Здесь Ритемус впервые разглядел состав мятежного лагеря – здесь были как последняя чернь в лохмотьях – извечная опора всякой революции - так и вполне состоятельные люди в приличных костюмах, державшиеся довольно незаметно. У многих с собой были охотничьи ружья и револьверы, которые пока молчали, но он все более уверялся, что скоро зверь будет спущен с цепей. Внизу, у входа в центральный блок, бегал начальник и, останавливая чуть ли не каждого встречного, что-то громко и неразборчиво кричал прямо в лицо.

- В чем дело? – спросил Ритемус у подошедшего Таремира.

- Кажется, эти собаки кабель где-то оборвали, - гневно ответил тот, и Ритемус вновь покосился на клокочущую толпу. Единственный отныне путь сообщения лежал через нее, и теперь надежда была только на армейские части, которые почему-то молчали – за шумом толпы не слышались гулкие пулеметные очереди, что не смолкали всю ночь. Сам город чадил еще больше, словно весь его центр занялся одним огромным пожаром.

- Нехорошее у меня предчувствие… - сказал Таремир, словно оно было лишь у него одного, и еще сильнее стиснул винтовку до судороги в пальцах.

- Немедленно покиньте прилегающую к тюрьме территорию и расходитесь по домам! – зазвучали вдруг репродукторы подрагивающим голосом начальника. – В противном случае к вам будете применена сила! К тому же в ближайшее время сюда прибудут подразделения армии его Королевского величества, и вы точно поплатитесь за свое упрямство!

Это заявление вызвало еще большее брожение в массе. Откуда-то из толпы раздался сухой выстрел, ударивший в стену, затем еще один, еще и еще, и, наконец, под неспешную мелодию стрельбы вперед бросились десятки людей с лестницами, сорванными с пожарных экипажей.

Из рева вновь возник искаженный голос:

- Приказываю открыть огонь по нарушителям!

Ритемус направил мушку на людей, что держали одну из лестниц, и выстрелил, стараясь целиться в землю возле них, но то ли его рука дрогнула, то ли другая пуля достигла цели, и фигура возле мушки его винтовки упала на колени, а затем уткнулась лицом в землю и замерла. Толпа отхлынула вглубь заброшенного поля, распростертого перед тюрьмой, но скоро пошла на второй приступ, более молниеносный.

- Огонь! – теперь к дюжине лежавших после первого залпа тел прибавилось чуть ли не полсотни. Несколько лестниц утонуло во рву, и теперь пыл мятежников заметно охладился. Однако далеко они уходить не собирались – расположились лагерем на пустыре и теперь разбивали палатки и жгли костры, направляя дым в сторону обороняющихся. Так продолжалось до самого вечера. Дошло до того, что защитники обессиленно садились на холодный камень под бойницами, нарушая всякие уставы. Впрочем, это никого не беспокоило – с вышек по периметру за толпой следили наблюдатели, и время войны давно прошло, чтобы кто-то сильно пекся о дисциплине.

Ритемус сел так, чтобы целиком видеть внутренний двор – ведь серьезная угроза исходила и изнутри. Заключенные могли вполне приступить к действиям, если бы знали, что творится за стенами их камер. Но ни суматохи, ни выстрелов в блоках слышно не было, и ближе к рассвету Ритемус позволил себе отойти и слегка вздремнуть под лестницей, предупредив соседа по позиции.

… К тому моменту, когда он проснулся, гомона толпы не было слышно. Вместо этого царила суматоха внутри лагеря – оборонявшиеся сбегали вниз со стен, чтобы укрыться под прочными постройками тюремных блоков. Позади в воздухе что-то свистело, а затем с грохотом разбивалось о стены, заставляя содрогаться их вместе с землей.

- Как ты можешь спать, здесь уже две минуты пристрелка ведется! Еле тебя нашел! – озлоблено крикнул появившийся из пустоты Таремир.

- Так почему все только сейчас бегут? – еще не проснувшись до конца, спросил Ритемус.

- По радио передали – на сторону мятежников перешел один пехотный полк, и к нашему несчастью, он оказался недалеко от нас!

- Это что же получается, гражданская война? – со страхом воскликнул охранник из соседнего блока.

- Надеюсь, пока нет, - но Таремир, явно и сам не верил своим словам. Собрав людей поблизости, защитники выждали перерыва в обстреле и бросились бежать внутрь ближайшего блока.

