Нана однажды сказала Малику: когда мысли твои летят слишком быстро, болезненно быстро, представь себе лучшее, самое любимое твое место на белом свете, и станет лучше. Постепенно полегчает. Он набрал воздуха в легкие и стал думать о самом высоком раскидистом лимонном дереве в родительском саду. Об особом цитрусовом аромате, который витает в воздухе перед сбором урожая. Шершавая кора зашуршала под его ладонями – юноша лез по стволу все выше, ветвь за ветвью, и наконец добрался до такого места, где чудища его не достанут…

Лейла робко протянула к нему руку, но тут же отдернула. Малик еще несколько раз глубоко вдохнул, сжал голову руками и не опускал до тех пор, пока мир не вернулся к тем очертаниям и скоростям, какие рассудок может выдержать.

Темный народец снова стал безобидным порождением преданий и кошмаров, переведенным лишь его собственным изнуренным воображением в форму галлюцинаций. Этого народца не существует. А окружающий мир – существует.

И действительно – стоило Малику поднять глаза, как жуткие фантомы испарились.

Еще несколько минут брат и сестры хранили молчание, потом Лейла снова заговорила:

– Водители караванов часто дают место в повозках тем, кто вызвался работать в пути. Мы договоримся, чтобы взяли нас троих. Не лучший выход, но другого, кажется, нет.

Малик кивнул – в горле стоял ком, говорить не получалось. Все вышло как всегда: глупенький маленький братец все испортил, но мудрая старшая сестра поправила дело. Если они вправду спасутся таким образом, он никогда-никогда больше не пойдет против ее совета и приказа. Не ослушается. Если Малик не высовывается и помалкивает, это всегда к лучшему для всех.

Губы Лейлы сложились в жесткую тонкую линию.

– Ладно, пошли отсюда, пока совсем не стемнело. Надя, за мной… Надя!

Оба они с Маликом разом посмотрели вниз.

Надя пропала.

– Абраа! Абраа! – Раскаты джембе звучали мерно, как биение сердца. – Придите и внемлите – начинаю рассказ!

Кровь заледенела в жилах Малика. Взгляд его лихорадочно заметался по людским фигурам в поисках такого родного круглого личика, взмаха кудрей на ветру. Прежняя паника возродилась в сердце с тысячекратной силой. За потерю бумаг он готов возненавидеть себя до конца дней, но если что-то случится с Надей…

Но тут знакомая головка мелькнула в толчее собравшихся под баобабом, оборвав поток его мрачных мыслей. Малик и не подозревал, что способен на такую стремительность, с какой растолкал публику локтями и схватил сестренку за локоть.

– Никогда не смей вот так убегать! – выкрикнул он, торопливо осмотрев тщедушное тельце на предмет повреждений.

Надя забилась в его объятиях.

– Но тут же сказительница! – воскликнула она (к этому времени подоспела и Лейла). – Она сказала: если отгадаешь ее загадку, она исполнит твое желание!

Малик со старшей сестрой обменялись грустными взглядами. Надя таким молодцом перенесла долгое путешествие, не ныла, не жаловалось, ни разу не заплакала – и они, кажется, почти забыли, что ей всего шесть лет, а в этом возрасте все верят в волшебство и прочую чепуху.

Лейла присела на корточки и обхватила лицо малышки ладонями.

– Наше желание не исполнит даже сказительница.

Малик увидел, как радость потухла в Надиных глазах, и сердце его словно раскололось надвое. Усилием воли он подавил собственный страх, отчаяние и даже ужас перед скользким темным народцем, обступающим его со всех сторон. Мозг его лихорадочно заработал, заскрежетал в поисках хоть чего-нибудь, хоть какого-то способа спасти безнадежное положение.

– Братья и сестры, близится час явления кометы! – выкрикнула сказительница. – В этот час, когда над прежней эпохой уже расстилается погребальный саван, а заря новой встает над горизонтом, позвольте мне, скромной и смиренной ньени, еще немного вас потешить. Сказом о первом Солнцестое. Началось всё одной ночью, во всем схожей с нынешней. Среди этих самых песков, что простираются вокруг нас, стояла Баия Алахари и мечтала о новом мире, где падут оковы тирании фараонов…

Жажда внимать вновь, с удвоенной силой, охватила Малика, и он не мог противиться желанию сесть у ног ньени и алчно внимать каждому ее слову. Речь шла не о его народе, но Малик с детства знал и мог рассказать наизусть это предание – о том, как Баия Алахари повергла Кеннуанскую империю, – предание, полное чарующей романтики, лихорадочного действия и бешеных поворотов, заставлявших сердца слушателей, в лучших традициях эпоса, сильнее биться.

