Весь мир завертелся вокруг уже нового центра вселенной. Опять разорвав поцелуй, они побежали. И так прибежали они к роднику. Петр спустился попить, и спустилась она. Угощали друг друга водой из ладоней.

– Тебя дома ждут… – сказала она. – Ты – любитель скандалов?

– Н-н-нет… – пожал плечами Петр. – Все будет хорошо! – уверил он.

– И что ты придумал себе в оправдание?

– Я не оправдываюсь. Просто зачем? Опоздал – и опоздал. На работе вот взял и задержался. Время такое. Дела неотложные. А когда вернется твой муж? – спросил в свою очередь Петр.

– Часа через два…

– Так мы же отлично гуляем! – И он посмотрел на часы. – И у нас уйма времени! – Петр с хитрецою добавил: – Я знаю, где здесь самое тихое место! У клад-би-ща… – прошептал он ей на ухо. – Вечером, знаешь, народ суеверен и не любит ходить возле могил.

– Ага!.. – согласилась она. – Там может найтись и чистое бревнышко?..

– Я там видел скамейку. Там – за оградой.

– Притаимся. Кто-то пойдет, а мы как угукнем!

Им пугать никого не пришлось. Если кто-то и шел по тропинке мимо ограды, то скамейка была далеко и за обелисками. Но очень мешали им комары. Не помогала проворность в убийстве кровососущих. Вот он распустил рукава у рубашки, Анна встала, поправила юбку и стала застегивать верх своей блузки. Пора было идти.

– Пошли?.. – предложила она, устало окинув взглядом вокруг. – А ведь это – наш Пантеон, – сказала она. – Вон, – она кивнула в дальний угол чугунной ограды кладбища, – там лежит дядя.

– Дядя?.. – поднял брови Петр.

– А вот, – она посмотрела чуть в сторону – мой двоюродный брат. Отца только нет – погиб в сорок первом на фронте.

– Мой – в сорок втором… – сказал в свою очередь Петр.

– Ушел в ополчение. Странно, правда? Близорукий профессор просился на фронт, чтоб стрелять.

Он опять смотрел ей в глаза, и снова они прильнули друг к другу. Он почувствовал, что они принимают друг друга как самых близких, как сами себя. И навсегда, что бы вдруг ни случилось, она будет с ним, а он – с ней.

– Вот так мы и живем. Самые выдающиеся люди академии были похоронены в этом лесу.

– А твоя фамилия как?

– Вильямс, – сказала она.

– А там, – Петр рукой показал в сторону академии, – у дороги стоит ему памятник.

– Он был моим дедушкой. Я каждый день проезжаю мимо него. Он – на постаменте. А дальше – его музей.

– И здесь его могила?

– Нет. – Анна вздохнула. – Она в этом же парке, но дальше – рядом с моим теперешним домом. Профессорские семьи… – Посетовала она, – Преемственность. А потом все равно, кто ты есть. Все как у всех людей! Потом понимаешь, что нет идеалов, и душен круг твоих знакомых, и улыбаются они, желая, чтоб ты сдохла. Объединяются, дружат группа на группу. Есть перебежчики. Но смысл один: на кафедре должно быть столько кандидатов, сколько клеточек в табеле. И если только кто выбывает, у тебя появляется шанс защититься среди условно своих. Ты можешь защититься где угодно, если ты – гений. Но это – не факт. Господи! Как жизнь скучна, когда цель у тебя – защитить диссертацию.

Они ушли уже от кладбища, и Анна стала внезапно веселой! Она закружилась, подпрыгнула, бросила зонт вверх, поймала его:

– Да брось! – прокричала она. – Я тебя встретила! Это уж что-то!

Подбежав, он схватил ее на руки и закружил, удивляясь, насколько легко ее тело. Он вертелся, покуда башка у самого не закружилась. Он остановился, и поставив на землю ее, схватился за дерево. В глазах перед ним все кренилось то влево, то вправо.

– Твой муж тебя еще не заждался? – выдавил Петр из себя.

Анна тоже держалась за дерево, но могла посмотреть на запястье на часики:

– Нет. Но скоро придет. Пойдем! Ах! Забыла. У меня в доме есть телефон.

– А я не подумал даже об этом… – Петр силился прийти в себя и отпустил наконец из рук ствол березы.

