Джон приоткрыл глаза и увидел над собой знакомый белый потолок. Глаза слезились, как от долгого напряжения, а самочувствие было странным. Джон чувствовал, что хочет есть… даже не есть, а жрать, в то время как вроде недавно поел. Сознание в Анимусе с предком было общим, а вот ужин — нет.

Ребекка помогла высвободиться из прибора, Шон и Хлоя стояли поблизости. На этот раз все молчали, но Джону показалось, что он понимает, как ощущает себя человек, окруженный стаей пираний.

— Узнал, — хрипло выдохнул Джон.

— Да неужели, — хмыкнула Ребекка.

— Рассказывай, — потребовала Хлоя.

Шон закатил глаза.

— А поесть? — потребовал Джон.

— Они опять меня гоняли, — теперь и Шон высказался. — И я принес пиццу. Для тебя. Чтобы ты уже хоть что-нибудь полезное сказал!

Джон несколько повеселел. Пицца — это офигенно. Теперь бы еще холодного пива и… Он скосил взгляд на Хлою, хотя глаза от этого заслезились еще больше. Кроме пиццы и пива, неплохо бы еще послушать с Хлоей музыку. Ну, или… Он даже был готов выслушать какую-нибудь лекцию из жизни кольчатых червей. А потом…

— Пицца, — напомнил Шон безжалостно. — А потом расскажешь.

— Спасибо, — всё еще хрипловато проговорил Джон. — Действительно, любопытная инфа.

— Да я тебя на руках носить буду! — сразу воодушевился Шон.

— Не… Не надо, — торопливо вскинул руку Бэрроуз.

Он бы сказал и что-нибудь еще, но увидел коробки с пиццами, стопкой громоздящиеся на столе Ребекки, и вперился в них взглядом — на их боках было что-то написано, на каждой, но разглядеть с такого расстояния ему не удавалось. А хотелось. И тут… Джон и сам не понял, как это сделал, но мир померк, а коробки четко окрасились в разные цвета: верхние две — красным, две нижние — голубым. Что за… И тут до него дошло.

— Просочилось! — выпалил он и прочистил горло. — Ребята, просочилось!

— Что?! — Ребекка даже вскочила.

— Глаза! — Джон не помнил себя от волнения. — То есть не это… То есть как раз это! Орлиное!

— Тише, — Хлоя одним словом погасила нервное напряжение, мигом возникшее в сплоченной теплой команде. — Сначала поешь, тебе требуются силы. Потом расскажешь, это важно для дела. А потом я тебя осмотрю… Острое слезоотделение допустимо, но мне хочется убедиться, что с тобой всё в порядке.

— Да пожалуйста, осматривай хоть всё! — сразу выпалил Джон, будучи на пике возбуждения, но сразу осекся. — Ну, или что захочешь, осматривай.

Ребекка громко фыркнула. Шон перебрался поближе к пицце. Ребекка взяла верхнюю коробку с вегетарианской пиццей, Хлоя — следующую, с морепродуктами. Джон довольно кивнул — он так и знал, что две верхние ему бы не понравились.

На «конспиративной» квартире было не очень просторно, а потому есть сели все вместе — прямо на полу. Хлоя предпочла усесться на один из мудреных датчиков Ребекки — она давно его облюбовала, а прежде с легким смущением спрашивала, не повредится ли прибор от тяжести. И добившись легкомысленного: «Хэй, эта крошка выдержит и не твою задницу», — успокоилась.

Джон тоже откинул крышку коробки и сглотнул набежавшую слюну. Шон явно расстарался — мяса было много. Правда, жевать и рассказывать было трудно, но тут уж даже Хлоя с лекцией о пользе тщательного прожевывания не встревала. Ребекка отвлеклась от экрана планшета, Шон выжидательно смотрел.

— Ну, это… — Джон немного поерзал — до того жадно на него глядели товарищи. — Я узнал имя раджи. Его зовут Мохан. С ним общался Бэрроуз-старший, мой батя. То есть не мой.

Хлоя посмотрела строго, но Джон только куском пиццы махнул:

— Ну как я иначе-то скажу? Сплошные Джоны Бэрроузы. Так вот. Самое-то главное! Мой предок на это как-то внимания не обратил, а я обратил! Этот Джереми-Уильям уронил странную фразу. Не помню, как именно он сказал, да он и не закончил, потому что плевал на моего предка с Биг-Бэна, но он сказал, что он — это… Премьер-министр Индии. Или как-то так. Был у нас там премьер-министр?

