Наконец, миссис Хартвел отпускает нас, напомнив о репетиции воскресным утром, на которой мы разучим ещё несколько движений. Либби ждёт нас в машине около мэрии, читая христианский роман под уличным освещением. Мамину машину можно будет забрать у Гэри уже завтра — надо только дождаться нового стартера. Я не настолько глупа, чтобы спрашивать у мамы о её поездках с Хантом, однако мы все видели из окна, как они медлят с прощанием возле нашего дома, разговаривая на фоне заходящего солнца. После перебранки с мамой Либби молчит, но стоит ей выйти из нашего дома, как громко захлопывающаяся дверь говорит сама за себя.

Мы останавливаемся у супермаркета «Ханнифорд», чтобы я договорилась с менеджером магазина о спонсорстве, а Либби купила что-нибудь из еды. Я переживаю в отличие от Нелл.

— Всё в порядке, — шепчет она мне на ухо, пока мы ожидаем менеджера у информационной стойки. — Люди любят подобное. Это заставляет их чувствовать себя хорошими.

— Отдавать деньги?

— Помогать, — она скрещивает руки на груди. — Ты поймёшь.

К нам подходит приятный менеджер лет тридцати и сразу же принимает моё предложение.

— Обожаю конкурс. Это лучшая часть лета.

Он говорит, чтобы я возвращалась завтра за чеком на двести пятьдесят долларов, который покроет мои расходы на платье, обувь и цветы. Я понятия не имею, зачем мне цветы и что я с ними буду делать, но у Нелл точно есть ответ.

Как только Либби наполняет корзину, она направляется к единственной открытой кассе — за ней работает Кэт. Кэт склонилась над прилавком, но вытягивается во весь свой стошестидесятисантиметровый рост, когда замечает меня. С её костлявых плеч свисает красная рабочая рубашка, а чёрные джинсы, как после фотошопа, обтягивают тощие ноги.

— О, странник, — приветствует она меня. — Закупаешься с семейкой. Лучше ничего не бывает.

Я ухмыляюсь, и рядом со мной возникает Либби.

— Кеньон работает?

Кэт лопает пузырь из жвачки.

— Снова на больничном. Неудачник. — Она пробивает наши покупки и наблюдает за Либби, карточку которой отклоняет терминал. — Не той стороной. — Кэт продолжает жевать резинку и не отводит глаз от Либби, пока та возится с карточкой и пытается снова оплатить. — Не той стороной.

Когда же у Либби всё получается, её лицо становится бордово-красного цвета. Кэт отрывает чек и передаёт его ей, улыбаясь своими острыми зубками.

Либби выходит из магазина шурша пакетами, а Нелл, наблюдавшая за происходящим с поднятыми бровями, идёт за ней и оглядывается в мою сторону, пытаясь удостовериться, что я следую за ними. Я медлю и шиплю на Кэт:

— Тебя за такое уволят. Она пожалуется менеджеру.

— И что? Она же твоя тётка, да? Ты сама говорила, что ненавидишь её.

Надеюсь, она не заметила, как я вздрогнула.

— Я говорила, что иногда она ведёт себя как сука. — Кэт закатывает глаза, как будто хочет сказать: «Да какая разница». — Мне пора. Не попади в тюрьму.

Она возвращается на своё место и принимается перелистывать журнал.

— Не обещаю.

Либби газует прежде, чем я успеваю захлопнуть дверцу. Так что мне приходится пристёгиваться на ходу. Она до сих пор пребывает в ярости, и я не могу удержаться от чувства вины.

Мы с Кэт начали общаться зимой в десятом классе после нашей ссоры с Рианоной, из-за которой мы перестали разговаривать друг с другом. Пускай раньше я и проводила время в компании ребят, которые были вполне обычными, но мне всё равно было тяжело принять себя такой, какая я есть. Конечно же, рядом были Мэгс и Нелл, но всё-таки они часть семьи, а это совершенно другое. Мы с Кэт вместе работали над проектом по истории Америки. Она была весёлой, и я плевала на всё, что о ней думали. Поэтому мне не оставалось ничего, кроме как принять её приглашение и прийти к ней в гости в пятницу.

Как только мы оказались в её комнате с ревущими колонками, она достала из-под кровати коробку из-под обуви и предложила:

— Бери.