Однако в таком виде, в таком исполнении, в каком подала ее ньени, повесть о Солнцестое Малик еще не слышал. Сказительница словами вышивала узоры по ней, как по драгоценной ткани, образы заиграли новыми красками. В голосе сказительницы волшебство словно и вправду оживало, становилось реальным, благодатными струями лилось сквозь века прямо на слушателей.

– …и вот Баия воззвала о помощи к Гиене, ибо известно во всех пределах, что Гиена никогда не нарушает данных ею обещаний.

Ньени согнула кисти рук так, что казалось, на концах пальцев появились когти, и распахнула рот на манер оскаленной пасти, подражая лукавой обманщице из мира животных.

– И сказала Гиена Баие: «Если хочешь моего содействия и помощи, отгадай прежде такую загадку: муж с женой в одном доме живут, жена, когда хочет, к мужу заходит, а муж, как ни войдет к жене, ее в комнате нет. Ответь поскорее: кто муж, кто жена?..» Ответьте и вы, братцы и сестрички, а то Гиена и вам не поможет!

Хитрость тут заключалась в том, что всякий раз, рассказывая это предание, повествователи придумывали новую «загадку» от Гиены. Из толпы вразнобой понеслась целая россыпь вариантов, один нелепее другого:

– Мул и лошадь!

– Пестик и ступка!

– Да это же мы с мужем и есть!

Ньени захихикала:

– Что ж, не найдется среди вас никого, кому по зубам такая задачка?

– Да это же Солнце и Луна, – рассеянно пробормотал себе под нос Малик. Хоть юноша сейчас и размышлял больше о том, как бы прокрасться все-таки в Зиран, однако он сызмальства славился умением щелкать загадки, как орешки, и эта показалась ему простой. – Днем Луна бывает видна, а Солнце ночью – никогда…

И не успел он это сказать, как маленькая Надя, вскинув руку, выпалила:

– Солнце и Луна!

Брат зажал ей рот ладонью, но ньени уже провозгласила:

– Точно!

Все мышцы в теле Малика напряглись. Но сказительница спокойно продолжила свой рассказ, и он, выдохнув, расслабился, хотя сердце его все еще билось часто.

– Жульничаешь, малявка, украла мой ответ!

Надя в ответ показала ему язык. Юноша покачал головой и украдкой взглянул на Лейлу. Та устало улыбнулась:

– Все будет хорошо. Где наша не пропадала.

Впервые за долгое время Малик ей поверил и согласился:

– Нигде не пропадала. Это верно.

– …и на этом, братцы и сестрички мои, завершается повесть о Первом Солнцестое.

Вечерний воздух огласился одобрительными криками и аплодисментами. Расстроенный, что сказ так скоро кончился, Малик поднялся на ноги, отряхивая песок со своих и Надиных одежд. Лейла тоже встала и потянулась. Однако не успели брат с сестрами направиться к небольшому скоплению караванных повозок, покидавших Зиран, как их окликнула ньени:

– Эй, постойте! Прежде чем всем нам разойтись, посмотрим на молодую особу, которой далась загадка Гиены. Подойди сюда, дитя мое.

Глаза Нади засверкали ярче звезд. Ловко вывернувшись из-под руки Малика, девочка сломя голову бросилась к баобабу, где сказительница поджидала ее с широкой улыбкой. Бусы, вплетенные в косы старухи, цокнули и зазвенели, когда она наклонилась пониже, чтобы лицо ее оказалось на одном уровне с Надиным.

– За то, что ты так помогла мне рассказать повесть, я исполню любое твое желание – проси чего хочешь.

– Любое-любое? – уточнила Надя, разинув рот.

– Нет-нет, спасибо… То есть… Сердечно вас благодарю, нам ничего не нужно, у нас все в порядке, – вмешалась Лейла, проворно подбежав к Наде.