Снаряды били по внешним стенам, чтобы пробить дорогу осаждающим, и все чаще перелетали, попадая в блоки, но сооружения еще какое-то время держали натиск. Скоро Ритемус услышал низкое уханье, и невидимые руки, бившие молотами по зданиям, в несколько раз увеличили мощь ударов. Перекрытия начали протяжно стонать, и тюремщики бежали все дальше по коридорам, надеясь уйти от смерти, пока шальной снаряд не ударил прямо над ними, пробив крышу и похоронив людей под тяжелыми бетонными плитами.

…Сверху давило что-то огромное, не давая даже вздохнуть, и тело насквозь пронзала боль от сведенных мышц. Свободной оставалась лишь одна рука, но она была слишком слаба, чтобы приподнять тяжелую дверь, лишь чудом не упавшую всем весом, а сползшую по стене, и едва придавившую бессознательное тело. Он попытался позвать на помощь, однако грудная клетка тоже была стиснута меж жерновами, и наружу вырвался слабый хрип. Снаружи все было относительно тихо, и Ритемус принялся колотить металлическими пуговицами на рукаве об железную обшивку, издавая резкий звон, и это быстро утомило его. Внезапно он почувствовал, как за рукав его что-то дернуло, и смог разглядеть через щель руки и белый костюм.

- Сейчас, подожди, подожди, - шептал, как мантру, голос, и обитая металлом плита немного приподнялась. Ритемус, полоз к краю, и, выбравшись из плена, готов был поблагодарить своего спасителя, как у него отнялся дар речи, когда он понял, кто стоит перед ним. Это был заключенный из его отсека, тот самый, в шляпе и белом костюме, а теперь и с бежевым потертым чемоданом, с которым его сюда привели, и еще одним человеком пожилых лет в рабочей одежде. Они долго смотрели друг на друга, пока Ритемус не выдавил из себя одно-единственное слово.

- Зачем?

- Все мы люди, - скороговоркой выпалил арестант и увлек за собой охранника. Тюремный блок был словно изгрызен гигантскими крысами: в стенах, в полу, в потолках зияли огромные дыры. Все было перевернуто вверх дном, и вместе с ними к выходу устремились десятки заключенных, которые не обращали на его облачение никакого внимания, и ни одного охранника. Ритемус почувствовал, что ему тяжело бежать в кирасе, и сбросил ее с себя на ходу.

- А где вся стража? – спросил он у белого костюма.

- Нет ее. Кто убежал, кто погиб, - безразлично ответил тот. – И китель ты лучше б тоже снял.

От кителя, впрочем, остались одни лохмотья – рукава висели на нескольких нитках, полностью обнажая белую рубашку под ней, полы оторвались, а спина и грудь покрылись таким слоем пыли, что было не удивительно, что на него никто не обратил внимания. Ритемус отбросил ее в сторону, и в мозгу его вспыхнула мысль:

- Спасибо, конечно, но я не могу бежать с вами. Мне нужно найти своих товарищей!

- Вот же упрямец! – схватил его за рукав белый костюм. – Я ведь сказал - они убежали! Через эвакуационный ход под болотом! Только путь ко нему завалило. А те, кто пытался нас остановить, либо убиты, либо заперты в уцелевших камерах и охраняются! Ты не сможешь их освободить, поэтому молись, чтобы они были за пределами тюрьмы!

- Так и быть, - буркнул себе под нос Ритемус. Он мог бы попытаться найти Таремира, но в здешнем хаосе он скорее погибнет сам напрасно, и потому бросился вслед за своими спасителями. Во внутреннем дворе царила еще большая суматоха – здесь соединялись несколько потоков из разных блоков и устремлялись через открытые ворота и бреши во внешних стенах по опущенному мосту на свободу. Техники и лошадей не было, в стороне заключенные толпились вокруг сваленных в кучу винтовок и револьверов, пытаясь выхватить из них оружие для себя, а на брусчатке лежали тела убитых с обоих сторон, а охранники, к тому же, были разорваны на части – людьми или снарядами, было не разобрать. Репродукторы теперь вещали молодым, хорошо поставленным голосом, и обещали свободу и неприкосновенность тем, кто не станет препятствовать освобождению невольников.