- Минатанцы вас не засекали?

- Нет. Мы переговаривались на другой частоте, нежели остальные королевские части, и немного изменили ключ кодировки сообщений. Вскоре после начала партизанской деятельности лидеры отрядов собрались на конференцию, где тайно от легиониса и нескольких других командиров большая часть решила перейти на сторону мятежников, как единственно адекватную силу, по крайней мере, здесь, на Северо-востоке, которая могла противостоять интервентам. Благодаря радиостанциям мы узнавали о планах обеих сторон, и однажды наткнулись на радиосообщение повстанцев, посланное измененным шифром, ключи мы получили до вторжения. Ах, вы об этом знали? Не думал, что у легиониса так развязывается язык… Вернее, развязывался, - усмехнулся он и промурчал одну из строчек солдатской песни, вглядываясь в окно, задернутое расписной паутиной инея… - «Погиб наш бравый седой командир, в родных полях, усеянных зерном…» Прошу прощения. Так мы установили связь с Союзом возрождения Арлакериса, созданной солдатами и офицерами, усомнившихся в перспективности борьбы за Его Величество. Мы тут же дали присягу, но легионис поначалу ни о чем не догадывался. Мы узнали, что не все из оставшихся при нем людей симпатизируют ему и установили слежку через них. К нашему счастью, его радиопередатчик был частично выведен из строя, а мы забрасывали его липовыми передачами и делали свои дела. У него была куча планов – он то требовал наносить минатанцам больше ущерба, то наоборот, в тщетном и необоснованном ожидании наступления королевских войск, в которое он веровал до потери пульса, то предлагал с боями прорваться через фронт к своим… У него, извините за выражение, голову этими холодами отморозило, и довольно скоро он начал подозревать, что мы строим против него какие-то планы. А у нас они были – уничтожить его, как только он потеряет бдительность, и ликвидировать его приспешников и переподчинить его солдат. Нужного момента все никак не выдавалось, и тут ему подвернулись вы и успешно отвлекали его от наших действий. Сначала он предлагал вас уничтожить, но когда вы выдали идею о форте, мы поняли, что действовать надо быстро – склад этот один на многие десятки километров, и если легионис заполучит его, он немедленно его уничтожит, а такое развитие событий нам не подходило. Слава господу, мы успели добраться сюда вовремя – ваша спешка едва не погубила и нас, и наступление республиканцев.

- Наступление началось? – спросил Ритемус. Нет, никакого удивления не было, он устал и просто констатировал этот факт – этого ему было достаточно, чтобы довлеющий над его душой свинцовый груз исчез. - А насчет спешки – я ведь тоже понял, что легионис в этих краях не один, хотя мне он пытался доказать обратное.

- Я поступил бы так же, - согласился Варланур, - Наступление идет уже почти неделю. По идее, передовые части республиканской армии где-то в двух днях пути, почти в сотне километров отсюда, точнее сказать нельзя – уже вторые сутки погода мешает радиосообщению. А что до того, что произошло сейчас, - мы боялись спугнуть легиониса и хотели провернуть все бескровно для нас, и для вас… Вы ведь точно начали бы стрелять по нам. И запереть вас пришлось для того, чтобы при покушении на Иттерима кто-нибудь из вас не сорвался и не начал палить во все стороны.

Ритемус представил эту бойню и покивал головой. Незачем тратить слова для подтверждения очевидного. А ведь в таком случае, если бы он еще и выжил, он застрелился бы от стыда. А сейчас его переполняло облегчение от чувства выполненного долга, и ему вдруг погрезилось, что он может вот так запросто встать и увести своих людей, пусть им и предстоит еще много дел и трудностей: нужно вернуться к лагерю, по пути уговорить оставшихся четырех монархистов сдаться… на долгосрочную перспективу планов хватало. Но вот что делать сейчас?

- А что дальше? – вдруг вырвалось у него.

