– Мама! Что это? – Она:

– Не знаю, сыночка. – Спросили у рядом стоящих. Они ответили, что эта штука называется «виолончель»:

– Хочу на виолончели! – А маме-то всё равно. Так и записались.

Первый свой инструмент я не помню (что-то деревянное, покрытое лаком). Виолончели менялись в соответствии с моим ростом. Брали мы их в музыкальной школе в аренду.

Последний мой инструмент в ДМШ был работы неизвестного мастера. С ним я поступал в музучилище. Он был почти чёрный. На нём, наверно долго не играли, и червь-древоточец проснулся. Постучишь кое-где – труха сыплется. Но, по сравнению с фабричными, звучал инструмент очень прилично. Мне нравилось (другие-то слышал мало).

Но – его пришлось сдать в ДМШ. На чём играть? Бабушка выручила. Она давно откладывала деньги от своей пенсии. А тут дала их родителям: «Мише на виолончель». 550 рублей – по тем временам деньги немалые. Так появился в моей жизни Гаспар Стрнад – тиролец. Бочковатый (с выпуклыми деками), очень симпатично звучащий.

Я, честно говоря, не знал его настоящий звук (сам-то играл, а со стороны не слышал). И, когда я должен был его продать, мы, студенты московской консерватории, пошли пробовать его звук в Большой Зал. Стоя во втором амфитеатре этого красивейшего зала («большая скрипка!») я слушал, как ребята, – Гриша Буяновер, Серёжка Стодольник, Серёжа Устименко, – играют на моём тирольце… Жалко стало до слёз продавать чудесную виолончель. Но выхода не было. Надо!..

Это было через 7 лет… А пока играл я на «тирольце» – горя не знал. И менять не собирался.

В классе нашего Шефа ребята играли на разных, в основном хороших, инструментах. В конце второго курса, в классном «предбаннике» (маленьком коридорчике) слушал я, как Вика М. играет на уроке концерт Мясковского… Так мне стало обидно за музыку, которую (на мой взгляд) совершенно изуродовала она своим манерным стилем (вычурный излом, фразы рвались на куски). Упросил я Шефа дать мне для самостоятельной летней работы этот концерт.

Летом я с виолончелью и с Мишкой К. жил месяц у него на даче. Потом, в августе, с ним и с его родителями на машине уехали в Анапу – в лагерь Большого театра «Спутник» (виолончели ехали с нами). Всё это время мы усиленно занимались. Не считая упражнений по бросанию лома, поедания клубники с грядки ртом, фотографирования на фоне огромных-штормовых волн на море, участия в шефском концерте для винодельческого совхоза «Россия»… А чудесные лунные ночи, штормовой ночной пляж, где мы вдвоём прятались в воде, пережидая, пока пройдёт пограничный наряд с собакой… Прекрасное время было!..

В октябре состоялся классный вечер в Концертном зале Института им. Гнесиных. Играли все ученики Шефа. Потом, за кулисами, мы стояли вокруг Шефа, и он сказал незабываемое:

– Самым большим успехом сегодняшнего концерта я считаю игру Миши Ганевского. – А через 15 минут он сказал моим родителям:

– Мише необходима хорошая виолончель…

– Будем искать!

Через случайных знакомых дошла весть о том, что продают хорошую виолончель известного французского мастера Вильома. Но – очередь! Мы вторые. А первый, оркестрант, решил сбить цену. И нарвался на твёрдый отпор. Вдова крупного архитектора, виолончелиста – любителя (он привёз виолончель с Кубы в 1935 году), навела справки о цене, и… ни шагу назад! Так первый, бывший «друг семьи», вылетел из очереди. Цена – 1000 рублей (!) Для нашей семьи огромные деньги…

Но… Отец только что закончил работу над своей первой серией плакатов (наглядное пособие для ПТУ). Гонорар – 1000 руб.! Оплата – через полгода…Что делать?!

Помог будущий тесть – Кудрявцев Илья Михайлович. Таня попросила его помочь мне, тогда ещё малознакомому юноше. Он обратился к своему приятелю, Игорю Катарскому, человеку одинокому, но состоятельному. И тот дал в долг на полгода эту сумму.

Пригласили мы Пузанова Владимира Николаевича, педагога-контрабасиста из нашей ДМШ. (Он подрабатывал как мастер-реставратор). И он подтвердил авторство Вильома. К виолончели в придачу я получил сертификат знаменитого советского мастера Витачека и чудесный смычок работы одного из лучших мастеров – Лями!

