Приказ о привале радостно принял только юнец, рухнувший на снег в наслаждении, остальные не сняли масок настороженности и ждали подвоха.
Ритемус тихо, словно боясь спугнуть тишину, приказал Тумасшату и его людям осмотреть деревню. Они затерялись среди деревьев и заскользили к домам, и через пять минут уже вернулись с неутешительным докладом.
- Минатанцы, похоже, всех вывезли – на дороге следы от тележных колес и валенок. Многих расстреляли и свалили в общую яму. Во дворах ничего не тронули, - как бы невзначай заметил Тумасшат. Ритемус мгновенно понял намек – их партизанскому отряду и недели не исполнилось, еды хватило бы на несколько дней, если все будут умеренны в пище, и никто к ним не прибьется, ведь кипяток из растопленного в кривом пошарпанном котелке Тумасшата снега не мог вечно сдерживать накапливающееся чувство голода. Мысль о мародерстве ему претила и марала его честь и честь… королевской армии, едва не подумал он, мундир которой он не носил уже долгое время и даже перестал соотносить ее и себя как целое и часть.
Скрепя сердце, Ритемус дал согласие.
- Несите все, что может нам потребоваться, но не более того. Боюсь, они уже не вернутся, и лучше мы обратим их вещи против врага, чем наоборот. Не думайте, что это станет нашей обычной практикой – лучше я буду голодать, чем грабить собственных соотечественников.
Он не верил своим словам, и все это чувствовали. Если потребуется, они совершат подобное не раз и не два, чтобы спасти свои жизни ценой других, и велико будет искушение стать обычными мародерами, которые будут противиться любой власти, поэтому о переходе отряда на сторону повстанцев он решил рассказать сегодня вечером.
Тумасшат и его люди уместили найденное на небольших санях. Ритемус немедленно потребовал вывернуть карманы, не украл ли кто драгоценностей или украшений, однако опасения были напрасными – многие из увезенных и убитых были их близкими знакомыми или даже родственниками, и если что-то удавалось находить там, то только мелочи вроде коробка спичек да швейных игл.
В этот вечер они впервые смогли набраться сил за несколько дней, изведя на суп несколько куриных тушек, расстрелянных себе на забаву минатанцами. Юнец, Валерус, уже прихрапывал в сарае, а остальные, рассевшись вокруг костра, над которым высоко был натянут тент, чтобы рассеивать дым, расслабились после сегодняшнего похода и беззаботно говорили на разные темы. Тумасшат со своими людьми то вел речи о политике, в которой, как и ожидалось, он был совершенно слаб, и республика у него мало чем отличалась от анархии, то скорбел по убитым, то мечтал о том, что будет делать, когда война закончится, а фалькенарцы хвастались друг перед другом былыми охотничьими успехами, едва не доходя до баек о борьбе в рукопашную с медведем. Ритемус сидел отдельно, слушая их и обмысливая свою речь, и потом негромко сказал, что теперь их отряд является боевой единицей Арлакерийской Республиканской Армии. Тумасшат и его люди так и застыли с раскрытыми ртами, фалькенарцы лишь посмеивались над ними, ведь, когда те были в деревне, троица бывших врагов Арлакериса делала ставки на то, какой реакцией ответит деревенщина на слова командира.
- Ты ведь сказал, что мы не за них, - наконец изрек Тумасшат.
- Я такого не говорил. Так сказал ты, а я принял тебя в отряд. Такова была необходимость, - и рассказал ему то, что рассказал ему когда-то Люминас, изменяя некоторые детали – о невероятной пестроте повстанческого движения, о том, что сами повстанцы не верят в возможность установления республики в Арлакерисе и об отсутствии единой политической программы, затем стал излагать убеждения многочисленных группировок, от мудрености формулировок которых у крестьян кипел мозг и которые они едва отличали одну от другой, и под конец, пожалев их, сказал, что не стоит торопиться с выводами и все решится только после окончания войны.
- И быть может, вдруг повстанцы принесут вам больше блага, чем король? – потеряв чувство меры, задал вопрос Ритемус.
