И ни намека на то, что же это все-таки было, несчастный случай или самоубийство?

Наибольшие подозрения вызывал канат. Томас задумался. Каким образом канат оказался на теле человека, упавшего в воду вследствие несчастного случая? Или Кристера Берггрена все-таки пытались поднять? Или же, решившись на самоубийство, он сначала хотел повеситься, а потом передумал и все-таки прыгнул в море? Но разве в последнем случае не логично было бы предварительно снять канат? Зачем он ему был нужен? Или же люди просто не озадачиваются подобными вопросами в такие минуты?

С рыболовными сетями все казалось проще. Тело попало и запуталось в них, когда опускалось под воду. А вот канат? С другой стороны, долгий опыт полицейской работы научил Томаса тому, что иногда некоторые вещи приходится оставлять без объяснений. И это ничему не мешает.

Если бы не это, смерть можно было бы смело списать на самоубийство или несчастный случай. Но проклятый канат болтался в мыслях инспектора, как острый камень в ботинке.

В конце концов Томас решил осмотреть квартиру Кристера Бреггрена. Что если там найдется предсмертная записка или еще что-нибудь, что могло бы прояснить ситуацию.

Дом Кристера Берггрена находился на окраине Бандхагена – ближайшего из южных пригородов Стокгольма. Томас припарковал свою «Вольво 945» – которую нещадно эксплуатировал вот уже больше восьми лет – у тротуара и огляделся. Ряды кирпичных желтых домов – пять этажей без лифта. Типичная застройка пятидесятых годов. На улице стояло еще несколько машин. Старичок в кепке с трудом волочился по тротуару, опираясь на ролятор[7].

Томас открыл дверь со стеклянным окошком и вошел в подъезд. На дощечке справа перечислены ответственные квартиросъемщики. Кристер Берггрен жил двумя пролетами выше. Томас быстро пошел по лестнице. На каждом этаже было по три двери светло-коричневого дерева, оцарапанного и выцветшего от времени. Крашеные стены неопределенного серо-бежевого оттенка дополняли картину.

Под табличкой «К. Берггрен» обнаружилась написанная чернилами записка – «Никакой рекламы». Тем не менее кто-то попытался просунуть в почтовую щель целый ворох рекламных газет и буклетов. Когда слесарь, явившийся на несколько минут раньше Томаса, открыл квартиру, в лицо ударил затхлый запах – смесь протухшей пищи и спертого воздуха.

Томас начал с кухни. На посудном столике стояло несколько пустых винных бутылок и пакет с высохшим хлебом. В мойке громоздилась пирамида грязных тарелок. Открыв старый холодильник, Томас почувствовал горьковатый запах молочной плесени и увидел вскрытый пакет молока. Ветчина и похожий на зеленую коросту кусок сыра лежали рядом. Очевидно, сюда не заглядывали уже несколько месяцев.

В гостиной обошлось без сюрпризов. Черный кожаный диван, унылые обои с изображением водорослей, полинялые и старые. Круги от стаканов и бутылок на стеклянном столике свидетельствовали не столько о пристрастии хозяина к алкоголю, сколько о пренебрежительном отношении к мебели. На окнах горшки с увядшими цветами – и ни малейшего намека на присутствие женщины. Похоже, Кристер Берггрен прожил здесь один много лет.

Полки в книжном шкафу заставлены видеокассетами вперемежку с DVD. Томас отметил большое количество фильмов с Клинтом Иствудом. Книг немного, в основном, – судя по потертым кожаным переплетам с золотыми буквами, – доставшиеся хозяину в наследство. На стене афиша – гоночные машины «Формулы 1» на старте. На столе кучка каталогов, журнал «Автоспорт» и программа телевидения. Там же рекламная брошюра судоходной компании «Силья Лайн». Томас взял ее в руки. Что если Кристер Берггрен просто выпал с такого вот финского парома? В последнее время они курсируют у западного побережья Сандхамна чуть ли не каждый вечер.

