Картина в полном смысле картиной не была. Она была ключом туда, куда Джон так неистово желал попасть. Пока не очень понимая, что следует сделать, Джон медленно двинулся к подсвечивающемуся белым полотну. Двигаться так было странно, это немного пугало — сосредоточенность не позволит вовремя учуять опасность, но найти, как действует ключ…

Джон протянул руку к картине и сдвинул ее. Отдернул руку, точно рама могла его укусить, и отметил, что картина легко вернулась на место. Видно, это сделано как раз для того, чтобы исчезающий в своем тайнике хозяин дома ничем не выдавал себя.

Второй раз Джон коснулся рамы уверенней, сдвинул сильнее и, сощурившись, увидел. Пластина с тамплиерским крестом. Неудивительно, что Джереми в храме ждал, что после нажатия дверь откроется. Сам такой же…

Джон помотал головой, приходя в себя, и хотел уже было нажать, сжимая в правой рукоять кинжала, как вдруг услышал по ту сторону стены звуки — и прильнул ухом к шероховатой поверхности.

Слышно было посредственно, но кое-что Джон разбирал.

— … желаете вина? — звонко спросил мальчишеский голос.

— И ты… для этого ворвался сюда, идиот? — раздался раздраженный голос Джереми, а потом и удар — по столу или по лицу, Джон не знал, не понять было. — Брысь, щенок!

За стеной что-то заскрипело, а потом наступила тишина. По крайней мере, больше ни звука различить не удавалось. Джон постоял немного и, оттолкнув картину, решительно нажал на тамплиерский крест.

И уже ни капельки не удивился, когда обшивка стены дрогнула, а стык панелей разъехался, открывая проход в святая святых — тайник Джереми.

Джон не сразу сунулся внутрь. Успел заметить, что помещение совсем небольшое, но со вкусом отделанное. Здесь громоздились полки с бумагами, несколько сундуков и шкатулок, а в углу стояло кресло — очевидно, для долгого ожидания. Еще Джон машинально отметил отдушину — воздухоотвод. И снова почувствовал досаду. Ведь хватался за зарешеченное круглое оконце, когда пробирался по стене, так почему не задумался, куда оно и для чего? В него разве что змея или мышь пролезет!

Джереми стоял, оперевшись плечом на полку, и нервно пролистывал скрепленные бечевкой бумаги. Очевидно, ждал новостей… Но на звук разъезжающихся панелей он среагировал — повернулся и успел только раздраженно бросить:

— Кого еще… — и осекся.

Джон понимал, что в такой тесноте драться мечом почти бессмысленно, а потому направил кинжал в сторону врага, но нападать не спешил. Тот в своем логове лучше знает, где и что. На полках могут лежать полезные ему предметы — оружие, дротики, яды или еще что похуже… Уж лучше попытаться выманить его в спальню. Или, если драться здесь, то пусть нападает первым — можно будет оценить, на что он способен, и сориентироваться, как защищаться.

— Упрямый, — хмыкнул Джереми. Казалось, он несколько успокоился и теперь не спешил начинать драку. — А где же твой папа? Неужели зарезался от горя собственным клинком? Нет? Какая жалость.

Джон хотел было бросить что-то язвительное, но на ум ничего не шло. Все появляющиеся в голове слова были пафосными и пустыми.

— Молчишь? — Джереми ядовито усмехнулся. — Значит, не захотел делить лавры от моего убийства с остальными и притащился сюда один. Очень неумно, я бы сказал.

Тамплиер оттолкнулся плечом от стены и как ни в чем не бывало шагнул к Джону. Лейтенант Бэрроуз видел, конечно, что враг напряжен и готов к схватке, но это было не напряжение хищника перед прыжком. Только готовность защищаться, как и у него самого.

Джон отступил, а потом отступил еще, в сторону спальни. Пусть идет, пусть выйдет на открытое место.

— Куда же ты, детка? — Джереми снова обнажил зубы. — Или в постель со мной потянуло? Я не против, давай, так скажем, на бис перед финальной сценой.

Джон почувствовал, как по жилам плеснуло огнем. Хотелось рвануться вперед и вцепиться в противника, но «холодная голова» подсказывала, что именно этого и добивается Джереми. И если так бросаться еще дозволительно отцу, у которого многолетняя выучка и огромный опыт, то с ним, с Джоном, тамплиер справится. Нет, ярость — плохой советчик в бою. И Джон улыбнулся, стараясь, чтобы губы не дрожали:

— Это в прошлом. Я добился своего, а детали… Кредо позволяет.

