Подойдя к крыльцу, великий математик услышал, что в доме кто-то есть. И этот кто-то напевал мелодию. Очень знакомым голосом.

Реймер нехотя поднялся по лестнице и приоткрыл дверь.

Посреди комнаты стоял Лодочник, ковыряя что-то в потолке массивными руками и мурлыча песенку из «Завтрака у Тиффани».

– Вечер добрый… – задумчиво протянул Реймер.

Его гость казался таким большим, что издали его можно было принять за шкаф, который забыли отодвинуть к стенке.

– А… добрый! – Раскрасневшееся лицо выглянуло из-под подмышки. – А я тут это… чердак откупориваю.

– Чердак?

– Ага. У тебя, небось, инструментов нету. А здесь без них никак. Намертво. Сам заколотил.

– Зачем?..

– А чтоб не лазили всякие.

Он наконец перестал ковыряться в потолке и опустил руки.

– Как здоровье-то?

– Не жалуюсь, – Реймер выдавил улыбку, обычно сопровождающую его разговоры с хозяйками квартир, бесперспективными клиентами, соседями, таксистами, полицейскими…

– А, ну это хорошо! В твоем деле жаловаться все горазды. Я вот помню, один из прежних столько ныл, что от него ушла жена. Болезнь, говорит, характер ему испортила. А другой, не поверишь, так орал по ночам, что…

– Кажется, вечер перестает быть томным, – проворковал Реймер. – Как-то я раньше не замечал тут чердака. Лестница есть какая-нибудь? – Он выразительно поднял брови в сторону того места на потолке, где просматривался квадрат люка.

– Нету. Катапультируем, – ответил Лодочник и заржал. – Да не беспокойся, парень. Не ты первый, не ты последний.

– Звучит как-то нехорошо.

– Давай-ка знаешь что? Пока не нашли лестницу, давай я тебя подсажу. А ты поглядишь, чего там и как.

Реймер на секунду задумался. Он не понимал причины приподнятого настроения своего гостя. Как и причины откупорки чердака.

– Я сейчас не в той форме, чтобы трюками заниматься.

– Давай-давай, – Лодочник уже подходил к нему, – ничего страшного, я подстрахую. Весу в тебе немного…

Возразить Реймер не успел – его обхватили те самые могучие руки и подняли, неуклюже стукнув макушкой о потолок.

– Ай.

Череп грозил раскрошиться. Боль потонула в неровном комарином писке.

– Прости. Ты это, давай, открывай люк.

Реймер, пытаясь не терять ни сознания, ни самообладания, приложил ладони к доскам над собой. Сам он ничего бы не открыл – он и себя толком удержать не мог. Как и сопротивляться силе. Лодочник-великан, предвосхищая вопросы, вытолкнул Реймером крышку люка вверх. Как тараном. Раздался скрип железных петель.

Верхняя половина великого математика висела в пространстве чердака. Нижняя – болталась под потолком первого этажа.

– Ну как? Залезешь сам?

Реймеру чудилось, будто он опять потерял шефство над своими ногами и руками и временно остался без их помощи.

– Боюсь, что нет. Ты меня знатно башкой приложил, так что я…

– Да ладно тебе, чахлик, – донеслось снизу, – сейчас я тебя подкину…

– НЕ НАДО! – заорал Реймер неожиданно громко, от чего голова разболелась еще сильнее, но было поздно. Он уже летел по дуге куда-то в сторону.

– Ну как? Приземлился? – бодро спросили с первого этажа.

Реймер не ответил. С грохотом приземлившись, он все-таки потерял сознание.

Очнувшись, великий математик увидел вокруг себя кружащую в воздухе пыль. Ледяные ладони, будто в матерчатых перчатках, не ощущали поверхности досок. Реймер замерз. Чердак был грязнее, холоднее и ветше прогретого недавним огнем первого этажа.

«Надо будет поискать, чем топить сегодня».

Звуков снизу не доносилось. Лодочник ушел. «Интересно, как я буду спускаться. Этот весельчак вряд ли нашел лестницу».

Реймер оглядел откинутую крышку люка – как крышку гроба – с обеих сторон обшитую деревянными досками. Железная ручка-скоба – только сверху. А снизу – будь добр, выбивай макушкой.

