере, он приблизился, обхватил за затылок, заставляя поднять голову, и выдохнул в губы:

— А ты хорош, Жу-жу. Всё-таки понимаю Бэрроуза.

Джон почувствовал на бедрах чужие горячие руки, а мигом позже прикосновения отметились уже на ягодицах. Он уткнулся лбом в плечо Джереми, прикусывая губу и стараясь ничем не проявить себя, пока его гладили, тискали и ощупывали. Накатила тошнота, страх взвился в душе с новой силой. Но Джереми хотя бы не смущало, что его любовник не возбужден.

Хотя… Джон ощутил прикосновение к самому дорогому, что есть у мужчин, и это неожиданно странно взволновало его. До сих пор он касался себя только сам, а чужие пальцы были умелыми. Кровь жарко прилила к щекам, и не только к щекам… И это тоже было до отчаяния стыдно.

Что должен был бы сказать любовник отца? Такому, каким Джон описал полковника Бэрроуза, наверное, было бы ни к чему ласкать любовника. И Джон выпалил, стараясь дышать потише:

— Это не обязательно, сэр.

В голове крутились еще какие-то грубые слова насчет задницы, но Джон понял, что произнести их просто не сможет.

— Ну, раз ты настаиваешь… — Джереми хмыкнул и отпустил. — Забирайся на кровать. На колени и локти. И ноги пошире, мне нравится видеть.

Джон не успел испытать облегчения от мысли, что не придется хотя бы смотреть в лицо. До того он оценивал всё только со своей стороны, а сейчас невольно представил, каким его видит Джереми. И от этого тугой клубок в животе скрутился еще сильнее. Его, лейтенанта Бэрроуза-младшего, будут рассматривать, как дешевую шлюху. Его унижение будет на виду, и противник даже не стремится скрыть это.

Но вслух он только выдавил:

— Да, сэр, — и подчинился приказу.

Колени утопали в мягкой постели, но, едва отвернувшись от насильника, он с облегчением подумал, что больше может не держать лицо. Джон поспешно встал как ему сказали и опустил голову, но даже это не позволяло отвлечься, не чувствовать жадного взгляда. Взгляд был почти ощутим, и Джон, подавив инстинкт закрыться, прогнулся в спине, позволяя… Нет, думать об этом он не хотел, но четко осознавал, что ниже падать некуда.

Кровать прогнулась под весом еще одного тела, Джон почувствовал знакомый уже запах кельнской воды и прикрыл глаза. От этого стало полегче, хотя взбудораженное сознание и фантазия рисовали перед закрытыми веками не самые приятные картины. Настолько неприятные, что Джону пришлось приложить усилие, чтобы не дрожать.

Ладонь Джереми скользнула по внутренней стороне бедра, поднялась выше. Джон сжал зубы, пытаясь расслабиться, не сжимать мышцы, прикосновение к которым оказалось всё равно неожиданным, хоть он и предполагал, чем дело кончится. Даже не предполагал. Знал.

Отсутствие выбора — вот путь тамплиеров.

Джереми опустился ниже. Джон даже слышал его дыхание над собой, позже ощутил шершавую ткань штанов — мимолетно. Джереми явно устраивался удобнее, скользнул ладонью между ног, большим пальцем надавил на вход в тело, и Джон медленно выдохнул. Вот оно. И неважно, что делают это пальцами, а не чем-то еще. Окончательное падение еще только начиналось.

Джон невольно вспомнил, как отец учил его «прыжку веры» — технике, позволяющей растянуть момент падения на мириады мгновений, позволяющих не разбиться, когда бросаешься вниз с головокружительной высоты. Но даже эти долгие секунды имели свойство заканчиваться, когда над головой смыкалась вода, или снег, или сено. Только Джон не обольщался: на сей раз его ждет только гибель. Даже если не тела, то чести и всего, что с ней связано.

— Узкий, — настолько жарко и мучительно простонал Джереми, что сердце сжалось.

Джон не успел обдумать, что дает ему этот несдержанный стон — под сильным движением пальца сжалось не только сердце. Ощутить врага — внутри — было странно. Немного больно, но уж точно не боль сейчас заставляла тяжело дышать.

