- И вы считаете себя арлакерийским офицером? Разве вы не свято верите, как подобает верному подданному нашей державы, в победу нашего достославного короля?

- Верю, разумеется. Но зачастую одной веры бывает мало, - сухо и безразлично произнес Ритемус, с удовольствием наблюдая за реакцией легиониса, которому не удавалось разломать надвое этот упертый чурбан, вцепившийся в своих людей как утопающий – за доску.

- Надеюсь, вы измените свою позицию, Ритемус, - ядовито произнес Иттерим, и, взглянув на часы, сказал, что ему уже пора собираться. Ритемус проводил его и делегацию, к которой присоединились пастор и радист, и, не перекинувшись ни с кем ни словом, вернулся в палатку. К отправляющимся завтра (а он решил сделать это именно завтра, и никого не поставил в известность) он зайдет чуть позже, пусть пока люди легиониса пообвыкнут, познакомятся с теми, с кем им придется делить трудности предстоящей дороги.

Выступали объединенные силы послезавтра, когда через одну из деревень в пятнадцати километрах отсюда должен был проехать в старинный арлакерийский форт конвой минов со стройматериалами и оружием. Сперва нужно зачистить деревню от расквартированных сил врага, а затем быстро расстрелять колонну и реквизировать груз. Насколько-то это должно ухудшить оборону форта, когда желто-черные перейдут в наступление.

А утром отправляли делегацию к повстанцам. Северан все-таки уговорил Ритемуса оставить Неральда, а вместо него поставили Реналура. Провожать вышли всем лагерем, одни – как будто героев, уже принесших благую весть, другие – как уже погибших, с молчаливыми хлопками по спинам и скупыми напутствиями. Особенно всех искренне удивило заявление о том, что идет и Валерус – много было недовольных, что мальчишке придется преодолевать такие трудности, не меньше было считавших, что он только провалит задание, и толку от него не будет. В начале за него заступился Ритемус, затем остальные разведчики, и наконец, сам Валерус, подбежал к одну из солдат и предложил идти вместо него. Тот было набрал в грудь воздуха, чтобы сказать: «Да, я пойду, а тебе нечего погибать зазря!», но наткнулся на взгляд Ритемуса, и молча отступил. Потом Ритемус подозвал Реналура и сунул ему в руки клочок бумаги:

- Валерус остается там и возвращается только в том случае, если погибнете вы все. Если не поверит, отдашь ему это письмо. Это мой почерк, он его узнает. Я скажу остальным, но этим… - кивнул он на солдат легиониса, – ни слова!

- Это и все? Валерус идет просто так, в качестве балласта?

- Валерус знает свое место в этом предприятии, и оно, между прочим, важнее твоего. А твое дело – сделать так, чтобы он добрался, хотя бы и ценой твоей жизни. И не смотри так – я тебе и остальным доверяю, но Валерус лучше знает те бумаги, которые вы отнесете, ведь некоторые из них он заполнял под мою диктовку и заучивал наизусть. И скажу последнее – то же, что и ему, - уничтожьте документы, если нельзя будет их донести.

- Хорошо, - сказал Реналур с огнем понимания в глазах, - А с гостями что делать?

Снова кивок в сторону монархистов.

- Валите их к черту, если хоть шаг в сторону сделают, - горячо прошептал Ритемус на ухо, и сказал то же остальным, и шесть теней ушли юго-восток, прочь от поднимающегося солнца. Если все будет благополучно, ночью они должны добраться до линии фронта.

После проводов засиживаться было некогда, все время до заката прошло в починке одежды, сшивке маскировочных сетей, проверке оружия и прочих приготовлениях. Шутка ли - после такого нападения слава армии Ритемуса разлетится еще дальше, а разъяренные минатанцы еще плотнее приступят к прочесыванию лесов. Как и к допросам гражданских – это будет большим минусом, который может быть сведен к нулю только предстоящим наступлением, а пока на усиление активности партизан минатанцы будут отвечать усилением террора в отношении всего, до чего смогут дотянуться. Лица бойцов были предельно серьезны, хотя все должно пройти как нельзя благополучно – всего лишь уничтожить охрану, зарезать минатанцев в постелях, напасть на конвой и заминировать дорогу.

