Легионис, казалось, был удивлен.

- Нужно перенести время удара на более ранний срок. У меня есть данные, что республиканцы скоро будут здесь, - На самом деле он ничего не знал про наступление, как не знал об этом и Вельяас. Староста все-таки смог каким-то образом раздобыть немного информации о нынешнем состоянии форта, и информация эта касалась только архитектуры сооружения.

- Хм, частые артиллерийские удары не всегда признак наступления, а вашим информаторам – крестьянам могло много прийти в голову лишь для того, чтобы вы заплатили им обещанное.

- Я им ничего не плачу, и они работают, как сказали бы мятежники, «идейно». Они тоже желают мира на своей земле. Так же у меня есть данные насчет форта, скупые, но верные. Минатанцы, видимо, уверовали, что мы в большинстве своем погибли в последнем бою и не представляем никакой опасности, и ослабили охрану, переведя больую часть ее для защиты других объектов. Патрулей стало меньше, а мы накопили силы. Нужно использовать этот момент и начать атаку немедленно.

- Боюсь, мы не совсем готовы к этому, - ответил легионис, - Я не знаю, откуда у вас такие сведения, и не хочу отправлять своих людей на скотобойню.

- Мы ведь оба стремимся к тому, чтобы то, что хранится там, не досталось врагу? – спросил Ритемус. – Чем раньше мы это сделаем, тем быстрее воспользуемся плодами победы! К тому же на нашей стороне внезапность.

Первая фраза подействовала на легиониса, и тот еле заметно приподнял бровь в надежде, что его план удался, и Ритемус наконец-то принял правильное решение.

- Разумеется, однако, мне кажется, мы все еще не готовы… Нужно тщательнее разработать стратегию наступления, а вы, как я слышал, испытываете проблемы административного характера, и нам стоит повременить.

- Эти проблемы я решил, осталась только одна – искоренить вашу нерешимость бороться за Арлакерис! Мне совершенно не понятно, почему вы времените, и если вы отказываетесь от захвата форта, то мы проведем его собственными силами!

Легионис пошатнулся.

- Не стоит быть таким категоричным, и на вашем месте я не стал бы делать такие заявления легионису королевских войск, будучи одетым в этот мундир, - он показал на правый, когда-то капральский, а теперь капитанский, погон на котором красовалась дополнительная нарисованная полоса и несколько звезд, содранных с погон двух убитых пограничников, подчинявшихся Ритемусу. - И когда же вы предлагаете начать? Сегодня?

- Послезавтра, - ядовито ответил Ритемус, чуть наклонив голову и сверля взглядом Иттерима. – Мы ждали очень долго, и нет смысла оттягивать то, что неизбежно грядет. Есть и второе условие…

- Условие? – чуть не засмеялся в лицо легионис, вовремя себя сдержав.

- Да. Вы не исполнили условия договора. Можете забрать себе ящик с «хлопушками». Даже в Фалькенарскую войну солдаты с опытом зачастую не могли ими пользоваться и подрывались, едва установив на ствол, а вы подсунули его ополченцам, лишь раз участвовавшим в серьезном сражении. Под «серьезным вооружением» я имел другое, и вы прекрасно знаете, что.

- Что вы хотите?

- Пять пулеметов, хотя бы по пяти лент к каждому. Еще один ящик с патронами и винтовками и миномет.

- Трофейные пулеметы я вам отдам с десятью лентами на каждый, но не просите у меня минометов! – вспыхнул легионис. – Ваши люди не умеют с ними обращаться, а у нас каждое орудие на счету!

- У меня есть люди, которые умеют обращаться с ними, и мы не хотим снова попасть под огонь ваших солдат, которые якобы лучше моих, в чем я имел несчастье не убедиться, - снова потеряв совесть перед высшим чином, сказал он язвительным тоном.

- Хватит! – рявкнул легионис, едва отзвучали последние слова. Никакого воздействия это не оказало – лейтенант стоял с каменным лицом. – Это была случайность, понимаете? Случайность! И виновный уже понес наказание, поэтому забудьте об этом!

В помещение ворвались два солдата с винтовками наперевес, и после жеста своего командира вышли обратно.

- Так точно, господин легионис, - вполголоса сказал Ритемус, - Это решение принял не только я. Моим людям надоело смотреть и ждать, и…

- Хорошо, - прервал его Иттерим. – Послезавтра мы выходим. Будет вам пулеметы с десятью лентами, как и сказал. Дам два миномета и два ящика мин, на большее и не рассчитывайте.

- Я о большем и не помышлял, - он протянул руку, и монархист, чуть помедлив, пожал ее. Вдруг тот вспомнил, – И последнее…

- Мы ведь уже договорились?

- Я не об этом. Я хочу взять с собой моего связиста – мне понадобится каждый человек.