Коробка была наполнена помадами, тенями, тональными кремами — чего там только не было. Всё было запечатано, а на некоторых продуктах остался даже ценник из Rite Aid. Большинство из них даже не подходили Кэт — она их просто стащила, не посмотрев на цвет. На месте Мэгс я бы просто отказала ей. Сказал бы, что так поступать неправильно, и рассказала бы Либби. Но, будучи собой, я взяла лак для ногтей под названием «Сливовый бархат». Он всё еще стоит на моём туалетном столике, заваленный ватными шариками и резинками для волос.

Мы возвращаемся домой уже по темноте, на крыльце горит свет, а на подъездной дорожке стоит полицейская машина. Наши фары скользят по светоотражающей надписи на дверце, и моё сердце подкатывает к горлу.

Я последняя захожу в дом. За столом сидит мама, а напротив неё — полицейский Эджкомб. Воздух подёрнут дымкой, и всё выглядит как в плохом сне, в котором я не могу двигаться, потому что стою как вкопанная на отслаивающемся линолеуме. Мама обращается ко мне со спокойным выражением лица:

— Дарси. К тебе есть парочка вопросов.

Эджкомб старше мамы, у него полное лицо со вторым подбородком, а большой живот переваливается через ремень, делая полицейского ещё толще. Он такой же высокий, как и Хант, но в весе тяжелее килограмм на двадцать. Он выглядит старым, чтобы носить форму: и в прошлом году я думала также, когда он допрашивал меня в углу комнаты, хотя все остальные столы были свободны, потому что почти весь отдел искал Рианону. Я читаю бейдж на его форме — Капрал. Насколько я понимаю, он может командовать нижестоящими служащими.

— Дарси. — Может быть, всё дело в обвисших щеках и собачьих глазах, но ему всегда удаётся заставить меня чувствовать вину. — Я не хотел, чтобы меня вынуждали приехать к вам.

Я сижу во главе стола, положив сжатые в кулаки ладони на ноги. Либби и Нелл стоят около кухонной столешницы. Все выглядят пойманными в одном и том же страшном сне — слишком тяжело бежать, слишком трудно дышать.

— Я надеялся, что ты была честна со мной в прошлый раз.

— Так и есть, — Либби испускает какой-то звук, и я сутулюсь. — Я была.

Он делает неглубокий вдох, доставая блокнот и со щелчком нажимая на шариковую ручку.

— Мисс Прентис, будет лучше, если мы с Дарси поговорим наедине.

Мама скребёт кончик незажжённой сигареты большим пальцем.

— Нет, лучше не будет. — Уголок её губ безрадостно вздрагивает, и я осознаю, насколько рада тому, что она моя мама.

Эджкомб моргает и спокойно продолжает:

— Это не допрос, а просто разговор. И нет никакой причины, чтобы он во что-либо превратился.

— Тогда в чём дело? — проницательно спрашивает Нелл, переводя взгляд с Эджкомба на маму. Либби берёт её за руку, но Нелл отстраняется от неё, поворачиваясь к маме. — Почему он хочет поговорить с ней?

— Либ, завтра увидимся. — Мама не отводит взгляда от Эджкомба. Должно быть, Либби места себе не находит от того, что всё пропустит, но всё-таки уводит Нелл. Мама стучит зажигалкой по столу. — Так всё дело в машине? Всем известно, что вы её нашли.

— Отчасти. — Эджкомб поднимает взгляд на меня. — Прошлым летом ты сказала, что вы с Рианоной давно не были подругами и что вы больше не общались.

— Да.

— Что произошло?

Я уже отвечала на этот вопрос — ну или пыталась обойти его со всех сторон. Я борюсь с желанием посмотреть на маму и увидеть в ней признаки раздумий или чувство радости, что Рианона больше не приходила в гости. Я всегда подозревала, что мама её недолюбливала.

— Ничего. Просто отдалились друг от друга.

— Вы прекратили дружить без причины? — Он ждёт моего ответа, используя тишину в свою пользу. Я знаю подобный фокус после стольких лет, проведённых с мамой под одной крышей, поэтому даже не спешу отвечать ему. — Трудно поверить в подобное. Когда ты в последний раз была в машине Рианоны?

— Никогда.

— Ты никогда не ездила с ней. И ни разу не сидела в машине?

— Нет. Она появилась у Рианоны после того, как мы перестали общаться. — На секунду я паникую, вспоминая все места, до которых дотрагивалась в машине, но я уверена, что мама не позволит Эджкомбу снять мои отпечатки пальцев.