Женщина средних лет – слишком узкие джинсы и слишком длинные волосы, цвет которых, помимо прочего, позволяет скрыть седину. Дама, которая хочет выглядеть на тридцать пять и которой на самом деле почти на пятнадцать лет больше.

В казино она старше всех и многим крупье годится в матери. Между тем большинство юных коллег рассматривают эту работу как временную, самое большее на несколько лет. Эти пьяные старички-транжиры не стоят того, чтобы тратить на них жизнь.

«Дом миссии» стоял рядом с желтым зданием школы. Дорога заняла меньше пяти минут, как и говорила девушка из киоска.

Менеджер долго уверяла Кики, как той повезло. Бронь сняли буквально только что – и вот один из пяти номеров оказался свободен. Кики взяла ключ и поднялась на второй этаж. Интерьер в старинном стиле, кружевные гардины – комната выглядела вполне уютной. Кики распаковала те немногие вещи, которые взяла с собой, и прилегла на кровать, пытаясь собраться с мыслями. Снова и снова прокручивала в голове предстоящий разговор. Она решилась на этот шаг, но все равно не чувствовала в себе уверенности.

Когда пришло время идти, отыскала менеджера, чтобы спросить у нее дорогу. Но та толком ничего не знала, потому что сама недавно переехала на Сандхамн. Кики это не слишком испугало, она почти не сомневалась, что разберется сама. Остров не настолько велик, чтобы можно было заблудиться.

В действительности все оказалось несколько сложнее, чем она рассчитывала. Но в конце концов девочка возле пекарни объяснила, куда нужно идти. Было уже три часа.

Кики постучалась в дверь. Открыли далеко не сразу, после того, как она уже собралась уходить. Кики представилась, и ее впустили. Ее визит стал полной неожиданностью. И она, конечно, не была здесь желанной гостьей.

После того как Кики объяснила, зачем явилась, в комнате стало тихо. Холодные серые глаза, смотревшие на Кики, не выдавали никакой определенной реакции. Только молчание, в которое погрузилась комната, словно накрытая чугунной крышкой. И которое становилось все более неприятным и удушающим.

Кики сглотнула пару раз и облизнула губы. На какое-то мгновенье ей подумалось, не слишком ли она далеко зашла. В незнакомой обстановке ей стало не по себе. Интерьер был совсем не в ее вкусе, Кики как будто оказалась в параллельном мире.

В этот момент она произнесла главную фразу:

– Кристер мертв, я хочу свою долю.

Кики смотрела перед собой, стараясь не выдавать нервозности. Сжала в кулак руку, так что ногти впились в кожу. Моргнула от боли, но виду не подала.

– Нам совсем не обязательно быть врагами, – ответил холодный голос. – Позвольте чем-нибудь вас угостить, и мы продолжим эту тему.

Кики Берггрен замерла на месте. Судя по звуку, доносившемуся с кухни, там открывали шкаф. Потом зазвенел фарфор.

Она обвела взглядом комнату, примыкавшую к просторной столовой с огромным обеденным столом в центре. Вокруг стола она насчитала двенадцать стульев, вдоль стен стояло еще четыре. Вид на море открывался фантастический. Казалось, стоит только протянуть руку, и она коснется воды.

Очнувшись, Кики снова встретила взгляд настороженных серых глаз.

– Хотите чаю?

Кики увидела перед собой наполненную до краев чашку.

– Вы хорошо подумали? – спокойно спросил голос. – Советую вам подумать еще, пока не поздно.

В ванной Томас разглядывал себя в зеркале – жалкий тип. Непохоже, что он собирается насладиться приятным вечером в компании семейства Линде. Он прибыл на Харё около шести часов. Час спустя его ждали на Сандхамне, а нужно еще побриться и принять душ.

Дом Томаса на Харё стоял неподалеку от моря. Родители купили его в пятидесятые годы, задолго до того, как летние дома в шхерах вошли в моду. И несколько лет назад выделили обоим сыновьям по участку.

На половине Томаса стоял старый сарай. Порядком потрепанный, но удачно расположенный почти у самой воды, с живописной развесистой березой неподалеку.

Такой домик идеально подошел бы семейству с детьми.