— Был, конечно, — Ребекка подвинула к себе коробку ближе ногой. — Но только, знаешь, по-моему, это очень странно. Премьер-министра Индии — то есть, считай, правителя Индии от Британии — должна была каждая собака знать в лицо. Публичный человек, портреты, всё такое… Шон, есть портрет премьер-министра Индии тех лет?

Шон с сожалением отложил пиццу:

— Портрет-то наверняка найду, но… — он завозился, приподнялся на одном колене и споро потыкал мышью, оживляя погасший было монитор. — Вот, у меня даже статья открыта. Он один из Уильямов, которых я нашел. Но есть проблема: он родился в 1774-м году.

— И что? — не понял Джон.

— И это значит, что ему в то время было за шестьдесят, — Ребекка считала мгновенно. — Может, ты ошибся? Может, он вовсе не столь хорош, как тебе показалось?

Джон открыл было рот — прямо с откушенной пиццей, — чтобы возмущенно высказаться, но тут вмешалась Хлоя:

— Я говорила о разных факторах, которые могут замедлить старение тела. Но наш объект, — она выразительно стрельнула глазами, — рассказывал о такой сексуальной активности, которую сложно себе представить за человеком столь почтенного возраста в девятнадцатом веке. Хотя опять же, это не приговор.

— Может, он владел какой-нибудь частицей Эдема? — предположила Ребекка. — Они разные эффекты дают.

Шон переступил коленями и вывел на экран черно-белый портрет:

— Посмотри, он?

Джон вгляделся. Конечно, сравнивать было сложно… И наверняка нельзя точно сказать, когда портрет был сделан, но лицо было другим. И всё-таки поручиться точно Джон не мог. Ему то казалось, что он узнает черты, то — напротив — он видел лицо в целом, и отчетливо понимал, что это не тот.

— Н-не знаю, — он замялся.

— Парень есть парень, — Ребекка хмыкнула и взялась за следующий кусок пиццы. — Джон, портрета ниже пояса не будет, в следующий раз смотри в лицо.

— Портрет могли приукрасить, — с легким сомнением пробормотала Хлоя.

Джон ее сомнения разделял: если это изображение приукрашенное, то в жизни премьер-министр должен был выглядеть еще хуже, а Джереми, хоть и не был красавцем, на обрюзгшего урода тоже не был похож. Может, портрет написали много позже?..

Но эту мысль, едва высказанную вслух, Шон отверг:

— Не мог быть написан сильно позже, Уильям Генри Кавендиш-Бентинк умер в 1839-м. То есть не слишком долго после твоих воспоминаний прожил — всего-то четыре года. И мне тоже кажется странным, что премьер-министр Индии сам занимался… таким вот. Людей похищал лично, по джунглям мотался… Его деятельность была на виду, да и времени наверняка не оставалось столько. Не знаю, не знаю…

— Расскажи мне про него побольше, — попросил Джон. — Мне же надо как-то определиться, он или не он. Честное слово, по портрету понять не могу!

Шон подтянул к себе стул, уселся, низко наклонился за едой и, только удобно устроившись начал говорить, периодически чавкая:

— Ну, что про него можно сказать… Второй сын герцога Портлендского. Кстати, первого тоже звали Уильям. Большим оригиналом, видимо, был этот герцог. Был отправлен в Индию в свои двадцать девять. Но уже через год запретил индийским солдатам всё и вся, и они подняли восстание. А сам Уильям вместо того, чтобы отозвать свои — весьма спорные — приказы, подавил восстание кровью. Ну, и его быстренько из Индии отозвали.

Ребекка фыркнула:

— Вообще похоже на тамплиеров. Припереться к власти и сразу начать насаждать новый прекрасный мир. Шаг вправо, шаг влево от прекрасного мира — и увидишь мир иной.

— А дальше? — потребовал Джон.

— Его отправили с Наполеоном бороться, — хмыкнул Шон. — С Наполеоном как раз наши немного намудрили, так что тоже вроде на тамплиеров похоже. Хотя… Не уверен. Как раз, когда Наполеон кончился, наш Кавендиш-Бентинк резко сменил взгляды и заделался либералом. Таким либеральным, что его и с Сицилии хотели отозвать, да уже не до того было. А оттуда его снова запузырили в Индию — прямо сразу премьер-министром Британии. Незаурядная карьера, хотя, конечно, Индия тогда в плачевном состоянии была. Сбросили, что ли, как балласт… В общем он и там начал просветительскую деятельность: насаждал английский язык и запретил еще много чего. Но состоял в партии вигов, а это тоже на тамплиеров не похоже. А потом его сместили, потому что правление его довело до критической точки, и настала пора обороняться от тех, кого он одарил свободой.