- Отдыхайте, ни о чем не беспокойтесь, - мягко сказал адъютант. – Утром можете возвратиться к своим семьям и двинуться навстречу наступающим частям, если не терпится оказаться вне театра боевых действий. Но это совсем небезопасно, и, если желаете – подождите, и к вам придут парламентеры со стороны республиканцев, укажут коридоры отхода, и самое большее через неделю все кончится. Только будьте осторожны, - Ритемус подался вперед, прислушиваясь, - В лесу неподалеку действует один отряд с командиром, верным Иттериму. Они совсем превратились в зверей, и стреляют абсолютно во все, что движется. Они ничего не знают, потому что никаких средств связи у них, и мы о них ничего не знаем, поэтому держитесь осторожнее.

- Много их?

- Взвод. Грабят деревни, вооружены из рук вон плохо, обмундирование давно превратилось в тряпье, словом, вы издалека их узнаете.

- Спасибо за информацию… - вдруг Ритемус резко встал, - а как же вы? Разве вы продержитесь тут два дня?

- Под моим командованием четыреста человек, если вы не заметили. Вооружение у нас превосходное, а если вы отдадите нам несколько минометов, раз они вам уже ни к чему, то мы будем благодарны. Что насчет восстановления позиций, то… вам, возможно, придется помочь нам снова заделать дыры в стенах и разобрать завалы.

- Конечно, я буду рад помочь вам… С вашего позволения, разрешите донести, что я и мои люди остаемся здесь, - он вышел на улицу. – Отряд, слушай мой приказ. Мы остаемся, чтобы поддержать наших союзников. Вашим родным в лагере ничего не угрожает, однако если мы уйдем, возможно, что форт снова перейдет к врагу, и тем самым мы отдалим победу над минатанцами. Я, как и вы, вовсе не хочу оставлять лагерь надолго. Тумасшат, собери десяток людей, отдохните, и к утру отправляйтесь в дорогу, - он кратко пояснил ему задачи и договорился о месте, где оба отряда должны были встретиться, когда уйдут из леса.

Утром Тумасшат со своим племянником и другими ушли в лес. К этому моменту о вчерашнем бою напоминали лишь разбитые стены и частично разрушенные строения. Не было, ни трупов, ни следов крови, запорошенных снегом, ни пожаров, была лишь напряженность, подпитываемая полутысячею душ.

Ритемус сидел в той самой четырехсотлетней каменной башне. Взрывом у нее выдрало кусок в боку, где-то посередине, и сейчас он обозревал все окрестности далеко вокруг. Осматривать, в общем-то, было нечего – во всем поле зрения красовались одни холмистые леса, которые начинались почти под ногами, с маленького обрубка дороги, прячущегося за поворотом, и уходили почти бесконечно вдаль однообразной зеленью, сквозь которую пробивалась ослепительная белизна, над которыми вдалеке расселись горы-великаны, выделяясь своими синими мантиями и белыми шапками, теряющимися в мутном светло-пепельном небе. Утром, когда вставало солнце, сиявшее по-особенному ярко, протягиваясь сквозь горы лучами и вышивая над лесами золотую кайму, хотелось просто смотреть на это великолепие, и не было дела ни до минатанцев, ни до республиканцев, ни до этих «освободителей Арлакериса», про которых ему толком ничего не было известно, а Варналур четырнадцатый час храпел в вагоне связистов – у него, как оказалось, добрых три дня сна в глазу не было. Остальные «освободители», обзаведшиеся красно-зелеными повязками, были сонными и квелыми, и их он решил тоже не трогать. А теперь солнце давно исчезло, он же смотрел на этот пейзаж, и молил все сверхъестественное, какое знал, чтоб хоть что-нибудь разбавило эту скуку.

А она не развеивалась. К нему почти никто не заходил, разве что с редкими отчетами о выполнении приказа о разборе какого-нибудь сооружения, и только ветер, которому тоже было скучно, иногда свистел, обращая внимание на себя, разгонялся и бросал Ритемусу в лицо горсть снега, бесконечного падающего с того самого неба, которое иногда было почти неотличимо от земли.

К вечеру лагерь оживился, отоспавшись и отдохнув, и воздух наполнился бойкими голосами, веселыми разговорами, иногда стихая, чтобы прислушаться к происходящему в мире за стеной, и все возвращалось на свои места. На башню поднялся Варланур, за ним следом прошли проведать командира фалькенарцы и прочие бойцы, которые признались, что Ритемус выглядел не в духе и не хотели попадаться под горячую руку.