Однако на следующей мысли он несколько успокоился. Жу-жу, конечно, тоже не должен всего этого видеть, но он — любовник ассасина, который здесь либо побывал, либо уже не сможет достать того, за чем охотится Джереми. Как раз его можно и отпустить… По крайней мере, так хотелось думать.

Джон попытался отвлечься на происходящее, чтобы не мыслилось страшного. Коридор был странным. Действительно странным. Ничего подобного в своей жизни Джон не видел и не сомневался — мало кто вообще видел что-то подобное. Стены всё больше расширялись, как будто это была не нора в земную твердь, а расширяющийся тоннель к чему-то… торжественному. Потом на стенах начали проявляться узоры. Джон сразу их узнал — голубые призрачно-светящиеся линии, которые, при всей их нелепости и бессмысленности, образовывали чудны́е схемы. Линии были абсолютно ровными и выверенными, хотя порой вели в никуда и обрывались. И это явно было не просто так.

Впереди замаячила дверь, но она тоже была… необычной. Каменная, крепкая, словно ворота настоящей крепости. Еще больше смущало то, что перед ней коридор образовывал странную полость. Рекреацию. Стены изгибались, образуя перед дверью огромные выемки, словно были частью круга. А верхнюю часть этого круга отрезала дверь. На двери по самому центру виднелся известный символ — символ Братства. Он, в отличие от стен, не сиял и голубым светом не переливался. То ли не был частью этой схемы, то ли был выбит для чего-то другого.

Джон почувствовал, что рука Джереми сжимается на локте, и догадывался, что тот тоже нервничает.

— Слушай меня, Жу-жу, — звенящим в гулкой тишине голосом произнес Джереми. — Ты сейчас подойдешь к двери и приложишь руку к знаку ассасинов. Потом ты отойдешь назад, ко мне. И больше ни к чему прикасаться не будешь, понял?

— Понял, — хрипловато откликнулся Джон, надеясь, что страх и волнение его понятны.

Он шагнул вперед, чувствуя на себе взгляды. И Джереми, и солдаты смотрели на него во все глаза, словно он действительно направлялся на эшафот. Но выбора не было. Не только потому, что выйти отсюда, если не исполнить приказа, не выйдет. Еще и потому, что Джон не мог не попытаться разгадать загадку храма. Если отец досюда не дошел, то, возможно, дойдет сын. А потом… А потом можно будет добыть у тамплиера то, что тот украдет. Отвлечь его ласками и покорностью — и даже убить. И бежать, чтобы сберечь или укрыть то, что здесь спрятано.

Находиться одному посреди огромного круга, невесть кем и когда вырезанного в толще камня под скалой, было неуютно. Джон протянул руку, положил ладонь на символ ассасинов. Ничего не произошло, но руку он не убрал. Повинуясь какому-то чутью, он задержал ладонь и, когда уже был готов услышать позади недовольный оклик, вдруг решился — и со всей силы надавил на знак. И тоже не добился ничего… зрелищного. Так давить вовсе было ни к чему. Камень с символом Братства едва заметно вдавился в стену, а внутри что-то щелкнуло.

Щелкнуло очень тихо и не раздалось гулом на всю округу, и Джон не сомневался, что слышал это только он один. Вот только правильно ли поступил? Кто знает, какой механизм он только что активировал? Двери не открылись, и ничего заметного не произошло.

— Хватит, — резко произнес за спиной голос Джереми. — Медленно отпусти и отойди сюда.

Джон послушался. Ему самому хотелось сбежать, как будто он только что вызвал на себя гнев… кого-то. То ли индусских богов, проявив незнание и непочтительность, то ли тех, кто нанес здесь все эти светящиеся узоры. И уже уходя, Джон отметил, что под символом Братства вырезаны руны — слишком мелкие, чтобы увидеть их на том расстоянии, на котором стоял Джереми. Вот только разглядеть их времени не осталось. Надо было раньше…

Но сожаления почти не чувствовалось, всё заполонял собой страх. Джон едва удерживался, чтобы не бежать.

Джереми так же крепко взял его за локоть, стоило подойти. Видно, так ему было спокойнее. И приказал:

— Вы. Идите к дверям и попытайтесь открыть.