После ремонтных работ сарай превратился в симпатичный дом с большими окнами и открытой планировкой. На мансарде оборудовали спальню. Узкая дорожка от входной двери спускалась к причальному мостику, возле которого поставили садовую мебель, чтобы можно было посидеть вечером. Дом полностью поглощал все свободное время и деньги. Зато и получилось все так, как они хотели.

А потом семья распалась. Они не успели прожить здесь вместе и одно лето. Поскольку летний дом Томас унаследовал от родителей, дележ имущества не вызвал больших проблем. Пернилла получила квартиру в городе, а Томас участок на Харё. Это было так логично, естественно и справедливо.

И в то же время так невыносимо.

После развода Томас взял «двушку» в Густавсберге. Это казалось удобным, дорога до полицейского участка занимала всего двадцать минут. Но в Густавсберге он не чувствовал себя дома. Только здесь, на Харё.

Томас достал из шкафчика в ванной бритву и мыло и налил теплой воды. Положа руку на сердце, он не испытывал ни малейшего желания садиться в лодку и отправляться на Сандханм. Но Нора пригласила его несколько недель назад, и Томас не хотел огорчать ее отказом, тем более почти накануне ужина.

– Давай же, Томас, – говорила Нора. – Тебе не повредит немного развеяться на свежем воздухе. Нельзя же все время работать или торчать на Харё. Иногда нужно и с людьми пообщаться.

И она, конечно, была права, но боже, как тяжело ему это давалось…

Томас опустился за туалетный столик с бритвой в руке. Иногда самое трудное – сделать первый шаг.

Последние пятнадцать месяцев его жизни выдались такими, что Томас не пожелал бы подобного и заклятому врагу. Ночами он видел Эмили и мучился от собственного бессилия. А днем не решался идти на работу, потому что боялся показать коллегам свою слабость. Их с Перниллой брак распадался на глазах, и Томас ничего не мог с этим поделать.

После развода он еще долго избегал общества. Не то чтобы теперь ему были нужны другие люди, просто потребность в одиночестве всегда оказывалась сильнее.

Почти все дневное время он посвящал работе. Томас потерял счет вечерам, которые допоздна просиживал в полицейском участке. Но темные пустые коридоры действовали на него успокаивающе.

Одиночество исцеляло, хотя, если бы не коллеги, он вряд ли пережил бы это. Подъем с кровати каждое утро оборачивался мучительной борьбой с самим собой. Тем не менее Томас брал на себя все больше. Вызывался делать все, что только было можно. А потом часами сидел над протоколами и рапортами, как будто взял на себя обязательство так или иначе отметиться в каждом расследовании.

И боль стала отступать. Ее место занимала усталость, одолевавшая Томаса все больше. Он не знал, что с этим делать. Весь день был чем-нибудь занят, а вечером падал на кровать без сил.

Последние полгода он спал больше, чем всю предыдущую жизнь. Каждый вечер только о том и мечтал, чтобы лечь и забыться. И словно никак не мог насытиться этим бессознательным состоянием.

Только в апреле, когда вернулось солнце, Томас постепенно стал оживать. Долгими майскими ночами он отдыхал, наполняясь силами. День за днем, ночь за ночью – и дышать, к его собственному удивлению, стало легче. Но расстояние между ответственным полицейским, стремившимся несмотря ни на что выполнить свой долг, и просто Томасом Андреассоном, который всего-то хотел, чтобы его оставили в покое, не стало меньше.

Сейчас он сидел в ванной и пытался собраться с силами. До начала ужина оставалось совсем немного. Томас поднялся и взял флакон с жидким мылом. Сдержанно улыбнувшись своему отражению, провел бритвой по щеке.

Кики Берггрен оглядела гавань, на которую уже опускались сумерки.

Во рту все еще ощущался неприятно-терпкий привкус чая. Выходит, она не потянула даже на кофе, только на это мутное пойло.

Кики хотела было отдохнуть в номере, но была слишком возбуждена, поэтому уже через час встала. Надела куртку и спустилась в гавань. Ей нужно было что-нибудь выпить, желательно покрепче. Немного еды тоже совсем не помешало бы. Кики прошмыгнула по лестнице, стараясь не попадаться на глаза разговорчивому менеджеру. Ей было о чем поразмыслить наедине с собой.