— Идет, — ровно отозвался ассасин.
Джон снова почувствовал, что голова у него закружилась. Похоже, у отца вовсе не было никакого плана. Он действительно пошел на сделку с тамплиером и был готов отдать наследие Первой Цивилизации за жизнь детей. И если бы Джон был один, он бы уже выступил против, но сестра… Нельзя было не попытаться спасти Августину. Джон обещал, что придет за ней — и не мог нарушить данного слова. А когда она уедет, можно будет отобрать то, что отец так легкомысленно пообещал. Не для себя. Для Братства. Хотя Джон уже решил для себя, что недостоин носить печать на руке.
И как раз на этой мысли Джереми, уже явно собравшийся уезжать, вдруг усмехнулся:
— Приятно видеть Джона Бэрроуза поверженного. Впрочем, твой не слишком умный любовник уже поведал мне, что мужским достоинством ты похвалиться не можешь. Очень жаль. Иначе бы, может, жил бы, как достойный дворянин, а не ассасинствовал на досуге.
— Проваливай, — полковник Бэрроуз отозвался всё так же ровно, но в голосе на секунду промелькнула то ли горечь, то ли раздражение. — И забери своих солдат. Мы с сыном добудем для тебя частицу Эдема. И только попробуй обидеть Жу-жу и Августину.
Джон едва не зажмурился от этих слов. Стало так больно, как будто ранили, но отец вдруг шагнул вперед, невзирая на опасность того, что врагу, выигравшему бой, это может не понравиться. Шагнул вперед и перехватил коня Джона за недоуздок.
Он ничего не сказал, но Джон видел взгляд — открытый и улыбающийся, как в детстве. Лицо отца напоминало мраморную маску, но взгляд как будто поддерживал. Упреждал от необдуманных поступков, говорил об отцовской любви. Полковник Бэрроуз ни разу не сказал сыну, что любит, но теперь — Джон это понимал — под давлением обстоятельств выдал то, что они с Августиной (и с Ричардом, наверное) дороги ему куда больше, чем любая война.
Это долго не продлилось. Джереми недовольно пнул коня и бросил:
— Позже миловаться будете. Когда в моих руках будет частица Эдема. Кстати, где твой сын, Бэрроуз? Спасаешь его от злых врагов?
— Страховка никогда не помешает, — полковник последний раз взглянул на сына и вдруг отступил. — Через три дня, на закате. У ворот штаба твоего Ордена.
— Почему так долго? У тебя… — начал было Джереми, но тут…
Джон видел, как отец резко повернулся — и всё вокруг заволокло плотным дымом. Тяжелым, густым. От него слезились глаза, а легкие просто разрывало. Джон вцепился в конскую гриву, чтобы не упасть, и попытался не дышать, хотя в горле царапало. Несколько секунд выдержал, но потом отравленный воздух вырвался в тяжелом надсадном кашле. Таком остром, что живот свело — и Джона едва не вывернуло на шею лошади.
К этому моменту дым чуть рассеялся, и удалось даже вдохнуть. Во рту собралась кислая слюна, которую Джон сглотнул, стараясь сдержать взбунтовавшийся желудок.
Дымовая шашка! Джон учился бросать такие, но учебные бомбы вместо мерзкого дыма испускали аромат розовой воды, который, конечно, резал ноздри, но не производил такого эффекта.
— Тварь, — хрипло выдохнул Джереми. — Ушел.
Джон робко подал голос:
— Но ведь вы и так собирались его отпустить, сэр…
— Он был не один, — зло откликнулся Джереми. — И теперь я не знаю, кто был с ним и сколько их было. Жу-жу, тебе придется напрячь твою невеликую память и сказать мне, кто посещал ваше с Бэрроузом семейное гнездышко. Я знаю, конечно, что он общается с местными ассасинами, но насколько они готовы ему помогать…
Джереми не закончил. Джон торопливо тронул бока коня пятками, когда увидел, как Джереми отправился в сторону солдат. Те, в свою очередь, кашляли и грязно ругались — их тоже задело дымом.
Джон чувствовал себя измотанным. Пусть он встал достаточно поздно, но переживания дня вчерашнего и сегодняшнего давали о себе знать. А еще прогулка по ночным джунглям в пять миль оказалась нелегкой. А ведь еще обратно ехать… И до поместья, которое, видно, отец и назвал штабом тамплиеров, тоже было неблизко.
Но выбора не было. Остановиться ночевать в джунглях могло прийти в голову только безумцу, и Джон послушно отправился вслед за врагом.
Он не обольщался. Надо придумать план. Получше, чем у отца.
