- Не самое лучшее место для уединения, - сказал адъютант после паузы. – Снаряду все равно, что ты здесь делаешь: ведешь наблюдение или размышляешь о бытии, - он пригласил его поесть, и Ритемус вспомнил, что он не ел и не пил почти сутки. При одной только мысли пробился аппетит, и он жадно поглощал варево из трофейного котла, имеющее довольно низкие вкусовые качества.

К ночи послышался механический шум. Все бросились на позиции, - причиной оказались несколько грузовиков, набитых солдатами-«возрожденцами», в королевской униформе и с такими же нашивками и повязками. Они остановились у подножия и крикнули, спрятавшись в подлеске. Варланур их успокоил, вывесил флаг «освободителей» над воротами и те вошли внутрь, доложив, что минатанцы отступают повсюду, а передовые части будут у форта уже к утру.

Тогда Ритемус, терзаемый внутренними предчувствиями и своими подчиненными, решившими, что делать здесь нечего и следует возвращаться к лагерю, распрощался с Варлануром, и пешая колонна двинулась в направлении юго-запада. Оба отряда – Ритемуса и ведомый Тумасшатом и пастором – встретились намного раньше, чем было задумано, и радость от встречи еще долго нельзя было усмирить, как не усмирила ее гибель двадцати пяти партизан – несколько раненых умерло этой ночью, остальные могли идти на своих двух. Насилу Ритемусу удалось привести отряд в движение, и так, шумя на всю округу, смеясь от радости встречи и плача по потерям, они шли через лес, пока не вышли туда, где, по его расчетам, должна была начаться нейтральная полоса. Он повелел разбить лагерь, а сам пошел в разведку. Далеко до рокады был слышен топот солдатских сапог, выкрики командиров и бравурные марши.

Ритемус с фалькенарцами подползли поближе, к кустарникам голубики, тянущимся вдоль дороги, и смотрели, как королевские солдаты, числом никак не меньше трех сотен, с развевающимися королевскими штандартами и играющими старые армейские марши, топтали снег и асфальт, маршируя на восток. Лишь только Ритемус приказал отходить, сзади послышался удивленный возглас:

- А вы откуда на нашу голову взялись?

Он повернулся. Перед ним стоял добрый десяток «белых», лицами излучавших одно любопытство и державших ружья наперевес.

- Вы кто такие? – спросил один из них. Ритемуса прошиб пот, и он боялся просто поднять руку, чтобы не быть расстрелянным на месте.

- А вы кто? – спросил он также простодушно.

- Мы… Освободительная армия. А вы партизаны, я так понял? Тоже из наших? – голос не содержал ровно никаких негативных тонов, и после упоминания об освободительной все дружно вздохнули с облегчением. Но Ритемус все равно был настороже - вдруг это ловушка, и их сейчас поймают на наивности, как детей малых? Он вспомнил слова Варланура о зверином облике тех отщепенцев, а эти совсем на них не походили, и на свой страх и риск отогнул левый край ворота шинели, обнажив погоны и гимнастерку.

- А, союзнички, - заулыбался солдат, и спохватился, отдав честь, - Виноват, господин лейтенант. Мы на живца ловим отряд королевских бандитов, прячущихся в лесу, надеемся, что клюнет. Чем мы можем помочь?