- Ага, принесли, - скривился один, махнув рукой куда-то за спину.
- Всегда так было… что король, отец наш… и тут вот тебе… республика… - невнятно бормотал и пытался переварить информацию Тумасшат, усердно скребя затылок, словно приводя в движение шестеренки, смазанные давно загустевшей от грязи и пыли смазкой.
- И что же, трактора у нас будут вместо лошадей? – спросил еще один, хитро щуря глаза.
- Если придет правильный человек к власти – будут, не придет – не будут. А наше дело маленькое – сделать все возможное, чтоб этот правильный человек добрался до вершин власти. Насколько это в наших силах, разумеется. А пришел ли он, или нет – об этом мы узнаем не раньше, чем закончится война. А пока будем делать свое дело и не заморачиваться о вещах, которые нам неподвластны.
Вопрошавший пожал плечами, и не найдя нового неудобного вопроса, снова вступил в полемику со своими товарищами. Ритемус вдруг вспомнил о Таремире, и вынес на обсуждение вопрос: оставаться ли здесь или чинить неприятелю вред, продвигаясь на соединение с повстанцами на юго-запад?
Новый неудобный вопрос не заставил себя ждать:
- А разве не легче пойти к городу на сразу юг?
Ритемус предложил помолчать и прислушаться к звукам. Из указанного направления за десятки километров доносились далекие раскаты взрывов.
- Возражения есть? Сколько у нас шансов пересечь невредимыми линию фронта? Конечно, мы поможем нашим товарищам, осажденным в городе. А если минатанцы его займут? Нам тогда никто не поможет, и враг наводнит здесь все еще больше, чем прежде, и в тамошних густых лесах мы будем в большей безопасности.
Воспользовавшись случаем, Ритемус распределил должности. Своим заместителем он оставил Северана, ответственного за пополнение личного состава – Тумасшата, интендантом – Вомеша.
- Валерус! Писать умеешь? – крикнул внутрь сарая Ритемус.
- Так точно, господин наста… лейтенант! – вывалился из дверей сонный юноша, силясь разлепить глаза.
- Будешь секретарем, - постановил Ритемус. Эту должность он отдал лишь для того, чтобы юноша не чувствовал себя обделенным – бумаги, пера и времени писать все равно не было, - и приказал собираться в путь. Воспользовавшись, тем, что Тумасшат был местным, он решил пройтись по наиболее отдаленным от театра боевых действий деревням и привлечь на свою сторону как можно больше людей. К вечеру, обойдя несколько пепелищ, отряд нашел такую деревню, стоявшую у самой реки, двумя-тремя десятками километров выше по течению от того места, где ее вчера пересекал Ритемус. Оставив отряд ждать на холме, он в одиночку спустился вниз, в пустующую с виду деревню. Заснеженные улицы были пусты, только на берегу рядом с перевернутой лодкой виднелись резко вычерченные на белом фоне черные силуэты. Остальная деревня словно вымерла – лишь пара домов исторгала из печей седые клубы дыма.
Его заметили лишь когда он подошел вплотную. Оба пожилых мужчин вдруг подскочили и с перекошенными от страха лицами отпрянули в сторону, за стену дома. Ритемус, не меняя темпа, приблизился к ним, наблюдая, как дрожат руки, которыми они вынимали из ртов трубки.
- Ты кто такой будешь? – с тяжелой одышкой, словно после длинной и изнурительной пробежки, спросил один из них.
- Не видишь, старый? – зло спросил Ритемус. – Здесь были минатанцы?
- Зачем мы им? – удивился тот. – До нас и пешком едва доберешься, и брать у нас нечего.
- Они найдут, что забрать, - пообещал он. – Уходите, пока целы, отсюда, иначе они скоро заявятся, и вас либо расстреляют, либо упекут на рудники.
- Уходить? Нет, друг мой, никуда мы не пойдем. Здесь мы жили и будем жить. А ваша война нас не касается. Хоть поубивайте друг друга всех насмерть, а нас в свои дела не втягивайте. Сам лучше пойди прочь, пока мы подмогу не позвали.