Мощный звук, красота тембра, ровного по всему диапазону. Чего ещё желать? Инструмент на всю жизнь! С этим инструментом пришли и два больших виолончельных успеха в моей жизни.

Палец я себе сломал на левой руке. Драка была принципиальной: за честь прекрасной дамы! Результат: на третьем курсе музучилища я остался на два месяца с одной правой. Шеф посоветовал поработать серьёзно.

В училищной библиотеке нашёл я старинную «Школу игры на виолончели». Там оказалось множество самых разных упражнений. И что самое интересное – разбирались технические трудности трёх знаменитых Концертов для виолончели с оркестром: Гайдна, Дворжака и Шумана. Каждый трудный момент раскладывался на простые элементы. И превращался в упражнения. После такой работы всё становилось легко! Эти три концерта, их исполнение, сыграли серьёзную роль в истории моего ученичества. И в училище, и в консерватории…

Но туда, – в консерваторию, – надо было ещё попасть! А я сам поставил под серьёзный удар возможность этого…

…Весна 64-го была щедрой на события. Шеф, как-то, затеял поехать с классом в Серебряный Бор. Пикник устроить. Запомнилось, как он, такой шикарно одетый, закурил «Мальборо» в сосновом лесу. И говорит:

– Чувствуете, какой дивный воздух! – А я подумал:

– Чего ж этот воздух сигаретным дымом портить?..

Не скажу – дух противоречия во мне сидел. Только ни пить, ни курить я не хотел. Курить противно было (видно, материнская затрещина после первого «общения» с куревом, – лет около девяти, – сработала). А пить?..

…Я вырос в переулках возле Бутырской тюрьмы. Разный там народ жил. До шестого класса я отличником был. Посылали меня помогать уроки делать к двоечникам. Нравился мне в классе один паренёк – Вовка Климанов. Учился он слабо.

Пришёл я к нему домой…Сидим с ним за столом – задачки решаем. А на единственной кровати мать его, пьяная до бесчувствия, лежит. Рядом, на полу, такой же бесчувственный отец… (Я позже шёл по Новослободской улице и увидел этого папашу, лежащего мертвецки пьяным на проезжей части. Носом в канализационную решётку…) Это он так бил Вовку, что тот всё время в синяках ходил…

…Вот я и решил:

– Не хочу отвечать за поступки той скотины, в которую превращает человека вино! –

А поступил в училище – начались гулянки. Затаскивали меня на какие-то праздники, вечеринки. Редко, но метко. Шеф приезжал – собирались у кого-нибудь, отмечали дни рождений и т. п. Он – сорокалетний. И мы… Лет по шестнадцать – девятнадцать. Пить молодёжь не умела. 15 – 20 минут разговора, а потом начиналось… Типа: «Ты меня уважаешь?» Я не пил. И никакой радости в таком обществе не испытывал…

…Подходит ко мне Миша М.:

– Шеф послал меня с тобой поговорить. Ты себя неправильно ведёшь. Мы все пьём, а ты – как «белая ворона». И всем неприятно… – Я ему:

– Давай так. Ты сейчас мне рассказываешь, что хорошего в питие. Убедишь – я тогда буду пить наравне со всеми. – Он:

– Ну вот, понимаешь, это так здорово! Ощущение полёта, интересные беседы… – Я:

– Какие беседы?! Да вас через двадцать минут по очереди в ванную оттаскивают. А уж разговоры: я тебя уважаю, ты меня… – Понял Миша М. и отвалил…

А на том пикнике в Серебряном бору я в пьянке не участвовал. Фотоаппарат, как всегда, был при мне (я с детства фотографией увлекался). И «нащёлкал» я там много всего. Потом проявил, отпечатал и в класс принёс. А там сцены на травке. С Шефом в обнимку. Ну, думаю, кто захочет – разберут…

…Через несколько дней подходит ко мне в коридоре Шеф и говорит:

– Миша, продай мне плёнку… – Продать? Ему?! За деньги?!! Я буркнул что-то вроде «Нет». Больше он на эту тему со мной не разговаривал.

Я оставался при своём мнении. И, как-то, кому-то сказал, что мне не нравится, как NN наших девочек «совращает» (кажется, так). Имел в виду питие, поцелуйчики и т. д…