Терпеть боль Джон умел — обучение было выматывающим. Несколько раз его ранили — даже в тренировочных боях, пока он не научился грамотно отступать, уворачиваться и контратаковать. У отца было немало шрамов — следов пережитой боли.

Но сейчас Джон чувствовал, что лучше бы принял клинок в грудь, а не…

Джереми выскользнул. Джон услышал влажный звук, но не понимал природы его происхождения. Хотелось оглянуться, но он только сильнее сжал в кулаках шелковую простынь и уперся в подушку лбом. И повел бедрами — неосознанно, просто потому, что его отпустили.

Как оказалось, отпустили ненадолго. Нет, это не стало открытием, просто каждому свойственно надеяться — даже тогда, когда надежды нет. Но новое прикосновение оказалось много легче. Джон не сразу сообразил, что Джереми снова вошел в него рукой — настолько легче скользили пальцы в отличие от первого раза.

Не имея возможности посмотреть на насильника и не видя себя со стороны, Джон чувствовал, как жадно его разглядывают. Его, изогнувшегося под тем, кто… Тут в размышлениях появился пробел. Зачем Джереми вообще делает это? Он хотел овладеть — так почему не пристраивается сзади, как кот к кошке по весне? Почему имитирует сношение пальцами? Джон слышал, как тяжело тот дышит. Наверное, желает? Так почему не действует?

Джон было хотел обратиться к нему, подтолкнуть, а заодно проявить опытность… И не мог. Только теперь он со всей полнотой почувствовал, что разделил постель с тамплиером, и обратиться к нему «сэр»… Это было унизительно, настолько!.. Даже сравнить было не с чем.

Обращаться к тамплиеру угодливо и услужливо, когда тот владеет телом… На что еще можно пойти ради великой цели?

К счастью — если сюда вообще подходило это выражение — Джереми явно не мог утерпеть. Трахать одним пальцем ему быстро стало мало, и Джон едва не охнул от резкой боли. Он не мог уже понять, что именно происходит, но ощущение сменилось, и двигался Джереми уже много свободнее. Мышцы сжимались, несмотря на попытки Джона уступить насильнику, и мучило еще какое-то мерзкое чувство, которому даже определения не удавалось подобрать.

Джон не был уже способен на определения. Ему хотелось, чтобы тамплиер наконец взял его — и завалился спать, давая возможность заняться собой. Выместить ярость и досаду. Вымыться от его прикосновений. Подумать, в конце концов. Хотя как раз думать о себе не хотелось совсем.

Пальцы внутри скользили всё легче, и вскоре Джон почувствовал, что напряжение слегка отпускает. Это могло бы быть даже приятно, он чувствовал это всем нутром, но только не здесь и не сейчас. Однако когда Джереми вдруг усмехнулся и развернул кисть руки, Джон невольно вздрогнул. Этого чувствовать он точно не хотел, но низ живота словно прошило молнией — приятной и неприятной одновременно.

Джон окончательно перестал понимать, чего хочет и чего добивается Джереми. Зато движение стало ритмичнее, и второе прикосновение к чему-то внутри уже не было столь резким и неожиданным. Джон с каждой секундой принимал это ровнее, и наконец понял, как правильно изогнуться, чтобы неприятное чувство ушло, оставляя только ожидание. Он по-прежнему не знал, чего уже ждать, но тело, кажется, на этот раз оказалось умнее своего обладателя.

Джереми шумно выдохнул сквозь зубы, обхватил локтем за бедра, притискивая сильней, и Джон почувствовал, что тот входит глубже. От этого по взмокшему от напряжения загривку пробегали мурашки, а ноги с легким трудом удалось раздвинуть сильней. Шелковые простыни и покрывало ужасно мешали и путались между коленей.

Ожидание стало каким-то… незнакомым, словно неразумным. Как можно чего-то хотеть, когда не знаешь, чего? Но Джон со всей ясностью осознал — это совершенно иное. Это не выматывающая надежда, что насильник закончит побыстрей. Это…