Саманта споткнулась о порог, входя в дом, но лакей успел подхватить ее под локоть. Поблагодарив его, Саманта направилась дальше, надеясь, что на ее пути не встретится больше препятствий. Саманта радовалась, что в доме не было никого из гостей. Ей легче было бы сейчас взлететь, подобно птице, чем поддерживать с кем-нибудь непринужденную светскую беседу.

Влюблена? В полковника Грегори? Но это просто невозможно! Это было бы верхом глупости и неосторожности.

Ну, хорошо. Она не будет лгать себе. Ее тянет к этому мужчине. У него потрясающая фигура, он такой остроумный, с ним так приятно разговаривать. И он отлично целуется. Вот и все. Она просто находится во власти своих воспоминаний о его волшебных поцелуях. Вот почему, разговаривая с Уильямом, она все время смотрит на его губы, представляет, как они вновь касаются ее кожи. Вот почему она полночи не могла решить, что же ей надеть сегодня. Она просто находилась во власти его обаяния, и не более того. Эта ставшая почти постоянной ноющая боль в сердце, это безумное желание кружиться в танце прямо на лужайке в лучах солнечного света, эта жажда постоянно видеть его и днем, и вечером, - все это не любовь, вовсе не любовь. Она не могла влюбиться в человека, который стоит в этой жизни настолько выше ее. И вообще… она не могла влюбиться. Ни в одного мужчину. Не такая она дурочка. Вернее, была не такой.

Войдя в пустой зал для музыкальных занятий, Саманта уселась за фортепиано, открыла его и пробежала пальцами по клавишам. Когда она аккомпанирует, чудесные звуки инструмента сливаются в божественной гармонии со звуками голоса Мары. Полковник Грегори будет гордиться своей дочерью после сегодняшнего выступления. У Мары действительно был потрясающий голос.

Саманта нахмурилась. Полковник будет доволен. Но вот сама Мара… Девочка казалась последнее время такой подавленной. Напуганной. Ей страшно было петь при таком скоплении зрителей.

Саманта отлично понимала ее. Когда ее отцу впервые пришла в голову мысль, что малышке пора приносить в дом деньги, ей было четыре года. Через день она уже стояла на углу двух оживленных улиц с перемазанным грязью лицом, чтобы вызывать у людей большую жалость, и пела, собирая подаяние. Она была так напугана, что голос ее дрожал. Пела Саманта плохо, и никто не хотел подавать ей. В ту ночь Саманта легла спать голодной, потому что отец сказал, что не собирается кормить нахлебницу. Саманте довольно быстро удалось преодолеть свой страх, но она так и не смогла его забыть.

Ее отец. Да. Всякий раз, когда ей покажется, что она влюбилась, полезно вспомнить об отце. Он был почти сумасшедшим, этот выходец из Уэльса. Надо почаще вспоминать те дни, когда он, придя домой, валился пьяным на кровать. И те дни, когда он был трезв и со свирепым видом громил все в их крохотной комнатке в поисках денег на выпивку, которые сам не помнил куда засунул. И те дни, когда он, разодетый и надушенный, улыбаясь, осыпал подарками свою жену и дочь. Саманта была еще маленькой и при жизни матери не понимала, почему та все время плачет - ведь ее папа был таким замечательным, таким веселым! Только спустя годы она поняла, что подарки и шикарная одежда появлялись в доме после того, как он находил себе богатую женщину, чтобы ублажать ее. Он был красивым мужчиной, обаятельным, когда ему этого хотелось, и когда Саманта вспомнила, как он окончил свои дни, девушка прикрыла ладонью глаза, прогоняя ужасные воспоминания.

Да. Когда влечение к полковнику Грегори становится слишком сильным, очень полезно вспоминать отца.

Услышав шаги, Саманта быстро опустила руку.

В дверях появилась раскрасневшаяся Мара.

– Простите, мисс Прендрегаст. Я опоздала. Но мы все играли в мяч.

– Вот почему на тебе старая одежда.

– На этом настояла миссис Честер. Ей уже пришлось зашивать карман на моем новом платье. Я наложила туда слишком много камней, вот он и оторвался, - в голосе Мары не слышно было и тени раскаяния.