Двускатная крыша настолько обветшала, что кое-где в трещинах проглядывало вечернее небо. Собирая себя, Реймер долго смотрел в маленькое квадратное окошко в торце. Он долго не понимал, кто перевернут – он сам или окошко. Потому что кто-то явно был перевернутым.

По стеклу стучали капли. Шумел ветер.

«Опять дождь»

Реймер привстал на локтях. Почему-то каждый раз, теряя сознание, он падал в такой неудобной позе, что постоянно то плечи затекали, то шея ныла, то синяки, то шишки на голове, и без того страдающей.

Прямо на полу возвышалось несколько стопок пыльных книг и газет. Как будто их собирались забрать при переезде и уже сложили у входа, но в последний момент забыли или передумали. Книги были прямоугольными, как окно. И некоторые из них, как окно, были зелеными. Зеленый цвет успокаивает. Реймер где-то что-то такое слышал. В больницах стены зеленые. И одежда врачей. Зеленый успокаивает нервную систему. Зеленый заземляет. Зеленый приближает к траве…

«Заземляться мне рановато».

По состоянию бумаги газет было очевидно, что они давно просрочены. Подобно консервам, спрятанным в бункере на черный день давным-давно, оплетенных паутиной и засыпанных какими-то опилками. «Откуда здесь опилки? Жуки проели крышу?» Заломы протерлись, как если бы их читали множество раз и носили с собой в рюкзаках вместо дорожных карт.

Под потолком зависла деревня пауков. Каждый раз, когда ветер за стенами шумел особенно сильно, волоски-паутинки нежно качались из стороны в сторону, баюкая мумии мух.

«Тут кто-то книжек хотел почитать», – напомнил внутренний голос.

«Точно. Книжки. – Реймер потер ушибленный затылок. – И почему я не додумался взять что-нибудь с собой?..»

«Потому что в этот Путь полагается идти раздетым. Скажи спасибо, что остров вообще тебя впустил. С рюкзаком и капюшоном».

Реймер аккуратно, стараясь не разбудить Болезнь, перевернулся на живот и подполз к стопкам. «Так, что тут у нас?»

Сверху – зеленая обложка с золотыми буквами. Старое издание Данте. «Божественная комедия». Реймер поднял ее, покрутил в руках. «Зеленый цвет успокаивает». К пальцам липли комки паутины.

«Мой предшественник был религиозным? Надо будет спросить у Лодочника».

Он отложил книгу в сторону и взглянул на следующую.

Ее Реймер узнал почти сразу, не открывая. Синяя обложка. Дешевая желтая бумага и отвратительная печать. Учебник по онкологии. Для вузов. Корешок отрывается. По страницам ползут темные пятна плесени.

«Тоже хлам».

Следующим было старое издание Торы. Черная обложка. «Пятикнижие Моисеево. Том второй».

«А где первый? – включился внутренний голос и тут же добавил: – Возвращение к этническим корням, Сэмми?»

«Было бы неплохо, если бы ты заткнулся», – Реймер впервые повысил собственный голос на голос внутренний. «Сэмми». Ишь чего выдумал. Так его могла называть только госпожа Реймер. И то в детстве.

Стопки слева и справа от него выровнялись по высоте. На этот раз он решил для разнообразия взять газету.

«Ságat». 1980 год.

«Это что, норвежский? Ты не умеешь читать по-норвежски, Сэмми!»

«Зачем какому-то норвежцу сюда приезжать? Ему своих холодов мало?»

Реймер случайно поставил себя на место приехавшего с газетой. В конце концов он сам приехал с газетой. Из города, о котором он даже ничего не успел узнать. Болезнь выгнала его, как кухарка из кухни выгоняет кота. Реймер даже не успел познакомиться.

Когда он планировал свой первый побег из города, он, конечно, делился со всеми своими планами. С коллегами по работе. Соседями у подъезда. Со знакомыми на Черном Рынке. И они все говорили – «кому ты там нужен?» А Реймер улыбался и отвечал: «А здесь кому я нужен? Забегаловке на углу, в которой я каждый день обедаю?» Но потом вспоминал о младшей сестре и съезжал с темы.