Правда, пока для этого не было ни малейшей идеи.
========== Часть 5 ==========
— Ничего не понимаю, — Шон внимательно разглядывал свои записи, сделанные косым и кривым почерком. — Ты сказал, Уильям? Уильямов слишком много, это не поисковой признак. Сколько этому Джереми-Уильяму лет?
Джон пожал плечами, пытаясь сосредоточиться:
— Ну… Около пятидесяти, наверное. Или даже, скорее, поменьше. Ну, может, сорок пять… Откуда мне знать?!
— Подожди, — приостановила его Хлоя. — Ты же видел его. Есть у него морщины вокруг глаз? Складки у губ? По биометрическому портрету можно очень многое сказать.
Джон раздраженно поморщился:
— Но я-то не система сканирования!
— Мало данных, — убито сообщил Шон. — Надо больше.
— А всего остального недостаточно? — Джон вздохнул. — Ну, храм этот. Еще четки. Штаб тамплиеров в тридцатых годах девятнадцатого века в Индии. Что еще надо, чтобы понять, о каком месте речь?
— Джон, — Ребекка, как всегда, слегка покачивала головой, — мы не знаем ни о каком индийском храме в указанной области. А область довольно обширная. Про штаб тамплиеров в то время в Индии мы тоже ничего не знаем. Был… где-то. Я пыталась совместить старые карты с современными, но это ничего не дало.
— Зато они говорили о частице Эдема! — возбужденно воскликнула Хлоя.
Джон поглядел на нее с тоской. Хлоя раскраснелась, а в глазах мелькали искорки интереса. Интереса в ее глазах Джон пока добиться не мог, а о возбуждении мог только мечтать — и то слабо себе представлял, что может довести сухую и сдержанную леди-доктора до возбуждения. Кроме наследия Первой Цивилизации, конечно. Пока процесс обольщения успешно пробуксовывал по всем статьям.
— Говорили, — уныло подтвердил Джон. — Возможно, в следующий раз что-нибудь узнаю.
— Ну так садись, а не болтай, — потребовала Хлоя.
— А как же умеренность? — поддел ее Джон. — Разумное использование потенциально небезопасного вмешательства в память и сознание? Здравый подход к оценке возможностей и угроз?
— В кресло, — не прониклась Хлоя. — Ты здоров, как бык, об этом я позаботилась. А выйти из Анимуса ты можешь в любой момент.
— Всё понял, — Джон капитулировал и решил попробовать заработать ее снисхождение подчинением. — Как скажешь, доктор Хлоя.
— Система готова, — бросила Ребекка… и мир снова померк.
***
Над обширными полями и аккуратненьким садом загорался розовый индийский рассвет, когда Джон, уже с трудом сидя в седле, вслед за Джереми добрался до ворот поместья. Джон усиленно пытался держать себя в руках и оглядеть будущее место встречи профессиональным взглядом, но усталость давала о себе знать. Он старательно изучил обсаженную кустарником внешнюю сторону высокой стены, ограждающей территорию тамплиеров. Стена была высокой и абсолютно гладкой — не заберешься. А даже если заберешься (в чем Джон очень сильно сомневался), то верх был украшен острым орнаментом с пиками — тамплиеры явно знали, как следует бороться с такими, как сам Джон.
Сами ворота тоже не внушали надежд. Крепкие и толстые, перечеркнутые линиями стальных полос, они как раз были вполне пригодными для залезания, но как лезть-то, если вокруг караул из четырех солдат? А на встрече солдат будет больше. Их тут, может, по всей округе будет десятками понатыкано…
В отличие от Джона, Джереми усталости, казалось, не знал. Джон продолжал мысленно называть его именно Джереми, потому что имя Уильям ему ни о чем не говорило. Оно было слишком часто встречающимся, а отец никогда не распространялся о том, что у него был старый враг. Интересно, знает ли о нем Ричард? Если да, то такое недоверие к младшему сыну огорчало. Отец слишком многое скрывал от него…
Ощущения Джона были двойственными. С одной стороны, он не мог простить отцу, что тот уехал, даже не поставив его в известность о том, насколько вокруг опасно. Что рядом некий индуистский храм, в котором есть вещь настолько ценная и для ассасинов, и для тамплиеров. Уехал, оставив дом почти без охраны, хотя знал, что штаб тамплиеров так близко, что от него можно добраться на лошади одним днем. Уехал, заставив сына бороться с неизвестным врагом, рискнув жизнью и честью детей. И в конце концов это и привело к тому, что больше Джон никаких надежд относительно себя не имел.
