— Санскрит, — вынес вердикт Джереми. — Древний диалект, исполнен на брахми. А здесь говорят на хинди. Что-то тут не так… Эти руны были нанесены задолго до того, как здесь поселились люди. Или эти люди. Или тот, кто это наносил, хотел, чтобы так думали.

Кое-что Джон понял. Не зря подслушивал отцовские разговоры еще в Норгберри. Санскрит — древний литературный язык Индии, не имевший даже своей письменности, поскольку когда он создавался, письменности не было. Все сказания передавались устно, а для записи были изобретены самые разные способы — и то много позже. Брахми-не брахми, в этом Джон не разбирался, но для того, чтобы не только прочитать, но и понять санскрит, нужны были не только знания современной Индии. Нужны были углубленные познания об индийской истории. Есть ли такие у тамплиера?

И тут тот сам ответил на этот вопрос:

— Не понимаю, — с досадой выдохнул он. — Слоги знакомые, но слова… Если это вообще слова, а не шифр…

— Может, не будем туда соваться, пока не поймем? — слабо вякнул Джон.

— Не будем, — зло отозвался Джереми. — Только Бэрроуз наверняка видел эту запись и теперь опережает нас на два дня, если не больше. А счет уже на часы.

И до Джона вдруг дошло. Раз защитный механизм действует, значит, отцу не удалось достать то, чем так ценен этот храм. И тамплиер об этом теперь тоже в курсе! А это значит, что отцу не удастся сблефовать, когда он придет за заложниками. Джереми будет точно знать, что у того ничего нет… Господи, и что теперь делать?

— Интересно, Бэрроуз там побывал? — в тон мыслям задумчиво уронил Джереми. — Возможно, сюда ведет не единственный путь.

Хоть бы это было так! Джон отчаянно вознадеялся на чудо, но понимал, что это очень вряд ли. Стена была построена на совесть и выглядела настолько торжественно, что наверняка путь-то как раз единственный. Только для тех, кто знает, как по нему пройти.

— А если… не побывал? — неуверенно спросил он у тамплиера. — Тогда Бэрроузу нечем будет заплатить за наши жизни.

— Ваши жизни мне не нужны, — с досадой откликнулся Джереми, а потом вдруг улыбнулся — хищно и жутко. — К тому же у него всё равно есть то, чем он может оплатить вас с девицей. Его жизнью. Хотя я бы, конечно, предпочел не месть, а частицу Эдема. Но ее достать будет проще, если под ногами не будут мешаться ассасины.

Джон мысленно застонал. Час от часу не легче! На свою жизнь он уже давно наплевал, но выбирать между отцом и Августиной… Врагу такого не пожелаешь! И никого рядом, с кем можно было бы поговорить. Кто мог бы если не подсказать, то хоть немного унять тот хаос, что царил в голове. Отец говорил, что голову нужно держать ясной… Интересно, а сам-то умел?

— То есть если Бэрроуз не добыл ту штуку, то вы его убьете? — совершенно несчастно произнес Джон. — Или его, или нас?

— Вас мне убивать незачем, — хмыкнул Джереми, и звучало это отвратительно — как будто он не понимал, с кем обсуждает жизнь и смерть. — А вот его — да, есть за что. Но ты не слишком беспокойся, Жу-жу, он придет. Вне зависимости от того, узнает ли, что мы здесь побывали или нет. Если не узнает, попробует торговаться. Если узнает, не захочет, чтобы я жил — после того, что узнал или мог узнать здесь. А ты… Ну что ж, если Бэрроуза не станет, то я верну девчонку его сыну, а ты сможешь остаться со мной. Ты, конечно, умом не блещешь, но достаточно ловок и послушен. Из тебя вполне можно вырастить тамплиера.

Джон едва не подавился. В висках застучала кровь, и он невольно отступил от врага. Тамплиера?! Впрочем, это как раз, может быть, только слова. Отец тоже обещал сделать из него ассасина, однако не вышло.

— Я… понял, сэр, — выпалил он, хотя ни черта-то не понял. — Нам еще что-то нужно здесь?