– Есть где записать?

– Конечно.

Петр из кармана достал маленький свой кошелечек, к котором на всякий пожарный он случай хранил кусок грифеля. С утра там валялся трамвайный билет. На нем телефон и был записан. Расстались они не около дома, а еще в конце улицы. Петр стоял и смотрел, как она удаляется, как поравнявшись с калиткой, толкает ее.

Домой Петр явился в одиннадцать с лишним. Он перед этим успел зайти в гастроном и купить четвертинку. Там он купил и лимонад с сырком «Дружба». Приняв это все у подъезда на лавке, он стекло бросил в урну, подошел и ногою толкнул парадную дверь. Петр поднялся на лифте, открыл замок, вошел в коридор и в темноте дошел к себе до калошницы, переобулся, вошел в свою комнату.

Маскировка была у него совершенной:

– У Витьки сын р-р-родился: четыре килограмма триста грамм… – Таким был ответ на пристальный взгляд.

Нестерпимый свет брызнул утром Петьке в глаза. Жена распахнула все занавески.

– Проснулся, алкоголик? – услышал он сверху. – И что-то ты был очень счастливый, будто не у кого там сын родился?

Петр спросонок водил кругом взглядом. Он помнил легенду. Помнил, как вдруг придумал ее при объятиях с Анной. Легенда была даже красивой. Но имя виновника вчерашних торжества почему-то забылось. Петр дурил, смотря на мать своих детей, изображая непроспавшегося. «Не могла же она взять все это на карандаш!» – подсказал наконец ему внутренний голос. Даже если запомнила, назови он любое ему из известных имен – все равно сможет выкрутиться.

– Да-а… – отмахнулся как от мухи Петр, – у электрика нашего. Молодой совсем парень, и представляешь – ребенок!.. – И Петр полупьяно поднял к верху палец.

– Сколько выпил-то?.. – спросила жена.

– Не много… – Петр играл в оправданье. – Чуть-чуть. Можно сказать, что не пил. Стакан – и то от силы.

– Четвертинка, значит. А портвешком полирнул? С работы выпрут!.. Квартиру не дадут!

– Ну! Это уж – фиг! – как будто бы проснулся Петр, схватив брюки со стула и быстро надел их. – Я Москву двадцать лет уже строю. Выпил – так что ж, по дороге проветрится!

Петр схватил полотенце и бритву со столика, расправил сплющенные тапки и втиснул в них ноги. Проходя у дверей Серегиной комнаты, о себе Петр подумал: опаздывает. Уже шла «Пионерская зорька», и пора ему было давно выходить.

Но отлегло. Ведь рано он выходил только её – ради Анны, за ней он наблюдал, разглядывал, запоминал все. Сегодня с утра Анна спала, и через парк идти ему было не надо. Он даже раньше приедет к себе на работу, раз не поедет он через Войковскую. Но, все равно для приличия надо ему поспешить, чтоб потом не осталось вопросов. Так, через десять минут одетый полностью и в новую рубашку спускался Петр по лестнице вниз, не дожидаясь медленного лифта.

Петр пошел к остановке автобуса и втиснулся в один из них последним. Зил-158 фыркнул, закрыв за лопатками двери, и двинулся в путь. Наконец, и Новослободская. Петр спустился в метро за пятачок и поехал. Он, конечно, все время стоял, да к тому же пришлось ему делать одну пересадку.

Петр на работу приехал, взял банки с анализом масла из трансформатора, из кармана достал кошелек. В кошельке на трамвайном билете записан был номер ее телефона, продиктованный вечером. Сегодня его миссией была поездка в Мосэнерго. Там должны были сделать анализ залитого масла и дать заключение о электрической прочности на пробой, о тангенсе потерь, о наличии влаги. То есть день для Петра обещал быть халявным. И спустя три часа они с Анной шли к парку Горького.

На ветру у нее разлеталась прическа. Она поправляла ее, а ветер все путал, разметывал волосы, мешая смотреть.

– Училка, говоришь?.. – Они остановились, и Петр поправил ей волосы, закрыв своим телом от ветра.

– Биологии… – поддакнула она.

– И кандидат наук…

– Правда, странно?

– Почему?..

– Это же школа. Что в ней делать кандидату? Какая, к черту, там научная работа?