В комнату ворвался бородач с бутылем спирта и кучей разрезанных на лоскуты рубах, и Ритемус в одиночку обработал рану. Люминас огласил весь дом коротким криком простреленной собаки во время дезинфекции, и быстро затих. Бородач предложил позавтракать и отдохнуть верным солдатам его Величества. От первого Ритемуса не отказался, но предупредил, что надолго задерживаться не собирается, чтобы не подвергать опасности рыбаков.

Через несколько часов Люминас почувствовал себя лучше, и к всеобщему удивлению, даже смог ходить, прихрамывая, а Ритемус отблагодарил хозяев и повел отряд дальше.

- Ловко ты его провел, и даже врал немного. А что до твоих способностей, то в нашем войске ты был бы неплохим командиром, - сказал Люминас, когда беглецы оставили деревушку далеко позади. Эти слова вдруг разозлили Ритемуса, и он готов был ударить повстанца, но еле удержался от соблазна.

- И не помышляй, - проворчал он, сдерживая порыв гнева. - Я не буду воевать ни с вами, ни против вас. Как только я доставлю тебя к твоим товарищам, я уйду на восток вместе с остальными беженцами…

Остаток фразы застрял у него в горле огромным комом, и словно сквозь вату пробился еле слышный едкий смешок Люминаса.

Сколько раз он обещал себе, что не возьмет в руки после Фалькенара, а потом – что не будет воевать со своими? Нет – он раз за разом предавал себя, не сопротивляясь течению жизни, и менял решение на диаметрально противоположное… Грош цена такому человеку, если он не верит даже самому себе! Как он только жил с такой ветреностью все эти годы? А может быть, это его судьба, которой он не в силах противиться – вечно воевать? Война меняет людей, и даже год на фалькенарских фронтах изменили его полностью, и он перестал узнавать сам себя…

Совесть терзала его и требовала принять твердое решение, твердое как гранит, чтобы раз и навсегда идти с ним по жизни, а в ушах все стояло звонкое эхо смеха, хотя он давно закончился. Ритемус повернулся и растерянно посмотрел на Люминаса, поддерживаемого Альдерусом:

- Уйдешь ты на восток, и дальше что? – с тяжелой одышкой и пронизывающим сумасшедшим взглядом спросил Люминас. - Бросишь Родину на произвол судьбы? Пусть горит она синим пламенем, лишь бы собственная задница была в тепле? Так? - мятежник все смотрел ему в глаза, немного помолчал и добавил. – Но ты ведь так нельзя. Нельзя вечно убегать. Так пойми же – дальше будет хуже, и спрятаться ты не сможешь, сколько бы ты не пытался. Помяни мое слово – будет время, и тебе придется воевать даже против собственной воли.

Казалось, это говорил не человек, это говорил кто-то свыше через тело, слишком пророческим тоном это было произнесено. Суеверным Ритемус не был, хотя отчего-то ему казалось, что так и будет.

Он вновь горько думал о том, как все ему стали противны - и монархисты, которые цепляются за прошлое и не желают перемен, из-за чего государство медленно гниет, словно пораженное гангреной, и революционеры, которые готовы утопить всех и вся за эти перемены в крови.

- Нам наверх, - сказал Люминас и указал на вдруг выросший в стороне от их пути высокий холм. На него вела извилистая тропинка, и втроем они забрались на верх, усеянный небольшими оврагами, в которых вполне мог разместиться лагерь. Пройдя еще с какое-то расстояние, Ритемус застыл на краю небольшого обрыва. Земля внизу еще хранила следы разбитого здесь лагеря: дыры от палаточных кольев, отпечатки обуви, листва была разворошена, и в центре пятачка голой земли чернели угли.

- Уходили в спешке, - окинул взглядом пространство Люминас. – Значит, «белые» были неподалеку.

Ритемус спрыгнул вниз и уловил еле заметный запах гари от костра.

- Они не стали долго ждать, - усмехнулся трусости революционеров Ритемус. Спасшиеся с поля боя повстанцы едва ли смогли быстро добраться сюда. – Куда они могли уйти?.. – и, подумав, добавил. – Куда идти нам?

- За нами, - уверенно ответил низкий голос сзади. Три человека в охотничьих маскировочных плащах стояли там, где Ритемус прошел с минуту назад. Люминас захромал к говорившему и зашатался, но тот успел подхватить его. После братания тот спросил, сверля взглядом Ритемуса:

- Это все?