Джон нервно сглотнул. Он не мог себе представить, что чувствовал бы, будь он солдатом и получи такой приказ. Когда командир явно не желает рисковать и удерживает от риска нечто ценное, отправиться вперед…

Но солдаты пошли. Притормаживали, норовили пропустить друг друга вперед, толкались локтями… И шли. Джон глядел на них во все глаза. И на дверь тоже посматривал. Безотчетно отметил, что с момента, когда он нажал на пластину, прошло тридцать четыре секунды… И только тогда понял, что внутренний хронометр включился сам. Это не могло было быть случайностью. Что-то должно было произойти.

Солдаты потоптались у дверей, попытались — вместе и поодиночке — зацепиться за створы. Не за что там было цепляться, в этом Джон был уверен. Створы ворот прилегали друг к другу так точно, что можно было утверждать, что строил их толковый инженер. Ни щели, ни трещинки — и это за годы или даже века.

Джон вскинул взгляд наверх. Джереми хмурился и явно не мог ни на что решиться. Очевидно, его раздражали неуверенные и не слишком активные старания солдат, и он хотел попробовать сам, но не решался. И когда уже Джон начал подумывать обратиться к нему — а прошло уже две минуты — мир вдруг дернулся и сдвинулся с места.

Джон услышал адский грохот, уши заложило, он не удержался на ногах и вцепился в тамплиера просто потому, что тот стоял рядом, а больше никакой опоры не было. Джереми впился в локоть так, что там должны были остаться не просто синяки, а кровоподтеки. Впереди полыхнуло ало-золотым, волна обжигающего жара и горяченного воздуха отбросила в сторону, и Джон не мог вспомнить, как дышать — и зачем. Только сердце колотилось, как сумасшедшее.

Джон распахивал рот, не в силах вдохнуть, и пытался уговорить себя открыть глаза. А когда открыл, то первое, что отметил — это то, что перед глазами что-то странное. И только тогда понял, что ресницы обгорели, а оставшиеся от жара завились жесткими спиральками. Голубая солдатская форма тоже пострадала — местами тлела и дымилась. Джон машинально похлопал по рукаву, забивая тление, и попытался повернуть голову.

Джереми лежал рядом и пытался откашляться. Его начинавшие седеть волосы растрепались, а общий вид уже не был бравым и строгим. Как раз теперь его вполне можно было назвать пожилым.

— Жу-жу, живой? — окликнул его тамплиер.

Джон не ответил. Вместо ответа он перевел взгляд на дверь и едва сдержал тошнотворный позыв. Живот скрутило, на языке выступила кислая слюна — вот то месиво перед дверью, еще недавно бывшее небольшим отрядом… Впрочем, идея не смотреть на месиво тоже оказалась не слишком удачной — кровавые ошметки разметало по всему залу.

— Кажется, попасть туда будет трудно, — слабо вякнул Джон.

Джереми первым поднялся на ноги и даже подал ему руку. И Джон руку принял — мир всё никак не хотел вставать на место. Наверное, взрывная волна так повлияла… Джону вовсе не хотелось думать, что дело не во взрыве, а в том, что у него, почти ассасина, нервы, как у пугливой барышни.

— Из подопытных остались только мы с тобой, — кивнул на замечание Джереми. — Но ты не трясись так, ты мне живой нужен. Так что будем действовать умнее.

Джон плохо себе представлял, как это — умнее, но счел необходимым сказать:

— Там какие-то письмена на двери. Поздно заметил. Уже успел приложиться. А знак — это не просто знак, а пластина. Наверное, внутри какой-то механизм.

Уж лучше открыть тамплиеру правду, чем лежать потом так же, как эти солдаты… Когда где чья рука не разберешь, а у кого-то, кажется, не было головы.

— Хм, — Джереми явно приободрился. — Значит, если не нажимать на пластину, то можно вполне безопасно изучить, что там написано. Тебе знаком язык?

— Нет, сэр, — честно откликнулся Джон. — Закорючки.

Джереми, чуть прихрамывая, отправился к двери, и Джон, помедлив, пошел за ним. Приближаться не хотелось. Не потому, что было страшно, а просто увидеть трупы ближе не хотелось. Но пришлось — не отдавать же тамплиерам храм!

Джереми потянулся было к рунам рукой, но быстро отдернул, так и не коснувшись. Джон отметил, что стена выглядела неповрежденной. Видимо, этот взрывной механизм как раз для таких вот незваных гостей — и овцы целы, и волки в кровавой луже лежат…