Полковник Грегори не ошибся в миссис Честер. Она держала детей под контролем, не смущаясь их количеством, и здравый смысл никогда ей не изменял. Саманта поняла, что не стоит больше беспокоиться о своих воспитанницах: они в хороших руках. По крайней мере, до конца праздника.

Саманта снова пробежала пальцами по клавишам.

– Будем репетировать?

Сначала Мара распелась, затем начала мелодично выводить «Барбару Аллен». Голос ее был высоким и чистым, и она пела старую балладу с подкупающей искренностью и воодушевлением. Но вдруг посреди второго куплета Мара остановилась и быстро спросила:

– Вы знаете, куда пропадает по ночам мой отец?

Саманта уронила руки на колени.

Что имеет в виду девочка? Неужели она видела, как Уильям целовал ее в ту злополучную ночь?

– А ты видела, как твой отец уходит куда-то по ночам?

– Да! Папа каждый вечер садится на коня и уезжает!

Саманта вздохнула с облегчением.

– А! Это он гоняется за разбойниками.

– Кое за кем похуже разбойников, - абсолютно спокойно произнесла Мара.

– Кто же может быть хуже разбойников?

– Не знаю, но одного из них он поймал вчера ночью.

Он поймал не разбойника. Он поймал Саманту. Поймал ее в свои сети, в сети любви. Потому что она была безмозглой дурочкой.

– Очень хорошо, - ответила Саманта Маре. - Просто замечательно, что твой папа такой храбрый и охраняет безопасность этого края. Ты должна им гордиться.

Мара только пожала в ответ плечами.

– Да, мисс Прендрегаст.

Но вместо того чтобы продолжить репетицию, девочка смотрела на нее, склонив голову набок и переминаясь с ноги на ногу.

Сомнения снова зашевелились в душе Саманты.

– А как ты узнала обо всем этом?

Мара подняла голову.

– Я пряталась под столом у папы в кабинете и услышала, как он разговаривает с мистером Монро.

– Сегодня утром?

– Да.

Такие моменты были настоящим испытанием для любой гувернантки. Саманта протянула Маре руки.

– Сядь-ка поближе, дорогая.

Когда Мара устроилась поудобнее на скамеечке возле фортепиано, Саманта обняла ее за плечи и откинула прядку волос со лба девочки.

– Разве ты не знаешь, что ты не должна подслушивать?

– Знаю, - кивнула Мара. - Но ведь мне не полагалось быть в кабинете. Так что у меня не было выбора. Папа накричал бы на меня.

Все это звучало вполне логично для Мары, а впрочем, и для Саманты тоже.

– Пожалуй, но больше не надо так прятаться.

– Обещаю.

– И будет лучше всего, если ты никому не станешь рассказывать о делах своего отца. Это может быть для него опасно. - Воображение Саманты быстро нарисовало ей Уильяма, сражающегося с бандитом. Вот разбойник побеждает его, ранит, и полковник Грегори валится в дорожную грязь, а негодяй между тем поднимает второй пистолет…

– Я знаю, - хмуро произнесла Мара. - Я рассказала только вам. Ведь вам я могу рассказать все-все, правда?

Дрожащий голосок девочки заставил Саманту вернуться к действительности. С Марой явно было что-то не так.

– Правда, дорогая. Ты хочешь рассказать мне что-то еще?

– Да нет.

– Хочешь, чтоб я догадалась сама?

– Нет, - вырвавшись из объятий Саманты, Мара вскочила и встала рядом с инструментом. - Я хочу петь.

Саманта знала по опыту, что ребенка невозможно заставить поделиться своими секретами, если он замкнулся в себе.

Когда Мара закончила песню, Саманта попыталась приободрить девочку.

– Сегодня ты поешь перед гостями. И наверняка будешь иметь успех. Обещаю тебе! Твой отец будет гордиться тобой.

Лицо Мары вдруг стало грустным.

– Мисс Прендрегаст.

– Что, моя дорогая?

– Это… - Мара несколько раз тяжело вздохнула.

– Когда ты будешь петь сегодня вечером, ты забудешь обо всех своих страхах и бедах, ты словно перенесешься отсюда в другое место - в чудесную долину.

– Да, мэм, я знаю, так и будет, но… - Мара посмотрела на Саманту глазами, полными отчаяния. - Дело не в этом.

– Тогда в чем же?

– Мисс Прендрегаст, я ведь могу рассказать вам все, правда? - голос девочки дрожал.