После ужина мама пропалывает сорняки и собирает фасоль. Моя посуду, я наблюдаю за ней сквозь окно. Она склонилась над землёй в рабочей одежде: в потёртых джинсах и тонкой футболке, сквозь которую выпирает её позвоночник. Сегодня у мамы выходной, но она и не думает отдыхать. Только подумайте об этом.

Я брожу вокруг неё, пока она не оборачивается, заметив меня и зажмурившись в золотистых лучах солнца. Мы не упоминали в разговорах Эджкомба или тему лжи, но, видимо, она замечает что-то в выражении моего лица и похлопывает по земле рядом с собой.

Я сажусь и выдёргиваю сорняки, разрывая их ногтями напополам. Налетевший ветер гудит в консервных банках, сквозь которые протянуты нити — они отпугивают ворон — и развевает старую рубаху, повешенную на пугало. Мужская рубашка, наверное, осталась от отца. Мама убрала все папины вещи на чердак, упаковав их в коробки, потому что многие из вещей ещё хорошего качества и могут пригодиться. Например, большие ботинки с металлической пластиной в носке, плотное пальто из мембранной ткани, в котором он работал на буксире в Белфасте, а также набор пивных кружек Clydesdale.

— Как отреагировали бабушка с дедушкой, когда ты познакомила их с папой? — Я часто слышала эту историю, но всегда рада услышать её ещё раз.

Мама фыркает.

— Ты знаешь, как они отреагировали. — Пауза. — Ты же знаешь, что мои родители верующие католики.

— В отличие от нас.

— Да. Если в воскресенье бабушка Нэн не сидит на церковной скамейке, то точно наступит Восхищение Церкви. Да и с дедушкой порой жить очень трудно. — Она передаёт мне дуршлаг и жестом призывает к сбору. — Впервые я увидела твоего отца на парковке перед зданием братства на праздновании дня Святого Патрика. Я не хотела идти, но пришлось из-за Либби, ведь я старше и должна присматривать за ней. Твой отец сидел на старом мотоцикле в красно-чёрной куртке с поясом и накладными карманами. И я ни у кого не видела такой шевелюры, какая была у него.

Я расплываюсь в улыбке.

— Любовь с первого взгляда? — За трейлером со скрипом начинает двигаться верёвка для сушки белья на заржавевших колесиках.

— Почти. Либби разозлилась из-за какой-то глупости и уехала раньше, так что папа предложил подвезти меня домой. — Я слышу «Ха», доносящееся от трейлера, рядом с которым наш разговор определенно можно услышать. — Я согласилась. Когда бабушка увидела меня на мотоцикле, то сразу же взялась за свои чётки. Дедушка ждал нас на пороге дома и первым же делом спросил: «Сынок, ты знаешь, что мотоцикл не освидетельствован?». Твой папа сказал, что знает. «Ну и какого хрена ты разъезжаешь с моей дочерью на незаконном куске металла?». И он отправил твоего отца восвояси. — На этом моменте она всегда делает паузу. Я улыбаюсь, срывая с веточек фасоль, предвкушая услышать известное мне продолжение.

— В следующую субботу к дому подъехал Томми Прентис на том же мотоцикле, только теперь выхлопная труба была починена, а на номерной знак был приклеен техталон. Дедушка взглянул на его куртку и сказал: «Сынок, если ты думаешь, что я позволю кататься своей дочке с парнем, одетым как бездомный, то ты точно сошёл с ума». И он снова прогнал твоего папу.

Через неделю он вернулся в лоснящемся костюме, с розовым платком в кармане пиджака и туфлями с перфорированным носком. От него пахло лосьоном после бриться. Он подарил мне розу и попросил у дедушки разрешения провести со мной время. Дедушка поинтересовался: «Куда ты хочешь её отвезти?». И папа ответил: «На автобойню в Форт Кент».

Я захожусь смехом.

— И он тебя отпустил?

— Знаешь же, что отпустил. Дедушка и слова не мог вымолвить. И в день нашей свадьбы был таким же.

Я слегка посмеиваюсь, чувствуя, как дневная усталость постепенно сваливается с моих плеч.

— Работа с домом продвигается.

— Ага.

Хант полностью отчистил от краски обшивочные доски с одной стороны. Он занимался ремонтом с утра и уехал до нашего возвращения с полей. Похоже, что он выбросил наш мусор и прополол траву вокруг сарая.