После заката в лагере остался едва ли десяток вооруженных мужчин, остальные ушли под заходящим солнцем к точке сбора. Полсотни человек растянулись на добрую сотню метров, и Ритемус приказал разбиться на группы, чтобы снизить заметность. Приходилось часто останавливаться – то и дело группы охранения докладывали о шуме, но то всякий раз оказывался лесной зверь или падающая сверху заледеневшая ветка. К месту они добрались после полуночи – там их уже ждали иттеримовцы с минометами для обстрела конвоя. Оттуда отряд заскользил вниз, к освещенным кострами и фонарями улицам деревни. Главным козырем теперь был Аумат, зазывавший сторожей за угол, где их поджидала прорва незваных гостей, и, убравши охрану с периметра, отряды поползли со всех сторон к центру, уничтожая всех, кто был на улице. Затем Ритемус скомандовал начать зачистку домов. Он осторожно приоткрыл дверь, прополз через щель внутрь и услышал старческий голос, говорящий на родном языке:

- Ты, кажется, дверь плохо запер, - сказала женщина.

- И без тебя слышу, старая карга! – прошипел мужчина, надел обувь, заковылял к двери и наткнулся на Ритемуса, тенью выплывшего из стены, и едва не вскрикнул. Тот вовремя заткнул ему рот и прошептал:

- Одевайтесь и уходите. Скоро здесь будут стрелять.

Старик удивленно и радостно выдохнул, сказал своей жене и показал партизана, та откланялась.

- Покажете, где еще ваши соседи остались? – попросил Ритемус. Они вышли на улицу, кишевшую освободителями, перетаскивавшими трупы с улицы в дома, и женщина показала несколько домов.

- Только в вон том минатанцы живут, а кроме тех, что я показала, никого из наших нет – всех или убили, или увезли в Минатан.

- Теперь минатанцы здесь тоже не живут, - ухмыльнулся Ритемус и остановил бойца, несшего мимо труп на плече, - Равелус, вы все зачистили?

- Последние несколько домов осталось на той улице проверить, - ответил он.

- Тогда обойдите вокруг… и видите тот холм, - показал он на склон с редкой растительностью, где едва замечалось движение, - держите путь туда.

- Ритемус, а с этими что делать? – Тумасшат вел загнутых в три погибели трех минатанцев под охраной. У всех троих на плечах были нашивки младшего офицерского состава. – Не пускать же в расход их?

- Вот это хорошо, - потер командир руки, - Найди Аумата, пусть объяснит им ситуацию, что нужно делать, а что может им повредить, и сам можешь поучаствовать в процессе. Где фалькенарцы?

- Последний дом осматривают.

- Без эксцессов идет?

- Ни один не заметил. Мы люди охотничьи, тихо ходить умеем, что и зверь не заметит, - гордо сказал Тумасшат, и от перекрестка раздался крик:

- Минатанцы! Едут!

Люди на улицах застыли – кто с телами, кто с ящиками, кто со снятыми с мертвых шинелями, - пытаясь расслышать шорох колес по снегу, и Ритемус закричал: «Всем в укрытие, живо!», а сам побежал навстречу гонцу.

- В чем дело?

- Конвой, господин лейтенант! Только огни машин увидел, сразу к вам!

- Подожди, может, они еще свернут, хотя и мне самому не сильно верится. Ладно, беги наверх, скажи Энерису, чтобы были готовы открыть огонь.

Боец скрылся, а Ритемус принялся раздавать приказы – несколько трупов положили на крыльце, чтобы было похоже, будто это заснули мертвецки пьяные солдаты, и чтобы прибывших не смутило отсутствие людей на улицах.

Потянулись минуты ожидания. Здесь дорога петляла из-за неровного рельефа, то поднимаясь выше, то скатываясь вниз, и из той точки, где их увидел дозорный, до деревни было примерно две-три минуты езды. И это время тянулось, словно мул по полю, нехотя волочащий за собой борону… Да, ожидание – страшная вещь. В голову уже начала закрадываться мысль о том, что колонна свернула где-то еще раньше, но те лесные тропы вели вглубь леса, не к фронту. Послышалось шуршание колес, песчинки света вдруг заискрились слабым желтым светом. Шуршание нарастал, из него родилось рычание моторов, и Ритемус, да и остальные, пожалуй, молились о том, чтобы они свернули на асфальт, ведущий мимо… но Господь их молитвы не услышал. Машины остановились у шлагбаума, от рева моторов едва не закладывало уши, хотя до них было метров тридцать. Загудел клаксон, оставшийся без ответа, загудел еще раз, заскрипела открывающаяся дверца и недовольный возглас, обращенный к разлегшейся на крыльце охране.