Джереми задумчиво оглядел «картину» и уронил:

— Надеюсь, мы не всех жрецов поубивали, и кто-нибудь уберет это, иначе к нашему следующему приходу тут находиться будет невозможно. Здесь, конечно, много прохладней, чем на поверхности, но всё равно…

Джона снова замутило. Жизнь и без того не сахар, а тут еще и это… Он на ватных ногах отправился вслед за недовольным Джереми, который хромал и вполголоса ругался. Уж на кого или на что, Джон не разбирал. Слишком много всего случилось, слишком о многом хотелось подумать, но мысли не задерживались в голове, разбегались, как пугливые местные насекомые.

Он в полном молчании поднялся по коридору, а потом — по лестнице. Так же молча забрался на коня, выслушал раздраженный пассаж Джереми на тему того, что обратно невесть как придется ехать — ведь увести с собой даже такой мелкий табун лошадей вдвоем не представляется возможным…

Всё это прошло для Джона, как в тумане. И только когда полоса джунглей начала подходить к концу, Джереми вдруг задал прямой вопрос:

— Тяжело пришлось? Ты редко видел смерть?

— Я… никогда не видел, как кто-то… — голос с трудом слушался, и Джон отчаянно старался не выдать всего, что на душе. — Если нас с мисс Бэрроуз придется убить, прошу вас, сделайте это быстро.

— Тебе даже повезло, — меланхолично отозвался Джереми. — Я узнал, что такое смерть близких, в шестнадцать. И причиной стал Джон Бэрроуз. Знаешь, Жу-жу, мне даже страшно представить, что будет, когда я его убью. Один раз мне верилось, что я это сделал — и тогда я, наверное, единственный раз жил по-настоящему. А потом я узнал, что он не умер — и вся моя дальнейшая жизнь была посвящена в том числе и мести. Иной раз месть была дальше, иной раз — ближе, но я никогда об этом не забывал. Что я смогу, когда в зрелом уже возрасте перестану гнаться за тенью? Надеюсь, к тому моменту я добьюсь и других своих целей, и мне не придется жалеть об этом.

Джон встрепенулся. Других целей? Ни о каких других целях Джереми до этого не говорил. Или он про частицу Эдема?

— Вы о той штуке? — спросил он.

— И о ней тоже, — отозвался тамплиер. — Хотя, надо сказать, когда я отправился в Индию, я не имел ни малейшего понятия, что у меня буквально под носом спрятано сокровище. Я приехал сюда с другой целью.

— И чего же вы хотите? — вздохнул Джон.

— Власти, конечно, — Джереми усмехнулся. — Всё остальное у меня уже давно есть.

— Да, об этом вы говорили… Когда мы были тут в прошлый раз, — Джон кивнул. — Хотя мне кажется, что власти у вас достаточно. Ваши солдаты… Я видел, они боялись идти, но всё-таки шли. На смерть. Ради вас.

— Это еще не власть, — Джереми покачал головой. — Это страх. Управлять кучкой безмозглых солдат? Я всегда ценил себя выше. Мне неинтересно считать солдат по головам, как скот. Если уж иметь власть, то настоящую, как у… Довольно, ты и так услышал достаточно.

Джон вяло кивнул. Он действительно услышал достаточно. Что бы такого отец ни сделал тридцать лет тому назад… А кстати, что он такого сделал? Раз Джереми было шестнадцать, то отцу, выходит, чуть побольше, если сам Джон всё правильно запомнил. Восемнадцать? Что такого мог сделать отец, будучи в возрасте молодого Джона? Сам Джон ничего такого делать не умел — и только доказывал это, бесполезно укладываясь под тамплиера и не умея даже спасти собственную сестру.

Мысли перескочили на другое. О какой именно власти говорил Джереми? И помыслить-то противно, какой должна быть власть, когда «не считаешь солдат». Если не считать, то такая власть должна губить множество жизней. Зачем тогда стремиться к ней? И что должно быть на душе у человека, который хочет ворочать даже не жизнями, а десятками и сотнями жизней? Или и это — слишком мелкая для Джереми мерка?

— Вы, наверное, зря мне всё это говорите, сэр, — Джон произнес это, потому что молчать больше не мог. В «Жу-жу» всё больше прорывался Джон Бэрроуз-младший. — Я вас вряд ли пойму. У меня проблемы как-то помельче: как выжить, например, или что делать завтра. Я даже не уверен, что доживу до следующей ночи. И эти парни, которые там остались, — он кивнул головой в сторону оставшегося далеко позади храма, — они ведь тоже не знали, что сегодня их жизнь оборвется. Такими, как я, вы, наверное, и хотите повелевать.