- К сожалению. Далеко вы ушли?

- Не очень. За все время только несколько человек вернулось, но я настоял на том, чтобы остаться здесь, если кто-то еще придет. Как видно, не зря.

- Скорее всего, мы последние, - побледнел Люминас. – Весь засадный батальон перебит – они не смогли перебраться через болота, и остались там, на берегу или утонули. Зазря столько людей погубили из-за этого плана. А я ведь с самого начала был против…

- Я тоже, - ответил повстанец. – Кто знал, что они выдадут себя? Ведь там было много опытных ребят, еще на той войне бывших. Но хватит, - похлопал он Люминаса по плечу, - пойдем уже.

Он оставил своих бойцов на месте, а сам повел спасшихся вглубь леса. По голове Ритемуса, плетущегося следом, стукнуло несколько тяжелых капель, и скоро занялся ленивый дождь, словно в раздумьях, начаться ему или подождать другого момента. Командир разведчиков усердно предлагал Люминасу взобраться ему на плечи, но тот отказывался – сначала любезно, затем все злее и злее, и, отталкивая Альдеруса, ковылял какое-то время дальше, пока не обессиливал.

Ритемус шел, погруженный в мысли. Что делать дальше? Уйти просто так не получится – его жизнь в руках революционеров, и теперь она снова зависит от Люминаса. Впрочем, так и должно быть, - он скинет Люминаса его людям, а сам уйдет подальше, пока…

«Не могу… не могу остаться в стороне» – многократно проносилась мысль в его голове. Он не мог найти себе места. Нужно было определяться с планом дальнейших действий сейчас, до прихода к революционерам, пока есть время. Если не лезть в эту бойню - за что он тогда воевал почти семь лет назад? Если лезть – убивать таких, как он? Наверняка многие, кому было восемнадцать-девятнадцать лет перед той войной, сейчас стали основной ударной силой революционной армии… Обагривать руки кровью тех, с кем ты рука об руку воевал…

Ритемус мысленно отмахнулся от вороха набивших оскомину дум. «Черт с ним, выйду отсюда, а там разберусь. В десяти-пятнадцати километрах отсюда пролегает шоссе. Нужно выбраться на него, и обстановка станет яснее».

Ободренный этой мыслью, он вдруг заслышал далекий отзвук людских голосов, скрипа телег и приглушенное конское ржание. Неужели они вышли на окраину леса?

- Мы подходим к шоссе? – спросил он разведчика.

- Нет, - улыбаясь наивности Ритемуса, ответил тот. – Мы почти пришли.

Взобравшись на пригорок, он различил какое-то движение за густой растительность деревьев далеко впереди. На одной линии, сколько хватало взора, мелькало движение, и Ритемус удивился столь огромным размерам лагеря, но, когда путники спустились с холма вниз, стало ясно, что это и не лагерь вовсе, а колонна. Здесь были сотни людей – кто шел по обочине, кто ехал на груженных провиантом, палатками и ящиками телегах, кто с оружием, кто навьюченный тюками, рюкзаками и ящиками с разгрузочными жилетами, и все это - от одного края равнины, откуда все шли и шли люди, до другой, где авангард спускался вниз. Процессия больше походила отсюда на колонну муравьев-рабочих, несущих домой добытую еду.

- Ребята, это же Люминас! – прокричал кто-то с неподдельным восторгом и удивлением. К ним бежали с дюжину бойцов с черно-желтыми нашивками. Ритемус ждал мальчиков-семинаристов с загнанными взглядами, которых вдруг против воли закрутила в свой водоворот война, а увидел крепких парней лет двадцати пяти, явно повидавших многое за эти годы. Они подхватили Люминаса под руки и быстро донесли его до телеги. Возвращение выживших повстанцев вызвало всеобщую радость и сострадание. Бывшего арестанта и оставшихся идти пешком Ритемуса и Альдеруса окружили люди, хлопали по плечу, поздравляли со спасением, а затем делали серьезные лица и спрашивали, как они смогли удрать от королевских псов, и многие ли бойцы погибли. А Ритемус лишь глупо кривился стеснительной улыбкой, прятал глаза и отвечал что-то невпопад, бормотал, что хвоста за ними не было, и погибли очень, очень многие. Через долгое время, поняв, что от него мало чего можно узнать, солдаты переключились на более приветливых Альдеруса и Люминаса, которые говорили то же самое, хотя и раскрашивали речь подробностями.