Джереми держал удар с легкостью:

— И поэтому на твоей руке нет клейма? Кстати, сейчас ты больше похож на ассасина — в плаще с чужого плеча. Собственно, это всё, что нужно знать о твоей карьере в Братстве. Привычка пользоваться подачками тебя до добра не довела, Жу-жу.

— Как и ваша привычка действовать в одиночку, чтобы ни с кем не делиться властью, — хмыкнул Джон. Постепенно становилось легче — он успел узнать своего врага и теперь пользовался этим знанием.

Удар достиг цели. Джереми напрягся — уже совершенно иначе, опустил руки, и Джон старался не выпускать из поля зрения ни малейшего движения врага — когда лязгнет скрытый клинок, готовиться к нападению будет поздно.

— Ты всерьез полагаешь справиться со мной? — Джереми вскинул подбородок и ухмыльнулся — неприятно, жестко. — Только твоя поразительная наивность позволила тебе убедить меня в чем-то. Если бы это было осознанной уловкой, хитростью, ты бы прокололся в первые же часы. Как я уже сказал, обмана я не прощаю и даже после твоей смерти буду знать, что поимел обоих Бэрроузов: тебя во всех позах, а старину Джона — когда сказал ему это в лицо.

— Тело — это еще не всё, — Джон отрицательно качнул головой. — Я не изменил делу Братства, что бы ни ждало меня впереди.

— Тебя — ничего, — рассудительно бросил тамплиер. — А вот твоему отцу я непременно скажу, что убил Жу-жу тем клинком, который старина Бэрроуз когда-то носил. Когда я бросил его в луже крови, забрал себе на память его наруч… Ему тогда было, кажется, восемнадцать. Не правда ли, занимательное совпадение?

— Занимательное, — подтвердил Джон. — Особенно учитывая, что он выжил.

— Я с тех пор стал несколько опытнее…

Джереми не закончил. Джон видел, конечно, что отступление привело его едва ли не в центр спальни, но тамплиер всё равно рванулся вперед неожиданно. Джон подспудно ждал от него, что тот расскажет, что же произошло тогда, тридцать лет назад, но тот, видимо, на это и рассчитывал — и Джон успел только защититься, когда враг напал.

Кинжал столкнулся со скрытым клинком перед самым лицом, Джон даже ощутил движение воздуха, взрезанного острым лезвием. Попытался увернуться, но недостаточно быстро — и самый кончик клинка полоснул по брови. Боли Джон не почувствовал — тот был отлично заточен, но на веко медленно стекла теплая капля.

Джон отпрыгнул назад, капля сорвалась, но новых не последовало. Царапина, не страшно…

А тамплиер всё наступал, и Джон обходил кровать по кружной траектории. Нужно было решаться — или нападать самому, или бежать через окно, пока еще была возможность. Но после всего, что было сказано… Нет, сбежать Джон не мог. Из этой комнаты выйдет только один.

В коридоре, еще достаточно далеко, раздались крики и шум, и Джон понял, что если не сейчас, то никогда. Это только кажется, что звуки отдаленные, на самом деле пройдет несколько секунд — и сюда кто-то ворвется. Друзья или враги — уже неважно, потому что уничтожить Джереми Джон хотел своими руками.

В голове как будто раздался голос отца: «Медлить так же опасно, как и бить не подумав. Почему ты до сих пор стоишь и витаешь в облаках?»

И Джон ударил. Так, как учили — старательно, как юный ученик-ассасин. Кем он, собственно и являлся.

Атака вышла красивой — Джон даже сам это понимал. Выверенный прыжок, точное владение кинжалом… Джереми был опытен, но он был старше и грузней, а потому повернулся недостаточно быстро. Джон еще не воткнул в него клинок, но уже чувствовал перевес на своей стороне.

Скорость движения придала веса, и Джон опрокинул врага на кровать, зажимая бока бедрами почти интимно. Кинжал неуклонно опускался ниже, но и шум раздавался уже под самой дверью. Время замедлилось, растянулось, как во время прыжка веры. Джону казалось, что прошли тысячелетия, когда рука Джереми, сильная и тяжелая, ослабела, но он еще успел прохрипеть: