- Плевал он на наши привилегии! - воскликнул златокудрый Один с копьем. - Вы забыли, что он имеет доступ туда, куда нам путь закрыт!
- Попридержи язык! - прошипела Персефона, целясь в него огромным булыжником.
Один вскинул копье. Тут же раздались удары грома, пущенного Зевсом, засверкали молнии. Замелькали копья и стрелы. Оболочка лаборатории задрожала.
- Вы хотите последовать за людьми? - властно произнес Автор Программы.
И сразу наступила тишина...
Прокурор смотрел, как в предутренних сумерках палачи готовят виселицу, и выглядел усталым и недовольным. К месту казни собиралась огромная толпа. Прокурор не хотел делать казнь публичной, на этом настоял президент. Прокурор же вообще в душе был против этой казни, даже пытался разными способами добиться ее отмены, но советник президента конфиденциально сообщил ему, что если он будет препятствовать торжеству закона, то сам окажется в камере смертников. А преступник все равно будет казнен, при его участии, либо без него. И прокурор смирился с приговором высшей власти.
По случаю такого важного события на место казни прибыл сам президент, окруженный охраной. Народ приветствовал его восторженными возгласами. Но прокурор своим опытным внимательным взглядом видел и нечто другое... Небольшие группки людей, перешептывающихся о чем-то, странный ропот, исходящий от них, их ненавистные взгляды, обращенные к нему и к самому президенту... Он понимал, что кто-то уже изменил отношение к существующей власти, и теперь с интересом ждал, к каким последствиям это приведет. Еще он видел в толпе, совсем близко от места предстоящей казни, двух иностранных корреспондентов, мужчину и женщину. Женщина держала в руках маленькую фотокамеру, кажется, это была та самая журналистка, которая врывалась в его кабинет, а потом бесследно исчезла. Но, возможно, это была и не она, издалека было трудно разглядеть...
- Надо бы их убрать отсюда, - прошептал прокурор одному из охранников. - Все это не для зарубежной прессы...
На площадь вывели Джозефа, скованного цепями, и повели к лобному месту, которое плотным кольцом окружали солдаты с автоматами. Громкий ропот пронесся по толпе, и, перекрывая его, зазвучал в микрофон мощный и властный голос президента.
- Я обращаюсь к моему народу! Надеюсь, мы сумеем понять друг друга. Мы живем в трудное время, и мы должны объединить все наши силы, чтобы навсегда победить хаос, разруху и нищету. У нас прекрасная цель - возрождение великой нашей державы! Но на пути ее воплощения встают наши враги, коварные и жестокие. Перед вами - один из них! Он посягнул на самое дорогое, что есть у нас. Он пытался осквернить Великую Идею Просветленного Разума! Даже находясь в тюрьме, он не прекращал своими хитрыми, лицемерными речами, преподносящими фальшивые истины, подстрекать к бунту других заключенных! Сегодня ночью он организовал побег десяти опасных преступников, которые не остановятся ни перед чем в своей жестокости! И он понесет за это тяжкое, но справедливое наказание!
На площади воцарилась тишина, тревожная и гнетущая.
- Надеюсь, у вас не осталось сомнений! Я призываю людей всех убеждений, всех партий и так называемых вероисповеданий, если у кого-то они еще остались, объединиться во имя главной нашей цели! Во имя Великой Идеи!
Издалека, с трибуны, площадь казалась теперь единым живым существом, охваченным общим порывом. Голос президента звенел над толпой.
- Прошу еще немного внимания! Через несколько минут состоится публичная казнь преступника! И вы сможете, свободно вздохнув, разойтись по домам...
- Пора начинать, - прошептал Люциус стоящему рядом Филиппу.
Филипп молча кивнул. И сразу на площади произошло странное движение, которое не ускользнуло от взгляда прокурора... Площадь уже не была единым, управляемым организмом. Мгновенно с разных сторон потянулись сквозь толпу группки людей. Полицейские, пытавшиеся преградить им путь, стали отступать. Со стороны президентской трибуны стремительно бросился им на помощь небольшой отряд спец подразделения. Раздались выстрелы.
- Я так и знал, - прошептал побледневший прокурор.
В возникшей перестрелке падали люди, раздавались крики и стоны, на сухом асфальте появились пятна крови. Людей, скованных наручниками, полицейские выволакивали из толпы, тащили с площади, других били дубинками. Но дух бунта, затаившийся в людях, уже вырвался наружу, парил над площадью, и прокурору казалось, что он даже чувствует его дурманящий запах. Прокурор торопливо дал сигнал палачам. Они стали опускать петлю...
Вдруг над площадью пронесся крик.
- Безумцы! Остановитесь! Вы ошиблись! Вы не того собираетесь казнить! - из толпы вышел Учитель Маркус, протянул руку к трибуне и указал прямо на президента. - Преступник - это он! Поглядите! Разве вы еще не поняли?
Филипп, с невероятной силой расталкивая людей и размахивая пистолетом, бросился к Марку.
- Что ты наделал! Беги! - прокричал он в отчаянии. Его голос растворился в шуме стенающей толпы.
Филиппа схватили, он отбросил двоих... На него кинулись еще четверо. И в этот миг он увидел, как Марк, подкошенный выстрелом, падает на землю...
- Кажется, это мой последний шанс! - прошептал Люциус, окинул взглядом площадь и прокричал. - Представление окончено!
От звука его голоса все содрогнулось вокруг. На миг все замерли, обратив взгляды к странному человеку в черной одежде, словно выросшему над толпой. А голос его становился все громче, все страшнее, и звучал словно откуда-то издалека, проходя через сотни усилителей и гулким эхом разносясь над площадью.
- Казнь отменяется! Это говорю я, бродячий фокусник и великий факир! Ступайте отсюда! Все! Немедленно уходите прочь!
Прокурор прошептал страже.
- Взять его! Это главный сообщник преступника!
К Люциусу бросился вооруженный отряд. Он взмахнул рукой и высек огонь. Пламя побежало по земле, преградив путь полиции, люди шарахались в ужасе, началась всеобщая паника. Но огонь двигался, не касаясь людей, он осторожно обходил их и снова смыкался за их спинами. Это было невероятное, фантастическое зрелище, от которого люди цепенели на месте. Через мгновение вся площадь оказалась в сплошном горящем кольце. Окружив приговоренного высокой пылающей стеной, отрезав его от стражи и палачей, отступивших в страхе, огонь остановился.