***

Партизанский отряд, вернее, его небольшая часть, двигался по дороге к Рателану. За эти несколько дней Ритемус встречался с представителями командования в прифронтовом штабе, рассказывал о «проделанной работе», как он сам это называл, словно он четыре с лишним месяца заготавливал на лесопилке стройматериалы, а не препятствовал прорыву интервентов вглубь родины. Он передал все карты, показал истребленные населенные пункты, пункты, где были расквартированы минатанцы, а где до сих пор остались жить крестьяне. Ему объявили благодарность, и предложили дождаться награждения из Ставки командования республиканской армии Арлакериса, куда уже послали рапорт с соответствующей просьбой. Но пока его интересовал лишь один вопрос – где сейчас его люди, которых он отправил для связи с «большой землей», как называли земли за фронтом сами революционеры. Никто о них ничего не знал, офицер из прифронтового штаба пообещал, что скоро выяснит данный вопрос, но даже через неделю не поступило никаких известий, и «королевскому революционеру» пришлось положиться на слухи простых солдат. Он расспрашивал солдат из идущих на восток колонн, слышали ли они о шестерых партизанах, пришедших «с той стороны», и всегда оказывалось, что многие краем уха действительно слышали о таких, но эти сведения прошли через столько уст, что изменились до неузнаваемости. Одни говорили, что выжили все, другие, что до них добрался только один и умер прямо на руках солдат, третьи – что погибли все, четвертые рассказывали, что партизан арестовали или расстреляли по подозрению в шпионаже в пользу не то минатанцев, не то короля, и так далее. И все те, которых допрашивали, неизменно давали совет – идти прямиком в Рателан, куда сейчас переместился штаб командования фронтом, ведь с таким перечнем подвигов Ритемуса точно туда пустят.

Так он отправился пешком, со своими верными фалькенарцами, Тумасшатом, Ауматом и Равелусом, вновь оставив пастора на хозяйстве – офицеры из командования распорядились передать партизанам уже порядком разграбленный брошенный минатанский лагерь в доброй сотне километров от Рателана, а также минимум необходимого, и Ритемус был искренне благодарен.

Пару раз они подсаживались на грузовики или телеги, везшие разные грузы, но начав путь рано утром, к вечеру проехали едва ли треть пути – так были забиты дороги, и двигались эти конвейера в обе стороны с одинаковой скоростью. Какое-то время они ехали на очередной телеге, пока возница не сказал, что он вынужден их оставить, потому что дальше его дорога лежит в деревню, лежащую в стороне. Ритемус поблагодарил его, и решил было продолжить путь, когда заметил, что небо опять разредилось и уже потемнело. Северан уже разводил костер у обочины, когда прямо перед их носом затормозил автомобиль с откидным верхом.

- Ритемус, вот вы где! – сказала, вылезая из машины, тень. - Я вас повсюду искал, и если бы мне не сказали, что вы отправились в город, я бы вас до самого Лимунара отыскивал!

Силуэт подошел вплотную; Ритемусу потребовалось время, чтобы вспомнить это лицо – это был Альдерус, тот самый, которого спас на болоте после при Гиремасе.

- Здравствуй. Жив и здоров, вижу?

- Да, вашими усилиями, - заулыбался тот. - Я узнал, где ваши люди. Это недалеко отсюда, в госпитале. Крепко же им досталось…

- Тогда что ты здесь стоишь? – рявкнул Ритемус. – Немедленно вези нас туда!

Госпиталь бы недалеко, в пятнадцати километрах, в здании деревенской школы. Ритемус, едва автомобиль остановился, перепрыгнул через борт, и попытался прорваться входу через снующих с носилками и трупами санитаров, но был остановлен охраной – за ним прибежал Альдерус, показал удостоверение и еще какие-то бумаги, и их пропустили, уже без оружия. Здесь тоже были десятки раненых, стонущих, без сознания, мычащих во сне, кричащих от боли, врачи и медсестры, что-то непонятно кричащие, и все звуки сливались в единое давящее гудение пчелиного роя. Они спросили у первой попавшейся медсестры, отдыхавшей, бессильно сев на пол, где находятся шесть партизан, и та вяло махнула куда-то вперед, несвязно пробормотав.

- Где партизаны, которых вам доставили? – спросил он у врачей, говорящих друг с другом у лестницы. Один смерил его взглядом и спросил:

- А вы, собственно, кто такой?

- Я? Его вели… - по привычке начал Ритемус, и тут же поправился, - Минор-лейтенант республиканской армии. Это мои люди, и я приказываю вам провести меня к ним.

- Да неужто?.. – усмехнулся врач, подтвердив, что звание тут мало что значит, и Альдерус вдруг сунул какую-то бумагу ему под нос.

- Ведь их уже допрашивали, кажется? – спросил врач, и тогда Ритемус положил руку на кобуру. Это ускорило мыслительные процессы мастера лечебных дел.