Он прошел в спальню и огляделся. Кровать стоит убранная, под покрывалом, но вокруг разбросаны грязные тряпки. На ночном столике старый номер «Афтонбладет». Томас пригляделся – за двадцать седьмое марта. Что если это был последний день пребывания Кристера Берггрена в этой квартире? Срок годности на пакете молока из холодильника ограничен тем же числом, и молоко давно испортилось.

На бюро черно-белая фотография девушки с прической по моде пятидесятых. На обратной стороне витиеватая надпись от руки – «Сесилия – 57». Симпатичная девушка, но на старый лад. Ярко-алая помада, взгляд больших глаз устремлен вдаль. Вся будто светится, излучает чистоту во всех смыслах. Неужели его мать?

Согласно реестру народонаселения, умерла в начале этого года.

Томас безуспешно высматривал предсмертную записку или что-нибудь другое, что могло бы прояснить смерть Кристера Берггрена. Он вышел в прихожую, пролистал кучу корреспонденции на полу. В основном реклама плюс несколько конвертов, похоже, со счетами. И открытка с надписью «Кос»[8] крупными буквами поверх вида южного побережья.

«Позвони мне на мобильный, нужно поговорить! Обнимаю, Кики», – написано на обратной стороне.

Томас задался вопросом, не та ли это самая Кики Берггрен, кузина Кристера? Единственная живая родственница, на след которой до сих пор удалось напасть? Томас уже пытался до нее дозвониться, на мобильный и стационарный, но попадал только на автоответчик.

Быстрый осмотр ванной не выявил ничего нового.

Унитаз выглядел как и следовало ожидать – желтые пятна высохшей мочи на белом фарфоре.

Томас еще раз прошелся по квартире, сам толком не представляя, что надеется обнаружить. Если не предсмертную записку, то что-нибудь другое, косвенно указывающее на намерение Кристера Берггрена свести счеты с жизнью.

Если, конечно, это не был несчастный случай.

Вторник, вторая неделя

Кики Берггрен вздохнула и набрала код на двери пятиэтажки в Бандхагене.

Наконец она дома. Кики так соскучилась по своей постели и всему остальному. «Я дома!» – от одной этой фразы мышцы лица расслаблялись и теплело внутри.

Когда бывшая одноклассница Агнета пригласила Кики поработать официанткой на греческом острове, это звучало как обещание рая. Вот так отдохнуть в Греции, не потратив на это ни гроша! Жилье и еда – все оплачено. Плюс зарплата, небольшая, конечно, но не стоит забывать о чаевых. Так ей это расписывали, по крайней мере. И главное – солнце вместо мокрого снега и грязи.

Все это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

Действительность быстро опустила Кики Берггрен с небес на землю. Трех месяцев с пьяными посетителями, в основном шведами, которые заказывали слишком много узо[9] и экономили на закуске, оказалось достаточно, чтобы греческий рай встал поперек горла. Теперь Кики хотела одного – вернуться к нормальной жизни, когда она, одинокая девушка, работала крупье в ведущей сети шведских казино. Никогда не думала, что будет вспоминать с ностальгией, как в гудящем словно пчелиный улей зале раздавала карты для блэкджека.

Кики отперла входную дверь и втащила сумки.

Воздух в квартире показался ей затхлым, как бывает, когда возвращаешься домой после долгого отсутствия. Оставив сумки в прихожей, Кики прошла на кухню. Опустилась за стол, закурила. Достала бутылку узо, которую прикупила на память о ресторане, налила себе бокал. Сумки могут подождать до утра. «Он не так плох, этот узо, – подумала Кики, пригубив из бокала. – Если со льдом». Где-то мелькнула мысль, не проверить ли электронную почту. Но потом Кики решила, что и это не к спеху. На Косе она заглядывала в интернет-кафе, но только от случая к случаю.

Кики достала мобильник и зашла в голосовые сообщения. Она надеялась, что там ничего нет. Большинство приятелей знали, что она в Греции. Кроме того, неделю назад ее телефон разбился вдребезги, и некоторое время Кики оставалась недоступной по мобильной связи.