– Он не найдет его.

– Кого?

– Того, кого я убила.

– Я вас совершенно не понимаю, – медсестра, старавшаяся услужить пациентам, постаралась придать лицу соответствующее выражение.

– Будто ты смогла бы это сделать, – фыркнула пожилая женщина.

– Понять?

– Вот и я том же. Иди, давай уже. Позови мне мою медсестру.

– Но, она сдала смену.

– Ладно, тогда ты посиди со мной, – миссис Хоннор была не в духе, что стало привычно для младшего медицинского персонала, которому доставалось от неё с лихвой.

– Что я могу сделать для вас? – девушка не выглядела обидевшейся: она научилась пропускать мимо ушей слова, принадлежавшие либо больным, либо богатым людям.

– Ничего. Сиди и слушай. Тебе же все равно, что я буду бормотать.

– Зачем вы так.

– Я говорю правду. Всегда, – миссис Хоннор указала рукой на чашку, стоявшую на тумбочке, и выжидающе посмотрела на медсестру, отмечая её замешательство. – Не стыдись своих чувств. Не должна ты меня слушать. Злая я. Знаю.

– Болезнь многое позволяет и прощает.

– Милочка, в том-то и дело, что я не больна.

– А что же тогда вас сюда привело? – медсестра не хотела обижать человека, по её мнению, демонстрировавшего признаки пусть непонятной, но все-таки болезни.

– Другого места не нашлось, – миссис Хоннор рассмеялась, заставив вынужденную собеседницу в очередной раз прийти в замешательство.

– У вас же имеется дом и, в конце концов, дочь, которая, как я поняла, любит вас.

– В этом мире осталось мало любви.

– Я бы не сказала, что у вас прохладные отношения с дочерью, – молодая особа не скрыла удивления, отметившегося на её чрезмерно наивном лице.

– Правильно, у нас с ней по сей день полное взаимопонимание.

– Тогда я вас не понимаю.

– Об этом я тебе уже говорила. Но ты начинаешь слушать.

Она позволяла погоде одевать себя так, как полагалось. Солнечное утро и почти полное отсутствие ветра разрешили остановить выбор на платье, фасон которого сочетался с мягкостью ткани. Оценив собственное отражение в большом напольном зеркале, белокурая особа дополнила внешний вид аккуратными украшениями и неизменным парфюмом. По комнате распространился приятный и знакомый аромат. В очередной раз вспомнился странный флакон с остатками духов, почему-то продававшийся на аукционе. Столь необычный подарок в виде начатых духов какой-то неизвестной женщины, она восприняла с недоумением. Скрыв его от мужчины, она предпочла показать себя безучастной. Он понял все, как и полагалось, и более не напоминал о себе. Ей это и требовалось.

Из своей жизни Вероника безо всяких сожалений выдворяла всех мужчин, что норовили приблизиться к ней. Причин такого поведения она не искала, довольствуясь знанием о том, что те имелись. Она перестала тяготиться комфортом одинокой жизни. Оказалось, что он умеет защищать. Или так просто казалось.

Дом, который покинули дети, наполняется ощущением родительской бесполезности. Он не имел детей, ему их заменили научные труды. И он их отправил в свободное плавание, отдав частной библиотеке. Разве что, один из проектов все ещё возлегал на рабочем столе. Ему оставалось дополнить труд несколькими страницами и после отправить издателю, терпеливо ожидавшему макет рукописи с учетом правок. А уж после того, как книжное издание в единственном экземпляре придет по почте, он передаст его Веронике. Лично в руки. Столь удивительной девушки он давно не встречал в современном мире. Она воплощала собой квинтэссенцию женских качеств, культивируемых в разных веках.

Аристарх Эммануилович пробежался глазами по главе, содержавшей всего несколько абзацев, уделявших внимание причине выбора редких языков для компоновки в один. И этому языку надлежало использоваться на определенных условиях. Ему никогда не приходилось бывать среди лиц, в своем общении сочетавших латынь либо более древние языки с привычным. Зато он неплохо понимал причину такого лингвистического поведения.

Язык, допустимый к изучению и использованию малым количеством лиц, выделял их из общей численности людей, формируя вокруг них ореол избранности. Примеряя на себя роль носителя особого языка, он ощутил, сопричастность к чему-то сакральному. Впрочем, знание латыни обеспечивало ему такую возможность. Язык священнослужителей и врачей не использовался обычными людьми. И таким образом, оказывалось влияние на умы обывателей, заставляя их трепетать от непонимания.

Сочетая лингвистические знания с семантическими, он и сам был в состоянии вывести уникальный способ общения между избранными особами.

Задумавшись об искусственно-выведенных языках, Аристарх Эммануилович вспомнил человека, встретившегося ему пару десятков лет тому назад. Образ этого человека слегка померк, что было вполне естественным, ибо время мало что щадило, даже воспоминаниям от него доставалось. А вот что сохранилось так это уникальный язык, который создал этот самый малознакомый чудак. Ему потребовались услуги филолога с уклоном в семантику, а Аристарх Эммануилович отличался неконтролируемой тягой к изучению всего старого, при этом нового. Предоставленный ему язык был отменной модернизацией мертвого и нескольких действующих языков. Зачем это потребовалось владельцу уникального словаря, профессор не мог и представить, а расспрашивать не позволяло воспитание. Так он и не узнал до конца тайну рукописного словаря, хранившегося в его книжном шкафу.

Переборовши лень, обусловленную годами и хворью, он встал из-за стола и подошел к шкафу. Уникальный словарь все также лежал на верхней полке, на которой профессор выставлял редко используемые книги. Всему приходит время, в том числе и исключениям из правил.

Словарь казался недостаточно толстым, как надлежало, но в отличие от своих собратьев по предназначению, мог оказаться занятной забавой для лингвистов, а те точно должны были бы пожаловать в библиотеку. Профессор уважал единомышленников и посчитал себя должным довести до ума проект, отложенный на более подходящее время.

С молодости он опасался уйти из жизни, не поставив финальной точки в своем труде.

– Ты сделаешь так, как я велю.

– Хорошо, но только после приема необходимых препаратов.

– Какая же ты упрямая.

– А я у вас этому учусь, – медсестра рассмеялась, и на удивление пожилая пациентка последовала её примеру.

– Все мы чему-то друг у друга учимся. Даже плохому.

Миссис Хоннор выпила таблетки, принесенные медсестрой, и с улыбкой посмотрела на опешившую девушку.

– У вас сегодня хорошее настроение, – медсестра приятно удивилась состоянию ворчливой пациентки.

– И со мной такое случается.

– Я готова исполнить ваше желание.

– Позови моего бестолкового адвоката.

– Так он же на днях у вас был.

– Помню. Звони этому бесполезному парню.

– Вчера ему позвонили по вашей просьбе, – медсестра не скрыла озадаченности, обусловленной состоянием пациентки.

– И не волнуйся, я бываю растерянной, – миссис Хоннор покачала головой из-за той поспешности, с которой медсестра заподозрила её в утрате памяти.

– Хорошо, – девушка же сочла за необходимость поставить в известность об инциденте лечащего врача одиозной пациентки.

Дверь в палату скрипнула, заставив обеих женщин повернуться в её сторону. На пороге возник адвокат и выглядел он, как и часть медперсонала, сталкивавшегося с его клиенткой. Утомленный мистер Гриэн приблизился к постели женщины, не пытаясь изображать непринужденность. Воспользовавшись возможностью, медсестра прытко выскользнула из палаты.

– Вовремя. Порадовал меня, – миссис Хоннор едва по щеке не похлопала человека, работавшего на её интересы.