Либби обходит трейлер, волоча за собой корзину для грязного белья. Она выкрикивает:

— Сара, это случилось не из-за глупости. Я вполне обоснованно разозлилась на тебя тем вечером.

Мама вытягивает шею.

— Из-за чего?

— Ты кинула меня из-за придурка в куртке лесоруба.

Я снова звоню Кэт. Меня сразу же перебрасывает на голосовую почту. Обернувшись, я замечаю на пороге Мэгс, которая наблюдает за мной сквозь сетчатую дверь.

— Всё так же? — Ей наплевать на Кэт, но мне приятно, что она не перестаёт волноваться обо мне. Я открываю рот, чтобы задать ей вопрос, но она перебивает меня. — Дай угадаю. Ты хочешь съездить к ней. И не заснёшь сегодня, пока не съездишь. — Она вздыхает и надевает шлёпки. — Ты платишь. Никто бесплатно не ездит.

Нелл устроилась на полу веранды и наблюдает за своей рукой, раскладывая карты. Мэгс объявляет ей, куда мы направляемся.

— Дорогая, останься здесь. Твоя мама точно не одобрит.

Нелл удивляет нас, ответив:

— Хорошо. — Она раскачивается дальше без дополнительных вопросов. Обычно она ненавидит быть в стороне, особенно в ситуациях, которые не одобрит Либби.

Мэгс сообщает маме о нашем отъезде, и мы уезжаем в город. Я не могу объяснить, какие отношения между мной и Кэт. Мы не лучшие подруги, но она была единственным человеком из школы, кто общался со мной не на спор, благодаря болтливости Рианоны.

Ладно, Рианона не первой распустила слухи — это были старшеклассники, с которыми мы встретились на футбольном поле в Хэллоуин во время моей учёбы в десятом классе — но она тоже достаточно наговорила. Даже сейчас к моему лицу приливает жар от воспоминания о голосе девушки, возможно Джорджии Сир, который доносился до ванной комнаты, где я сидела как мышка: «…сказал, что почти позвал Дарси Прентис. Я не понимаю. Она не такая уж и красотка». Рианона сухо рассмеялась: «Не беспокойся. Он просто хотел, чтобы ему перепало».

И до сих пор я ненавижу её за эти слова.

Голос Мэгс врывается в моё сознание:

— Признавайся. Почему ты соревнуешься с Шэем?

— Потому что он придурок.

— Само собой. Но у тебя должна быть причина получше.

Я переключаю радиостанции.

— Он наговорил мне всякой ерунды о конкурсе, поэтому я ответила ему, что могу собрать больше голубики, чем он.

— Ты сможешь? — В голосе Мэгс слышится неподдельный интерес. — Ты отлично работаешь, Дарси. Ты зарабатываешь почти вдвое больше меня, а я-то не бездельничаю.

Мэгс просто так не будет раздавать комплименты, так что это многое значит. И я впервые думаю об этой ситуации без гнева.

— Не знаю. Он сильнее меня, но, возможно, я быстрее.

Она хохочет, откидывая голову назад.

— О, ему определенно не понравился твой вызов, да ещё и в присутствии парней. Я уверена, что он взбесился. — Мэгс переводит взгляд на меня. — Тогда вы с ним точно не...

— Нет, — отрезаю я.

— Просто уточняю. — Молчание. — Хорошо.

Я начинаю нервничать, как только мы сворачиваем на Черч-стрит. Семья Левески живёт в милом белом двухэтажном доме, рядом с ним стоит отремонтированный сарай, который они используют под гараж. Я подхожу к входной двери и стучусь. Спустя минуту Кэт открывает дверь: её глаза полуприкрыты, а волосы сбиты на плечах. На ней надета майка, из-под которой выпирают маленькие груди.

— Привет, — здороваюсь я. — Я тебе звонила.

— Знаю. Прости. — Она косится на машину Мэгс, почёсывая бедро сквозь обвисшие шорты, на которых нарисованы кролики Playboy.

— Это моя сестра.

— Да, я вижу. — Она выдыхает и переводит взгляд на меня.

— Как у вас с Кеньоном дела?

Она колеблется в нерешительности.

— Он спит.

— Он дома? Я думала, что его арестовали. Все об этом говорят.

Она фыркает и опускает взгляд на чёрные ногти, раздражённая либо моим вопросом, либо всем миром.

— Его допрашивали, но никаких наручников не надевали.