- Берите, - буркнул тот. – Но учтите – если это предприятие окончится неудачно, козлом отпущения будете вы.

- … Я делал вид, что занимаюсь радиоперехватом, - чуть дрожащим голосом рассказывал связист. – Их радист, обычно всегда смотревший за мной, ушел, а я смог через щель подсмотреть. Сначала солдаты Иттерима кричали им, чтобы те не совались сюда, потому что их здесь не ждут, и никому они здесь не нужны, и чтобы беженцы убирались обратно к вам. Они сначала развернулись и ушли, но затем пришли снова, и стали пробираться через поле ловушек. Они падали в ямы, ломая шеи и спины, взлетали на деревья, и бились об сучья так, что теряли сознание, а кому не везло – тем пробивало головы льдом или свалившимися с верхов сосульками. Некоторые попадали в медвежьи капканы, и им отрубало конечности. Они все шли и шли, пытаясь обойти ловушки и тела, и, если им случалось пройти поле, их отстреливали, как заблудших кабанов, - всех, и целых, и раненых. Ор стоял невыносимый, и не услышать его даже в наушниках я не мог. Потом солдаты собрали трупы и понесли их за деревню, выкопали яму и сбросили туда всех. Их, наверное, никак не меньше полусотни было. Когда этот радист пришел, я молчал, и он ничего не сказал, и мы продолжили работать.

- Сам он видел это? Выходил на поверхность?

- Иттерим? Нет, он все сидел в подвале. Он наверняка это слышал…

- Если кто и выжил, к нам они не возвращались. А это значит… - сглотнул он, и, собрав всю ненависть, сплюнул в снег. - Значит, у нас будут вполне законные основания для его ареста.

Переход занял почти сутки. Налегке и на лыжах туда можно было добраться часов за сорок, груженые же амуницией сотня с четвертью мужчин шли почти четыре десятка километров, испытывая куда большие неудобства, и часто искушая судьбу подбросить очередной сюрприз – то при переходе через реку под лошадью проломился лед, обычно в этом время года достигающий толщины больше метра, то рвались внезапные надежные тросы, тормозя всю группу. Пока они шли через привычную тайгу, где и тропы можно было по пальцам пересчитать, все было спокойно, но чем дальше они отклонялись к западу, тем больше дорог им приходилось переходить, - вернее, зачастую это была одна и та же дорога, петлявшая по неожиданно сменяющемуся рельефу, то уходя на десятки метров вниз, то под крутым углом взмывая вверх. Несколько раз приходилось подолгу прятаться от проезжавших (что характерно – почти всегда в сторону границы) конвоев врага, лишь чудом не заметивших спрятавшихся партизан, из которых многие не имели маскхалатов и попросту закапывались в снег, пока смерть раздумывала, стоит ли начать сейчас или же оставить их на потом. Часто их спасали только холмы – иногда о расплывшейся стене прежде густого леса напоминали лишь редкие карликовые деревца, и отряд было видно с любого возвышения. В стороне от трасс часто встречались целые поля, не покрытые ни единым растением, где от белизны становилось больно глазам; затем снова впереди маячил спасительный темно-зеленый вал шевелящихся под буйным ветром копий, и это придавало сил, ведь там путников ждал недолгий отдых. Большие костры было жечь нельзя, только для разогрева консервов, и партизаны стояли над пламенем и отгоняли дым в разные стороны, чтобы он не ушел вверх и не выдал их. За эти привалы, на которые редко когда отводилось больше десятка минут, приходилось платить сполна – их ждали часы изматывающей ходьбы. Лыжи были у немногих, снегоступы иногда ломались, но в те дни ударил – в последний раз в эту зиму, словно обещая, что он обязательно вернется в следующем году, - жесточайший мороз, и снег затвердел до плотности асфальта. Всю одежду уходящих тщательно проверили, и для пошива использовали шкуры, которые первоначально должны были пойти на палатки – поэтому обмороженных не было, за исключением коня и двух седоков. Животные пострадали не меньше людей – одна лошадь провалилась под лед, и ее тщетно пытались вытащить, но тяжелеющая туша тянула людей за собой и ломала копытами тонкую кору. Стропы уздечки едва успели перерезать, а лошадь пришлось убить ударом штыка в загривок и пустить тонуть на дно. Еще один живой тягач рухнул без сил, пройдя две трети пути. Ритемус не хотел мириться с еще одной потерей, но Тумасшат был непреклонен: лошадь следовало убить. Она была одной из трех захваченных в первом нападении лошадей, и уже тогда не отличалась выносливостью и стройностью тела. Тумасшат сказал какое-то короткое заклинание на местной смеси арлакерийского и минатанского, воткнул между ушами кинжал и приказал разрубить животное, а куски подвесить на дереве, чтобы хищники до них не добрались, и их можно было бы забрать на обратном пути.